сли не считать жриц из княжеского рода, не обладал знаниями о наиболее тайных обрядах Крылатых Людей. Но все эти секреты знала жрица Эпония, знала она и то, что способно сделать Пестователя долговечным, как это сделала она со своими братьями, со многими воинами народа Крылатых Людей. Она не опасалась остаться в покинутом близкими граде, поскольку это она приказала отправить ни с чем посланца Пестователя, который просил ее долголетия. Из слов гонца сделала она вывод, что Пестователь охвачен желанием жить много-много лет. Так что не сделает он ей ничего плохого, и не прольется кровь, если она успокоит его желание. Потому-то спокойно следила она за ночным приготовлением войск и прадеда покинуть град. На рассвете, когда две сотни Крылатых и последний воз выехал из главных врат, направляясь к югу, в край висулян, Эпония вышла из врат в своем белом одеянии, нескольким оставшимся воинам она приказала закрыть за собой тяжелые ворота, и, прикрыв ладонью глаза от сияния восходящего солнца, начала она разглядываться по всем сторонам. Разум подсказывал ей, что Пестователь наверняка находится где-то на севере, во главе одной из двух своих армий. Только предчувствие жрицы, обучаемой с детства проведению тайных обрядов, заставляло думать иначе. Пестователь должен был находиться где-то близко, чуть ли не на расстоянии вытянутой руки. Пестователь первым появится перед вратами Серадзи, чтобы встретиться с Эпонией и защитить ее перед какой-либо опасностью со стороны собственных воинов. За валами града сотни женщин и детей, а еще раненных воинов тряслись от страха перед приходом войск Пестователя; она одна не испытывала страха и была уверена в том, что больше не прольется ни единой капли крови. Так будет в течении месяца, прежде чем она сделает Пестователя долголетним. А потом — как о том говорил сон — он погибнет, хотя такое и казалось невозможным, раз должен был он жить долго. Но даже она, жрица, не до конца могла понять смысл всех слов, что мучили ее по ночам. Никогда в ее снах не появились колючие железные шары на цепях, а ведь это как раз они победили Крылатых Людей. Во сне видела она человека, спадающего с белого коня. Но вот наверняка ли оно означало смерть Пестователя?
Эпония вздрогнула, так как ее застал врасплох неожиданный и громкий плеск воды. Женщина глянула в сторону реки и увидала преодолевающих отмель воинов в кольчугах, в шлемах с конскими хвостами, в белых плащах, со щитами, на которых была изображена птица. Вел их мужчина с обнаженной головой, на его волосах блестел золотистый камень. Как раз по белым волосам и по камню Эпония узнала Пестователя, и сердце ее беспокойно забилось.
Воины шли с обнаженными мечами в воде, доходящей им до колен. Эпония обтянула платье на своих громадных грудях, проверила, тщательно ли белый головной убор прикрывает ее русые волосы, прищурила глаза, так мужчины приближались с востока, и восходящее солнце мешало ей глядеть. Да, люди говорили правду о том, что Пестователь — красивый мужчина. Но ведь он не был выше или крупнее многих других, так неужели неправду говорили те, что утверждали, будто бы зачал его великан из племени спалов?
— Чего вы хотите? — спросила Эпония, когда пришельцы были от нее всего в аолутора десятках шагов, а Пестователь вышел из реки на сыпучий сухой песок на речном берегу.
— Прикажи открыть врата града, Эпония, — сказал Пестователь, узнавший жрицу по вышитому золотыми нитями одеянию и по массивной фигуре женщины. — Я — Даго Господин и Пестователь, который побеждал Крылатых Людей.
— Ты просил меня дать тебе долголетие… — начала Эпония, но мужчина ее перебил:
— То было когда-то. Теперь же я желаю всего. Весь край и долголетие.
— Нельзя иметь всего и сразу.
— Почему? Ты излечишь меня от моей болезни, которая называется Жаждой Деяний, и я уже ничего не стану желать.
— Если ты хочешь стать долговечным, в течение одного месяца ты не имеешь права пролить ни единой капли крови моего народа. Поклянись, что не пустишься в погоню за князем Серадзом, что твои воины не станут грабить града, убивать его жителей, насиловать женщин.
Даго презрительно пожал плечами.
— Не привык я давать клятвы. Твой прадед ушел в державу висулян, там он будет наемником Карака. А этот край вплоть до самых Венедийских Гор — мой, собственный край же я грабить не позволю. Ты — тоже моя, и все твои тайны — тоже мои.
Говоря это, Даго направился к Эпонии с вытянутыми руками, а она, испугавшись, отступила к самым вратам града. Наверху, в привратной башне было несколько Крылатых. Если бы кто-нибудь из них сбросил сейчас вниз тяжелый камень, он наверняка бы поразил Пестователя насмерть. Только у этих воинов не было приказа сражаться; по рекомендации Эпонии они должны былиоткрыть град победителям.
— Поклянись, что не прольешь ни единой капли крови… — молящим тоном попросила Эпония.
И в этот самый момент с другого берега реки до присутствующих донесся громкий клич, исходящий из полутора десятков мужских глоток. После этого в воду бросилось почти двадцать конных наемников графа Фулько, они переплыли главное русло и уже выбрались на отмель. У графа Фулько губы тряслись от жалости над собой и от ярости. Разве не клялся он сам себе и другим воинам, что он и его люди первыми встанут у врат Серадзи? Разве, чтобы достичь этой цели, не бросались они в самую гущу боя, не гибли один за другим, не давили копытами своих лошадей Крылатых пока не выбрались на пик удара армии, и вот они уже у Серадзи. Только здесь их уже ждал Пестователь и женщина в белом, а вот ворота града закрыты.
Тут поднял свою десницу Даго Пестователь, приказывая Фулько и его людям остановиться на берегу реки. Так что зарылись в песок копыта их лошадей в нескольких шагах от Пестователя и его пеших лестков. Губы Фулько еще сильнее тряслись от бешенства.
— Князь Серадз ушел сегодня на рассвете, оставив град нам, — заявил Даго. — С этого мгновения этот край принадлежит мне, так что ни капли крови этого народа не может быть пролита.
Фулько заговорил с трудом, так как горло было стиснуто гневом:
— Ты заставил нас голодать. Не давал обещанной оплаты, поскольку говорил, что мы обязаны сражаться под вратами, чтобы, наконец, наполнить наши животы, грабить и убивать. А теперь ты говоришь, что мы не имеем права пролить ни капли крови.
— Именно так я и говорю, — кивнул Даго.
— Тогда умри, величайший из лжецов, — взвизгнул Фулько, вырвал из ножен меч и бросился на Даго. То же самое сделали и почти два десятка наемников из Юмно.
Пестователь прикрылся щитом от атаки Фулько, а затем, присев, раскроил живот коню графа. Под мечами наемников погибло несколько лестков, но ведь воинов Пестователя здесь было больше. Перед воротами града Серадзи раздался громкий звон мечей и стук щитов, жалобное ржание лошадей и смертный хрипы людей. Все это продолжалось какое-то время, пока, в конце концов, Фулько, который упал на землю вместе со своим умирающим конем, сумел отбежать от сражающихся, ухватил какого-то коня без всадника, вскочил в седло и, не обращая внимания на своих, бросился с конем в реку. Пали без жизни все наемники Фулько, погибло и полтора десятка лестков в белых плащах, на берегу реки одни тела лежали на других, как будто бы до сих пор сцепились в сражении. И повсюду видны были лужи людской и животной крови.
А потом Эпония увидала, как Даго Господин и Пестователь, отсекает своим мечом головы раненным воинам Фулько, а какой-то лестк в белом плаще бросает эти головы в воду, а те, большие кровавые шары, медленно вращаются в течении реки, как потом плывут по течению. Закрыла Эпония лицо ладонями, ибо никогда не видела чего-то столь жестокого и пугающего. И не смогла она извлечь из себя голоса, когда тот же Пестователь, тяжело дыша от работы мечом, подошел к ней и положил ей руку на плече.
— Да, я пролил кровь. Но это была кровь не вашего народа, — сказал он. — Прикажи, чтобы врата града открыли.
Эпония замялась.
— Ты не дал присяги, господин, что твои воины не станут, как тот военачальник, что сбежал, грабить и брать в неволю.
Отступил Пестователь на шаг, сунул окровавленный меч в ножны и начал говорить сквозь стиснутые гневом зубы:
— Разве не знаешь, женщина, кто стоит перед тобой? Разве не слышала ты, что меня называют Дающим Волю? Сюда я прибыл не для того, чтобы грабить и убивать, но дать волю народу и сделать его народом полян. Твой прадед, князь Серадз, сбежал отсюда со своими приближенными богатеями не передо мной и моими воинами, но перед гневом утесненного им народа. Именно так это мною названо, а важно лишь то, что было названо. Невольников стану я делать свободными, а вольных — невольниками, поскольку я беру этот народ в свое пестовании.
Сказав это, Даго приблизился к вратам и трижды ударил в них кулаком, приказывая, чтобы их ему открыли. Когда же так произошло, он вступил в град во главе сотни своих лестков и начал управление. Все были изумлены, ибо приказ Пестователя звучал: «пускай все женщины в граде шьют из льняного полотна белые плащи». И когда, наконец, подошли войска Авданца и Ольта Повалы, Даго разослал по всему краю свои отряды, приказывая обратить в невольников давних градодержцев и старост, а вот невольных кметей делал вольными и позволял раздавать среди них белые плащи. Так что за короткое время из давнего народа Крылатых вышло более трех сотен лестков, для которых предводителем и воеводой назначил Пестователь Лебедя Рыжего, поскольку Лебеди когда-то были в родстве с Крылатыми Людьми.
Заламывала руки закрытая в своей комнате жрица Эпония, поскольку поняла она, что, возможно, никогда уже не вернется в свой край ни престарелый князь Серадз, ни ее брат Неклян, ни вообще кто-либо из Крылатых, поскольку объявил Пестователь, что всякий, кто носил крылья, должен стать невольником, а то, кто не носил крыльев, но работал как невольник для Крылатых должен стать лестком, то есть — вольным человеком и господином. Таким образом, вскоре Пестователь мог позволить уйти войскам Авданца и отрядам Ольта Повалы, ибо с тех пор в давнем краю Крылатых Людей управляли и свое правление должны были защищать невольные когда-то кмети. Среди них Даго раздал не только белые плащи, но и всякое добытое в боях или привезенное его воинами оружие. И с тех пор говорили, что князь Серадз сбежал из своего края не перед Пестователем, но от гнева своего народа, что в общем и принялось, поскольку важным бывает лишь то, что было названо и каким образом было названо.