— Ты же знаешь, господин мой, что я тебя люблю.
— Потому-то твоя голова все так же находится на твоих плечах. Но помни, что сейчас у Зифики уже двое детей. Один ребенок от меня, а второй — от неизвестного отца, которого она приказала убить. Твоя любовь к ней никогда не будет удовлетворена, ибо — о чем ты прекрасно знаешь — тогда тебе пришлось бы отдать жизнь. Она до сих пор остается Дикой Женщиной. Не забывай об этом, Херим. И не забудь мне сообщить, если она попросит тебя отравить моего сына, Лестка.
— Господин мой…
Херим бросился к ногам Даго.
— Уйди, — тихо произнес Пестователь. — Я знаю, что она ни перед чем не отступит, чтобы я сделал Кира наследником своей державы.
Жара сморила Даго, и он вскоре заснул. Но когда проснулся, захотелось ему вспомнить виденный им сон. Но понапрасну он напрягал свою память. Осталось лишь осознание того, что сон был мучительным и очень странным, поскольку снилось ему то, о чем он в тайне ото всех мечтал уже много дней, а конкретно, когда узнал он о том, как с помощью чар Крылатые Люди добывают долголетие. Вот тогда-то, неожиданно, зато с ужасной силой, захотелось ему жить сто лт, а то и больше. Могущественную державу, теперь он это знал, нельзя было построить в один момент. На это требовалось много времени, годы и годы. Да, жить сто, а то и больше лет. Завоевывать все новые и новые земли и строить все новые и новые грады, укреплять собственное могущество и править, править, править… Он не выдал собственных мыслей никому, даже Хериму и Спицимиру, но так на самом деле желал он войны с Крылатыми, чтобы силой или уговорами склонить тех открыть тайну долголетия. А ее не знали даже при дворе ромеев или в Старой Роме, но ведь правдой было то, что властители Крылатых Людей жили больше ста лет. Так разве то, чтобы добыть эту вот тайну, сделать себя долговечным — разве не стоило это любой цены, даже и опасной войны?
Уже наступил вечер. Даго приказал подать себе еду и вызвать Арне, которую Спицимир разместил в богато обустроенной комнате в самой дальней части двора в Гнезде. Женщина тут же прибыла по его зову. На ней было легкое льняное платье, затянутое в талии золотым поясом, если не считать этого, Арне не носила каких-либо украшений, голова ее была неприкрытой. Длинные светлые волосы она заплела в косы; выглядела она как шестнадцатилетка, хотя на самом деле ей было восемнадцать лет.
— Я отправляюсь на войну, Арне, — сообщил Даго, садя женщину за стол. — Хочу с тобой попрощаться и спросить, есть ли у тебя какие-нибудь пожелания.
Арне молчала. Она влюбилась в Даго с первого же взгляда. Полюбила она даже тот отаратительный способ, которым Даго ее брал, когда ее приглашали к нему на ночь, что в последнее время случалось все реже.
— Ты, наверняка, думала, что я возьму тебя в жены и сделаю владычицей, — сказал Даго. — Были такие моменты, когда я этого желал, так как ни с какой женщиной в последнее время мне не было столь хорошо. Но то, что я обязан полюбить еще сильнее, называется властью и искусством управления людьми. Соглашаешься ли ты оставаться только лишь моей наложницей?
— Нет, господин. Наложниц презирают. С того времени, как ты подарил мне наслаждение и выделил из всех других женщин, я не вынесу чьего-либо презрения.
— Если хочешь, я обсыплю тебя золотом и отошлю назад в Юмно.
— Слишком далеко, господин мой. Я желаю иногда видеть тебя.
— Так чего ты желаешь?
— Дай мне немного денег, чтобы я могла купить несколько домов и устроить там лупанары, как это в обычае у франков. Там я дам место красивым невольницам и пристойным девкам. Твои воины должны будут мне платить, если захотят получить с ними наслаждение. Они станут пить у меня вино, пиво и мед, забавляться с женщинами, говорить в пьяном состоянии, о чем умалчивают в трезвом виде. Ты или Спицимир узнаете, о чем они говорят.
— Это невозможно, Арне. Я ведь Страж Нравов. Тебе известно, как сурово Гедания карала за разврат. Я не такой суровый, как Гедания, но тебе следует знать, что свобода нравов — это мать всех свобод, я же намереваюсь держать этот народ железной рукой. Впрочем, мои воины та любят девок, что разнесут твои лупанары своими членами. Кто тебя защитит?
— Я найму воинов для защиты своих дома свиданий, господин мой. А прибылями поделюсь с тобой.
— Нет, это невозможно. Повелитель не может защищать дома утех и получать прибыль с них.
— Но это может делать твой градодержец, староста Кендзержа из Крушвица. Не стану я заводить лупанары в Гнезде, но в Крушвице, господин мой. И в Познании. Потом. Когда ты убедишься, насколько велики прибыли с них и как много, благодаря ним, ты узнаешь о своих подданных, то разрешишь завести дома свиданий и в Гнезде.
— Я дам тебе столько золота, сколько сможешь поднять, но от лупанаров откажись. Зачем они тебе?
— От тебя я заразилась желанием власти. Только не хочу я такой власти, что имеется у тебя, господин мой. Я хочу иной власти. Мир, господин мой, это один громадный лупанар. Кто управляет лупанаром, тот управляет и миром, хотя это иное правление, чем твое. Я прошу у тебя лишь немного золота и чтобы ты выслал Спицимира к Кендзере в Крушвиц с тайными приказами. Пускай окружит меня секретной опекой. Кендзержа будет получать прибыли от домов свиданий в Крушвице, потому никто мне ничего плохого не сделает. Через какое-то время ты убедишься в том, что лупанары приносят больше прибыли, чем война. Воеводы, властители, старосты и купцы станут пользоваться моими девушками. В твоем краю станет меньше насилий.
— Но ведь эти дома свиданий обязаны иметь какие-то права, какое-то название…
— В них будут воспитываться женщины для службы у богатых. А ты получишь самых красивых.
Говоря это, Арне поднялась из-за стола, сбросила с себя льняное платье и голая легла на медвежьей шкуре. Когда же Даго сбросил с себя подштанники и хотел войти в нее, она шепнула:
— Не так, господин, а как тогда… — и легла на живот.
После того Даго хлопнул в ладони и приказал слуге вызвать Херима с куском пергамента и чернилами. Попивая мед из золотого кубка и посмеиваясь, продиктовал он своему Канцлеру:
«Я, Даго Господин и Пестователь позволяю весьма уважаемой и добродетельной госпоже Арне арендовать дом в Крушвице и окружить его стражей. В этом доме должна она заняться воспитанием девушек для службы при дворах, ибо весьма много имеется девиц ничейных, которыми бесстыдно пользуются. Дом добродетельной госпожи Арне должен быть открыт для гостей, ищущих крышу над головой, обеспечивая им хорошие услуги на пользу и во славу державы нашей. Оплаты за свои труды добродетельная Арне определит сама в зависимости от цен товаров на торге».
Херим, все время размышляющий о схваченном гонце от Зифики, не слишком задумывался над содержанием того, что ему приказали писать. Удивился он лишь тогда, когда Даго спросил Арне:
— А не обманешь меня? Дашь мне половину прибыли?
— Да, господин. Клянусь в том своей задницей. И еще клянусь в том, что через какое-то время прибудет к тебе посланец с известиями о том, о чем говорят по пьянке гости, посещающие мой дом в Крушвице.
Только теперь дошло до Херима, какой это он написал акт, и чему должен будет служить тот дом в Крушвице. Он тут же потер свои жирные ладони и сказал:
— Градодержец Кендзержа в Крушвице умеет читать, а это означает, что уважит мое письмо. Дам я тебе несколько боевых людей, которые окружат твой дом защитой. Потом пришлю тебе, госпожа, красивых невольниц и добытых на войне девок, знающих языки разные, чтобы могли они общаться не только с местными, но и с купцами из чужих краев.
— Я должна была отсылать сообщения господину Спицимирк… — заметила Арне, вопросительно глядя на Даго.
Херим поспешил с объяснениями:
— Спицимир, госпожа, это человек суровых принципов, и не похвалит он того, что делаешь ты в Крушвице. За различные сообщения он будет тебе благодарен, но не ожидай от него знаков благодарности. Впрочем, а что мешает тому, чтобы эти известия получал я? А за поставленных тебе мною невольниц ты заплатишь столько, сколько я потребую.
— А ведь жаден ты, господин мой, — возразила Арне, что вызвало новую волну веселья у Даго.
— А и правда, Херим, — воскликнул он под конец этого спора. — Когда перестанешь быть моим канцлером, Арне сделает тебя собственным заместителем.
На это Херим усмехнулся и осмелился пошутить:
— А не подумал ли ты, господин, что служба в борделе может быть более приятной и благодарной чем то, что я делаю у тебя?
— Об этом мне известно, — сделался серьезным Даго и приказал Хериму выдать Арне из сокровищницы четыре кошеля с золотом.
…А в это же самое время совершенно не похожая на Арне женщина по имени Эпония, двадцатипятилетняя правнучка князя Серадза, жрица, в восьмой день месяца Серпня, когда было завершено празднование Луга, в свете факела присматривалась к тому, как три десятка крылатых воинов заваливали камнями узкий проход в громадные пещеры в Белых Холмах. В обширных известняковых гротах, прозванных Грейнне, угасал жар под огромным котлом, в котором люди получали долгую жизнь. На Эпонии было шелковое узорчатое одеяние, настолько обширное, что скрывало ее чрезвычайно обильные формы. Ибо, точно так же как и Мать Земля, ее жрица должна была быть толстой. С детства питаемая излишне, в основном — сладостями, например, орехами с медом, которыми и в этот момент угощалась она с золотой тарелки, кожу имела она шелковистую и розовую, щеки ее были округлыми и без малейшей морщинки. Тело ее тоже не имело морщинок, поскольку всю поверхность кожи раздувал толстый слой жира. Женщину тянули вниз громадные груди, живот у нее был словно у беременной женщины, задница как будто была сложена из двух округлых булыжников, отличавшихся такой же твердостью. Эпония радовалась тому, что празднование завершилось, поскольку до сих пор еще испытывала боль в промежности. Ибо, точно так же, как ее прадед, князь Серадз, был мужем всех женщин Крылатых Людей, так она, его правнучка, жрица Эпония, была женой и любовницей всех мужчин. И вчера имело ее целых восьмеро, ночью и днем, и все они истекали отваром, подогреваемым в священном котле. Теперь вход в гроты был завален камнями вплоть до зимнего солнцестояния. Лоно Эпонии заполняло мужское семя, но ни малейшая его капелька не имела права сделать ее беременной, и не делала, ибо таковой была особенность жрицы. Из года в год она должна была становиться лишь все более толстой, со все более обильными формами и налитым, округлым лицом, с розовой кожей и светлыми волосами. И она должна была принимать семя всех тех мужчин, которые желали жить дольше, чем остальные люди на свете. Сейчас же ее полные алые губы смаковали сладость меда с орехами; слегка побаливал вход в лоно, но она чувствовала себя счастливой, поскольку исполнила священную обязанность. Лишь некое зернышко беспокойства травило ее сердце, поскольку ночью, когда на краткий момент мужчины, купающиеся в священном отваре, давали ей отдохнуть, видела она сон, будто бы четыре великана-всадника рубят мечами крылья воинам ее прадеда, сама же она беспомощна и убегает от них. И не был ли пророческим этот кошмар, который видела она в священную ночь Луга? Не следовало ли предостеречь прадеда, отца и братьев, что приближается война? Потому-то стояла она у входа в грот Грейнне и внимательно следила за тем, как воины заваливают проход. Затем она позволила себя нести четырем мужчинам и улеглась в коляске между двумя лошадями, которые должны были доставить ее в Серадзу на реке Варта.