икакие живые чувства или желания, и как раз потому — а не по каким-то иным причинам — не желала она выйти замуж. Мысль о соединении с мужчиной в телесном соитии наполняла ее отвращением. Зато с удовольствием глядела она на копуляцию животных, часто посещала те подворья, где жеребцы покрывали кобыл, быки же покрывали коров. Тогда тоже она испытывала нечто вроде отвращения, но это уже была такая его разновидность, которая ее интересовала и заставляла наблюдать. Ходили слухи, что как-то раз в соседствующей с ее спальней комнате захватила она служанку, которую имел один из воинов Гаута. Оба виновных уже считали, что их осудят на смерть или, по крайней мере, на жестокую порку — но Гедания лишь усмехнулась своими узкими и бледными губами, уселась на табурете и приказала продолжать то, что делали они в тот момент, когда их обнаружила. После того же удалилась с радостным румянцем на щеках, одарила служанку и сказала, что если та еще когда-нибудь будет иметь соитие с мужчиной, пускай позовет, чтобы княжна вновь могла поглядеть.
Так по правде, Гедания не была даже миловидной, тем более — привлекательной, но ее называли самой прекрасной, поскольку всех поражала ее надменная поза; страх, который пробуждала она в людях, властность и какая-то таинственность глаз. Всем она казалась врожденной повелительницей, а каждая такая особа производила впечатление чрезвычайной красоты. Геданию всегда встречали задумчивой, как бы мечтательной, хотя ее холодный взгляд заставлял забыть о каких-либо мечтах. О чем или о ком думала она, о ком или же о чем мечтала — никто не знал. Потому-то и пробуждала она страх и любопытство, но, скорее, страх, чем любопытство. Когда шла она прогуляться по беркгу моря, люди сходили с ее пути, никто и никогда не осмелился заговорить с ней, спросить о чем-нибудь, самое большее: ей кланялись издалека, причем, очень низко.
Потому-то, когда ворожей заговорил с Геданией, та вздрогнула и резко остановилась.
— Похоже, ты прибыл из дальних стран, раз осмеливаешься встать у меня на пути, — сурово ответила девушка. — Из какого ты прибыл края?
— Не знаю я названий тех краев, где бывал. И плохо вижу, княжна. Зрение я утратил, когда мне позволили заглянуть в Навь.
Гедания вздрогнула. Смерти она боялась, мысль о Крае Мертвых наполняла ее ужасом.
— И как там? — спросила она, преодолевая собственный страх.
— Этого я не могу тебя сказать, ибо так же, как утратил я зрение, могу потерять так же речь и разум.
— И все же, ты знал, что я княжна. Глаз у тебя нет, но меня узнал.
— По твоим шагам. По шелесту песка под твоими ногами. Так как ты, может ступать только повелительница. Впрочем, зрение я утратил не полностью. Некоторые вещи вижу вблизи, но умею еще и глядеть в будущее.
— Не желаю я знать своего будущего. Это легче всего: говорить о чем-то, что случится, ибо это сложно проверить. Я знаю лишь свое будущее. А ты его видишь?
— Да, княжна.
— И чего же ты такого видишь?
— Мне следует поглядеть глубоко или мелко, княжна? Это зависит от того, получу ли я целый денар или только половину денара.
— Ты получишь еду и питье в моем доме.
— Я уже был в твоем граде, княжна, вот только военачальник Гаут приказал натравить на меня собак.
— Не он здесь правит, а мой отец. Меня же он слушает.
— Наверное, все, как ты говоришь, и есть. Вот только люди поговаривают, что твой отец в последнее время сильно постарел, и управляет Гаут, ибо у него в руке меч, а у тебя прялка.
— Не пряду я прялкой, ворожей, — презрительно заметила Гедания. — Гаут мой прислужник.
— И все же не вернусь я в град. Отправлюсь я к югу, к удивительному Пестователю, который вскоре станет править от моря и до гор Карпатос. Так говорит будущее, княжна. Он и ворожеев слушает, и сам чарами занимается.
— Пестователь — это самозванец. Карликовый князек, — заявила девушка.
— Не говори так, княжна. На том месте, где мы сейчас стоим, несколько лет назад убил он трех аскоманов, которые напали на него по приказу твоего отца. Вот как князь Гедан отблагодарил его за то, что отрубил он голову Акуму, тебя же, княжна, спас из бурной Висулы. Пестователь — это великан. После того он уплыл далеко, но в один прекрасный день он вернется и протянет руку к тебе.
— Лжешь, человека, спасшего меня из реки, я хорошо помню. То был юноша с белыми волосами и огромной силой. И звали его Даго.
— А разве не говорили тебе, что имя Пестователя звучит как: Даго Господин и Пестователь, Дающий Волю и Дающий Справедливость? У него белые волосы, и белый жеребец дрожит меж бедер его.
— Лжешь. Потому не получишь и половины денара. Иди прочь, ворожей. Я бы приказала тебя убить, так ведь ворожеев не убивают.
Сказав это, Гедания повернулась в сторону града и ворот крепости. Гордость не позволила ей обернуться, потому не смогла она заметить, что ворожей усмехнулся во весь рот, а после того очень даже живым шагом направился по берегу моря, совершенно не обращая внимания на вынесенные морем раковины и кусочки янтаря.
Вечером княжна Гедания спросила за ужином у своего отца:
— А каково имя того Пестователя, который в последнее время каждую осень продает тебе суда с зерном?
— Даго, — ответил Гаут, который принимал участие в ужине своего господина и его дочери.
— Говорят, — сказала Гедания, — будто бы это тот самый человек, что спас мне жизнь, когда была я маленьким ребенком.
— Не верь этому, Гедания, — заметил ей отец. — Тот юноша уплыл вместе с императором ромеев, Василием, который тогда был всего лишь Великим конюшим.
— Но ведь он мог вернуться.
— Никто не возвращается от ромеев, ведь там такой великолепный двор и столько красот, что они очаровывают любого.
— А почему ты приказал убить того юношу, отче, хотя он отрубил голову властителю Друзо и спас мне жизнь?
— Откуда ты это знаешь? — удивился Гедан.
— Я знаю о многих тайных делах, отче. Я обязана о них знать, поскольку буду владычицей Витляндии.
— Не можешь ты быть, княжна, повелительницей Витляндии. Тебе нужно будет выйти замуж. Владычицей ты будешь рядом с мужем… — сказал на это Гаут.
— Замолкни, — резко прервала его Гедания. — Не нравится мне, когда кто-то мешает мне разговаривать с отцом. И знай, что я буду не только владычицей Витляндии, но всего края, от моря и до гор Карпатос. Ты же, отче, не ответил на мой вопрос…
— Все это было очень давно, Гедания. Тогда имелся при моем дворе ворожей по имени Гвидо. Когда тот самый Даго спас тебе жизнь, месяц неожиданно исчез с неба, и сказал ворожей, что человек этот может возвратиться сюда за тобой, ибо теперь твоя жизнь принадлежит ему. Я боялся потерять тебя и позволил Гвидо убить того юношу. Но случилось так, что когда отплыли суда императора Василия, мы нашли нашего ворожея со вскрытым ножом животом.
— А если правда то, что юноша Даго и есть тот самый Пестователь?
— Это плохо, Гедания. Тому Пестователю, который владеет маленькой и слабой державой, я плачу всего половину, надлежащего тому за товары. Он об этом знает. К счастью, у него слишком мало воинов, чтобы потребовать остаток долга.
— Когда ты говоришь «надлежащее», ты и меня имеешь в виду?
— Если он и есть тем самым Даго, то тогда и тебя, Гедания, — задумчиво произнес князь Гедан.
В этот момент кичливо вмешался Гаут:
— Да о ком вы говорите с такой серьезностью? О каком-то самозванце, которому мы платим половину стоимости его товаров? Да, это правда, что он появился недавно и коварством захватил Крушвиц, Гнездо и Познанию. Но на этом всего победы и заканчиваются. Жена князя Пепельноволосого, Хельгунда, смогла, к счастью сбежать к князю Караку, и теперь она готовится отобрать свой трон. Карак заключил перемирие с Крылатыми Людьми и вскоре отправится походом на державу полян. Этот Пестователь женился на владычице Мазовии, но та родила ему карла, и он прогнал ее от себя. Нет у него потомства, нет денег, нет воинов. Если нам удастся примирить друг с другом повелителей Поморья, на Пестователя ударят еще и с севера. И новая держава распадется, словно орех под ударом кулака.
Когда он сказал все это, открылась дверь в трапезную комнату, и два стражника Гаута внесли кусок льняного полотна. Оно было все красным, с вышитым на нем белыми нитками орлом с распростертыми крыльями.
— Нам приказали принести это, княже, поскольку, как нам сказали, это подарок от какого-то повелителя, — пояснил стражник.
— И кто приказал это сделать? — поднялся из-за стола Гаут.
— Какие-то люди на быстрой весельной лодке пришли в наш порт, вручили эту материю, после чего уплыли вверх против течения.
— Возьмите такие же быстрые лодки, догоните их и схватите, — приказал Гаут. Гедания раздвинула тарелки с едой на столе и разложила на нем красную ткань с белой птицей.
— Что означает этот красный цвет? И что должна означать птица? — спросила она громко.
Ей понуро ответил Гедан:
— Красный цвет — это кровь. А белая птица — это воля. Пестователя называют Дающим Волю.
— Он будет желать захватить Витляндию, — кивнул головой Гаут.
— И меня, — прибавила Гедания.
Но, к изумлению Гедана и Гаута, они не услыхали ни малейшего страха в ее голосе, даже некую нотку триумфа.
Князь долгое время молчал и, наконец, тихо произнес:
— До сих пор мы опасались лишь набега аскоманов и потому-то крепили наш град со стороны моря. Что станет с нами, если враг прибудет из глубины суши? Давайте вернем Пестователю всю надлежащую стоимость за товары из его страны. И с этих пор будем торговать с ним честно.
— Никогда! — крикнул Гаут. — Это его еще сильнее раззадорит, поскольку увидит он нашу слабость. С суши нас защищает Мотлава и болота. Сделаем валы повыше, возведем частокол, выше того, что у нас уже имеется. Наймем воинов из Юмно или же аскоманов.
— Он не град желает добыть, но меня, — заявила Гедания и вышла из комнаты, а Гедан вновь долго молчал. Ибо знал он, что Гедания принадлежала Пестователю, если это он был тем самым юношей по имени Даго, спасшим ей жизнь.