Тот сделал, что приказала ему Зифика. Еще предложил женщине горячего меда. Еще приказал, чтобы для савроматов разожгли отдельный костер, чуть подальше от его шатра, сам же шатер должны были окружить пятнадцать оружных.
— Ты сражался на правом берегу реки, но уже успел переправиться на левый, — закутавшись в меха, сказала Зифика. — Означает ли это, что ты спешишь уйти отсюда с добычей?
— Я взял в неволю около двух сотен эстов, — сообщил ей Повала. — Пестователь захочет поселить их на разграбленной земле Ленчицов.
— Я видела сотни женщин и мужчин, которых взяли в неволю эсты.
— Теперь они люди вольные, и вернутся в свои дома.
— Еще я видала большие стада скотины, табуны лошадей…
— Все это добро Пестователя, госпожа.
— А я? — Зифика хотела сорвать с себя меха, но тут до нее дошло, что на ней ничего нет. — Означает ли это, что нам, Мазовии, ничего не полагается? Эсты полностью уничтожили град Цехана.
— Нужно было получше защищать свой край, — заявил Ольт.
— У тебя еще не выросли длинные усы, как у взрослого мужчины, а ты хочешь поучать меня, Дикую Женщину?
Лицо Зифики распалилось гневом. Ольту она показалась красавицей, когда же подумал он о ее великолепных буйных формах, и когда до него дошло, что Зифика лежит нагая, он почувствовал телесное желание. Да, он боялся Зифику. Но чем сильнее боялся, тем более желал.
Он осмотрелся по шатру. Золотой лук аланов лежал в углу, там же находился и золотой пояс со стилетом.
— Тебя, госпожа, — я тоже возьму, — похотливо пробормотал юный Ольт.
— И умрешь! — выкрикнула в ответ Зифика.
Только парень ничего уже не слышал, если не считать шума собственной крови в ушах. Ольт сорвал с Зифики мех, обнажил ее тело, поглядел на ее смуглые, большие груди и на черный треугольник лона, и повалился на женщину, придавливая тяжестью собственного тела. Та вырывалась, кусала его руки, но, несмотря на юный возраст, он был мужчиной, и сил у него было больше, чем у женщины. Пару раз тяжелой перчаткой Ольт ударил Зифику по лицу, так что та потеряла сознание, после чего он вытащил свой торчащий член и воткнул его ей между ног. Женщина пришла в себя, но уже не защищалась, казалось, что насилие доставляет ей удовольствие. Наконец, он впрыснул в нее свое семя, глубоко вздохнул и оттолкнул от себя ее нагое тело.
Тут он встретил неподвижный взгляд Зифики, холодный и враждебный. Но ольт лишь презрительно сплюнул, пряча свое мужское естество.
— А ведь ты, госпожа, не даешь больше, чем обычная дворовая девка. Удовольствие с тобой не стоит ни неволи, ни смерти.
Зифика вся затряслась, как будто бы парень влепил ей пощечину, ну а Ольт Повала, как и после боя с эстами, вновь почувствовал себя настоящим мужчиной.
— Не злись на меня, госпожа. Когда-то ведь ты сама предлагала, чтобы я испытал с тобой наслаждение.
Зифика молчала. А парень, желая отплатить ей за страх, который в нем пробуждала она раньше, говорил:
— Не гневайся, госпожа, никому я не скажу, что здесь случилось, равно как и о том, что удовольствие с тобой не стоит смерти или неволи. И не пытайся ранить меня ножом. За всякое твое неосторожное движение я прикажу отрезать тебе груди, а ведь, возможно, из моего семени ты родишь дитя, которое тебе нужно будет выкармливать.
Сказав это, Ольт вышел из шатра и приказал проверить, высохла ли одежда Зифики. С ней он уже не разговаривал и даже не пытался приблизиться. До наступления вечера она уехала по левому берегу во главе своего десятка савроматов, направляясь вверх по течению реки в поисках наиболее подходящего места для переправы.
Рассказывают, что в средине месяца, прозываемого Тычень или Сечень, в граде Ленчица появились воины Ольта Повалы, ведя с собой множество освобожденных из неволи жителей этого урожайного края и две сотни эстов. Их расселили в опустошенной наездом местности, но часть взятых в неволю Пестователь отослал в Гнездо и округу, одаряя ними своих лестков. Вроде бы как, туда же отослали трое саней, наполненных золотом, которое Пестователь забрал из сокровищницы Ленчица Белого. Всю же землю он передал Ольту Повале и женил его на самой младшей дочери бывшего князя, чтобы окрестный люд видел в новом хозяине и его детях своих законных повелителей. А из старшей дочери Пестователь сделал собственную наложницу, а уже потом выдал ее замуж за одного из оставшихся при жизни молодых Лебедей, которых он воспитал истинными лестками.
С нетерпением, занимая время пирами, Пестователь ожидал прибытия щитников, которых обещал ему Авданец. Земля Ленчица весьма пострадала от нашествия эстов, не хватало корма для лошадей и еды для многочисленных воинов, так что еду и корм приходилось привозить на санях из самого Спицимира и округи. Разведчики докладывали Пестователю, что Крылатые Люди спешно вооружаются. Карак думает о том, чтобы усилить их своими отрядами. Новая война казалась тяжелым предприятием, без помощи Авданца Пестователь и не хотел ее начинать, так как Крылатые Люди уже самим шумом своих крыльев пугали лошадей и по этой причине выигрывали сражения. Авданец должен был вооружить около трех сотен воинов особенными цепями и шипастыми шарами, а еще — высокими щитами, способными выдержать атаку конницы. Эти люди не боялись шума крыльев, потому-то именно их Пестователь хотел иметь на первой линии боя. Помощь Карака — как ходили слухи — не могла быть большой, поскольку висулянам снова угрожали войска князя Ростислава. Пестователь планировал добыть Серадзу и, разбив войска Крылатых Людей, захватить их край вплоть до граничащего с висулянами града Руда. С левой стороны желал он опереться на реку Пилицу. Но для того, чтобы разгромить войска Крылатых, ему нужна была пехота Авданца с ее страшными цепями и шарами с шипами.
Тем временем, вместо пехоты Авданца Херим прислал сообщение, что на священной горе Шлензе вновь собрались вожди нескольких шлензанских племен и держали совет, а не ударить ли на край полян, который удивительно быстро набрал сил и после уничтожения Калисии держал в своих руках всю торговлю, идущую из Вроцлавии на север. И, вроде как, вместе со шлензанами сговаривался против Пестователя и лестк Чеслав, которому был дан в управление град Честрамь и земли вплоть до реки Барычи, а все потому, что поссорился он с Авданцами за какой-то вроде как уведенный ими тбун лошадей, и вот теперь искал он у шлензан мести для Авданцев. Авданцы же попросили через Херима, чтобы Пестователь разрешил им наказать изменника Чеслава и напасть на его твердыню в Честрами. Пока же, как твердили сами Авданцы, не могут они прибыть с помощью Пестователю, ибо не в состоянии они предвидеть, не договорятся ли шлензане про войну с полянами, ведь тогда их войска нужны будут для обороны границ края.
— Веришь ли ты, господин, в измену Чеслава? — спросил Спицимир у Пестователя. — А если Авданцы лгут, ибо желают захватить себе твердыню Честрамь, а нас подстрекают против Чеслава? Ибо лишь одно кажется мне правдой, что Авданцы желают себе земли до самой Барычи. Чеслав должен тебе слишком многое, чтобы сговариваться со шлензанами против тебе.
И отвечал ему Пестователь:
— Разве не говорил я тебе многократно, Спицимир, что если кто строит на людской благодарности, тот на песке строит. Но ты прав, утверждая, что Авданцы желают в свое владение взять град Честрамь и земли до самой реки Барычи. И наверняка правда и то, что это они напали на край Чеслава и отобрали у него табун лошадей. Наверняка правда и то, что он думает отомстить Авданцам. Но если он ищет помощи не у меня, но у шлензан, повиснет на виселице. Так что пускай дела идут так, как они идут. Когда мы завершим войну, мы тщательно расследуем, как там обстоят дела с Чеславом, а до тех пор я прикажу Хериму, чтобы Авданцы оставили Чеслава в покое. Вот только точным кажется мне, что Авданцы больше думают о землях до самой Барычи, чем о том, чтобы со всеми своими войсками поспешить мне на помощь. Не знают они, что чем сильнее кто-то чего желает, тем меньше у них надежд на то, чтобы получить это нечто от повелителя.
Так решил Пестователь, поскольку был практически уверен в том, что шлензане, которые давно уже распались на малые ополья, никогда не смогут ему угрожать по-настоящему. Зато гораздо более важным показалось Пестователю другое известие. От Палуки прибыл гонец с сообщением, будто бы поморцы коварно ударили на Накло, град спалили и перешли реку Нотець, громя войска Палуки и заперев его в Жнине.
Так что Пестователь скомандовал марш своим силам, сложенным из четырех сотен лестков; для них он приказал взять пятьдесят возов с пропитанием, и выступить решил незамедлительно — но вот куда, об этом не знал никто. Думали, что он пойдет на помощь Палуке, но ко всеобщему изумлению Даго пошел на Голуб, выстроенный еще норманнами. Кратчайший путь на Голуб вел через град Влоцлава на Висуле. Вот только Пестователь поначалу отправился в Плоцк на Мазовии.
Но, прежде чем это сталось, на прощание вызвал он к себе Ольта Повалу, еще раз взял его в свое пестование и позволил, чтобы Ольт вложил свои ладони в его ладони.
— Я оставляю тебе урожайную землю, — сказал Даго Ольту. — У тебя имеется сотня лестков, которым ты дашь вёски и станешь их выделять, ибо они являются устоем державы нашей. Валы града Ленчица подымешь настолько высоко, как только будет возможно, и станешь следить за границей с Крылатыми Людьми. Не думаю, чтобы они отважились ударить на тебя, поскольку сейчас они слабы, а к их повелителю, комесу Серадзы, я выслал послов и дары, заверяя его в своих мирных намерениях, и обещая ему заплатить за их зерно, которое продали они Ящолту в Витляндии. Вооружай своих воинов и умножай их, крепи град Ленчица против Крылатых Людей…
— …И против Мазовии, господин мой, — прибавил Ольт.
Тогда Пестователь поднялся со своего возвышения и поцеловал в лоб стоящего перед ним на коленях Ольта.
— Правильно, сын мой. И против Мазовии, — сказал он.
В Плоцке армию Пестователя обильно накормили. Едой закгрузили сани, лошады получили корм на всю дальнейшую дорогу до града Влоцлава. Зифика — вся в пурпуре, с золотой пек