В средине ночи приблизились они к обширным пространствам парящих на морозе трясин. В легком тумане и в сиянии луны увидел Даго островок, к которому вела дорога из бревен и мост над болотами. По обычаю склавинских народов град был возведен среди болот, его окружили валом и двумя рядами частокола, то тут, то там увенчанного конскими черепами. Где-то неподалеку должна была когда-то проходить граница с краем Крылатых Людей, и их любовь к лошадям проникла даже сюда.
Открыли ворота из толстенных досок, все заехали на тесное подворье с сараями для лошадей и жилищами для слуг, со старым деревянным домом-дворищем с покатой крышей, сейчас покрытой снегом. В дом Даго не впустили, указав для ночлега место в конюшне возле пригнанных лошадей. Еще он получил миску похлебки с куском разваренной баранины. Одежда, сшитая конеедами, была теплой, так что здесь, в конюшне, можно было не опасаться мороза и возврата горячки.
Сразу же бросалось в глаза, что приветствовать Клодаву из сарая вышли всего несколько свободных, потому что с длинными волосами, вооруженных кистенями мужчин, и несколько слуг-невольников, в основном, выродков. Даго подумал, что Клодава охотно примет его на оружную службу, раз весь край в огне, и каждому приходилось защищаться от остальных. «Останусь тут до весны, наберусь сил. До весны осталось недолго», — принял решение Даго. Ибо все, что было в нем сознательного, приказывало не спешить с поступками и быть максимально осторожным. Вот что с того, что самым простым казалось, к примеру, украсть в Клодаве коня и поскакать в Гнездо, в Геч или же в Жнин. Разве не учило искусство правления людьми, что одно дело — править от имени сына покойного Пестователя, а другое — отдать власть беззащитному Пестователю и вновь сделаться его слугой? Поступит ли так же и комес Палука? Ибо существует только названное, а Пестователя Зифика назвала умершим. Тот, кто будет иметь выгоду от Зифики, повернется спиной к живому Пестователю и скажет: вот он — Лже-Пестователь. Клодава упоминала, что многие лестки верят в возвращение бессмертного Пестователя. Так что теперь одно именование должно встать против другого именования. Книга Громов и Молний говорила, что в подобных случаях победит то именование, которое будет подкреплено большей силой. А ведь он сейчас был слабым и безоружным.
— Никому не верь, — шептал сам себе Даго.
Утром, раздевшись до пояса, новь попробовал он закалять собственное тело, моясь в ледяной воде. Его окружила кучка девиц, которым любопытно было узнать пленника, приведенного от конеедов. Нравился им этот высокий, плечистый мужчина с красивыми чертами лица и белыми волосами. Хихикая, они заговаривали с ним, но тот делал вид, будто бы не понимает склавинской речи. Наконец вышла из двора Госпожа Клодава и щелчком бича разогнала девиц, словно стайку птичек.
С удовольствием поглядела женщина на обнаженный торс норманна, на трепещущие под кожей мышцы. Со смерти мужа не удовлетворила она свои женские телесные желания, поскольку никто из ее окружения не казался ей того достойным. Но вот норманн был здесь чужим, возможно, он и вправду обладал сокровищами, большими, чем имелось у Клодавы, тем самым он превышал всех. Отозвались погруженные в сон желания, почувствовала она, что имеются у нее лоно, груди, бедра.
— Зайди во двор, — приказывающим тоном сказала она.
Женщина провела его в личную комнату, где на стенах висели мечи с разукрашенными рукоятями, щиты, два шишака, крепкие кольчуги и длинные ножи, называемые «лангсаксы». Обширное ложе было покрыто медвежьей шкурой.
Клодава указала Даго на лавку у стола, хлопнула в ладони и приказала служанке подать завтрак: кружок масла, ячменную лепешку и горшок коровьего молока.
— На вид ты вроде как мужчина сильный, но ужасно исхудавший, — грубовато заявила она, чтобы скрыть перед Даго, что он пробуждает в ней сладость и странное тепло.
— Очень долго я сам блуждал по чащобе, простудился и болел. А потом у конеедов ел только их ужасное конское мясо.
— Я тебя подкормлю, а весной запрягу в плуг, — заявила Клодава.
— Тебе уже не хочется получить мои сокровища?
— Не верю я, будто бы они у тебя есть. Впрочем, мне хватает и своего. Видишь, сколько здесь оружия? В других комнатах еще больше. У меня имеются стада коров и три вёски конеедов.
— Твои сыновья носят лишь кистени, а у конюхов — только пращи и дротики. У тебя много мечей, но все они ржавеют.
— Научишь моих сыновей сражаться на мечах, — приняла решение женщина. — Если сумеешь.
Даго ответил на эти слова тихим презрительным смешком.
— Над чем это ты смеешься?
— Позволь мне выбрать меч, кольчугу, щит и шишак — и я разгоню весь твой двор.
Клодаву позабавила эта похвальба.
— Ты еще слишком слаб…
— Это правда, — согласился Даго. — У меня случаются головокружения. Потому меня и взяли в неволю. Вот если бы, госпожа, у тебя имелись пиявки, и ты приказала растопить для меня баню, дала выпить навара лопуха — я бы быстро выздоровел.
— Так ты из «мудрых», что умеют лечить? — удивилась хозяйка.
— Да, — кивнул головой Даго.
Та подумала какое-то время, потом сказала:
— Получишь все, что тебе нужно. Потом дам тебе девку, и ты останешься мне служить.
Даго отодвинул еду и поднялся из-за стола, встав напротив женщины, выше ее на голову.
— Лекарства приму, но девку дай кому-нибудь другому. Я сам привык находить себе женщин, а когда беру их — то не спрашиваю согласия. Я научу твоих сыновей бою на мечах. Что будет потом, поглядим…
Клодава отступила на шаг, поскольку от этого человека била некая громадная сила. Она не могла ее назвать, но чувствовала на себе, и теперь еще сильнее начала его желать.
— А ведь ты не простой норманнский разбойник, — заявила она.
— Это так, — кивнул Даго на эти слова.
Клодава стряхнула с себя некое странное чувство, охватившее ее на миг по отношению к норманну.
— Я прикажу привязать тебя к столбу и избить батогами, — погрозила женщина.
— Попробуй, — чуть ли не зарычал в ответ Даго.
Он метнулся к стене, сорвал с нее франконский меч и закрутил ним так, что засвистел воздух. Клодава замахнулась бичом, но лезвие меча отрубило кусающий язык опасного инструмента.
— Успокойся. Сейчас прикажу принести тебе пиявки, — примирительным тоном отозвалась женщина.
Даго повесил меч на старое место на стене; затее уселся за стол и продолжил еду. Клодава же снова хлопнула в ладони и вызвала девку-служанку.
Ей принесли в глиняном горшке воду с пиявками, которых держали в тепле, чтобы те помогали при различных хворях. Даго вновь обнажил торс, приложил к груди с десяток пиявок, глядя, как те жадно пьют его кровь. Женщина тоже глядела на это, так как не могла насытить взгляда видом такого красивого мужчины. Видела она и то, как потом кончиком ножа Даго оторвал пиявок от тела и сбросил их на пол.
— Они мертвы, — заявил он. — Их отравила моя кровь.
— Так тебя травили? Кто же это сделал?
Даго ничего не ответил. Веки у него потяжелели, глаза раз за разом закрывались. Клодава знала, что сейчас он слабый и сонный. Она принесла бараний тулуп и накрыла ним мужчину, позволяя ему заснуть на собственном ложе. Затем приказала нагреть баню и приготовить навар из лопуха, который вместе с другими травами сушился под крышей амбара.
Даго проснулся уже под самый вечер. Клодава сама принесла ему в постель миску с куриной похлебкой и куриным мясом.
— Я ведь был безоружен, Клодава, и ты легко могла меня убить, — усмехнулся ей Даго.
Она улыбнулась в ответ, открыв белые зубы.
— Пригодишься мне здоровым и сильным. Научишь моих сыновей драться на мечах.
— Я привел в негодность твой бич…
— У меня есть еще.
Опорожнив миску, мужчина заявил, акцентируя слова:
— За то, что ты сейчас для меня делаешь, когда-нибудь станешь очень богатой. Сотни людей станут тебе служить, словно княжне.
— И как ты это сделаешь? — с издевкой спросила Клодава.
— Отделю добро от зла. Добро вознагражу, зло покараю.
— Когда?
Даго стиснул губы и замкнулся в себе.
— У тебя, наверное, горячка, — коснулась она ладонью его лба. — Только лоб у него был холодный, женщина же испытала в себе похотливую дрожь. К вечеру она провела Даго в баню, забирая чистые льняные подштанники, льняную рубашку, обтягивающие шерстяные штаны и длинные, до самых колен, шерстяные носки. Еще Даго получил новые сапоги из кожи лося и бараний тулуп. Без всякого стыда глядела она на то, как мужчина раздевается донага в клубах пара, а потом и сама сбросила с себя одежду. Тело у нее было гладким, крепким, с широкой спиной, глубоким вырезом в талии и крупным задом. Когда она стояла, повернувшись спиной, ее можно было принять за молодку двадцати лет, но обвислая грудь и живот с темными растяжками выдавали ее годы и рождение трех сыновей. В слабом свете лучины и сквозь туман парящей воды тело ее казалось розовым и возбуждающим; не видны были морщинки на шее и складки кожи на животе. Она немного походила на Зелы своими светлыми волосами и белыми, здоровыми зубами, которые она оскалила в сладострастной улыбке. Даго любил Зелы своей первой большой любовью. Зелы ведь тоже была старше его в два раза, потому-то он и не испытывал отвращения или нехоти к этой женщине. А воспоминание о Зелы только пробуждало страсть.
Он, совершенно голый, сидел на деревянной лавке, а она мылила ему плечи, спину, мыла волосы, смывала грязь с живота и бедер. Ненадолго схватила в ладони его мошонку, когда же от нежных прикосновений его член встал, Клодава присела у ног Даго и губами охватила его желудь. Он же ужасно восхотел ее, схватил за руки, а потом поднял за огромные ягодицы. Тогда Клодава закинула ему руки на шею, припала к нему всем телом и начала страстно целовать в губы, в шею, в веки. Но исполнить телесное желание они не могли, так как служанка ежеминутно приносила новое ведро с горячей водой, и это им мешало. Так что Клодава обливала Даго горячей водой, хлестала тело веником из веток, ему же казалось, что вместе с потом, что выделял он в жаркий воздух бани, из него уходит хворь.