— Отвратительно, — бросил тот через плечо.
— Похоже, ты вообще ненавидишь женщин, — заметил Зифик.
Даго остановил Виндоса и сказал, не повернув головы:
— Когда я был мальчишкой, та женщина, которой я доверился, подала мне яд. От него издох огромный рыжий бык. С того времени я поклялся не брать из женских рук даже воды, если перед тем она сама ее не попробует. Месяц назад подобная предосторожность спасла мне жизнь. Точно с такой же осторожностью я беру от женщины и наслаждение.
Тогда Зифик спросил у него:
— А от меня, как ты называешь, парня, примешь ли, господин, немного воды с мятой? Она очень хорошо утоляет жажду.
Говоря это, Зифик вынул из седельной сумки тыквенную баклажку и подал ее Даго. Тот же взял ее и стал жадно пить.
— Спасибо тебе, Зифик, так как отгадал ты мое желание попить, а болотную воду употреблять нельзя. Я принял от тебя воду, поскольку ты всего лишь застенчивый юноша, а не женщина.
Херим допил баклажку.
— Вода с мятой — штука хорошая, — объявил он. — Теперь я понимаю, Зифик, почему ты так приятно пахнешь мятой. Еще вчера почувствовал я от тебя этот запах, может потому мне и снилась пахнущая благовониями женщина.
Зифик же обратился к Даго:
— Господин, ты принял от меня воду с мятой, и это значит, что ты на меня уже не сердишься. Можно ли мне кое о чем тебя спросить?
— Спрашивай.
— Ты говорил, будто не веришь ни единой женщине. Женщины страны Квен, вроде бы, тоже не верят в любовь.
— Я любил воспитавшую меня Зелы. Вот ей я верил безгранично. Это от нее узнал я, что такое власть, и понял, что в ней нет места для истинной любви.
— Почему же?
— Если кто отдается во власть любви — тот не настоящий правитель. Если ты любишь какую-нибудь женщину, значит становишься ее подданным. Но нельзя быть одновременно и властелином, и чьим-то подданным.
— Господин, ты говоришь то же, что и женщины из страны Квен. Они не отдаются мужчинам, а захватывают их, пользуются ими, а затем выбрасывают в грязь. Они правят сами собой.
На это Даго презрительно ответил:
— У них только тела женские, но души мужские. Такие же как я берут не только тело, но и душу женщины. Если бы мне пришлось испытывать наслаждение с какой-нибудь женщиной из страны Квен, то мне казалось бы, что я занимаюсь этим с мужчиной, но подобное мне глубоко противно. Теперь тебе известен мой ответ, что думаю я про женщин страны Квен. Они мне противны.
И Даго двинулся дальше, а за ним Зифик с Херимом, которого подобные разговоры совершенно не трогали. Он чувствовал в себе вожделение и думал лишь про обнаженные женские телеса. Причем, это могла быть даже и не женщина из его сна, она могла даже и не пахнуть благовониями — лишь бы у нее было женское естество. Ибо ведь не с душой облегчаешь вожделение, но с телом…
До самого полудня они двигались зигзагами меж болотами и мокрыми распадками, прежде чем достигли луга, за которым уже начинался подмокший лес. Зифик не раз удалялся от товарищей, вспугивал в зарослях диких уток и с необыкновенной меткостью поражал их стрелами из своего лука. Вспугнутые утки чаще всего улетали в сторону болот, но две упали на луговую траву, и Зифик приторочил их к своему седлу. Стрелы он старательно извлек и спрятал к себе в колчан.
— Да, юноша, стреляешь ты очень метко, — с уважением заметил Херим. — Впрочем, и лук у тебя превосходный — с бронзовыми оковками. Никогда я такого не видал.
— Сам лук новый, но оковки на нем старинные, — гордо сообщил Зифик. — Только ты, господин, не отличаешь золота от бронзы. Оковки эти из золота. Это золотой лук князя аланов, давным-давно исчезнувшего племени, с которым мой народ победно воевал.
— Я слыхал про аланов, будто бы они подчинялись ужасным гуннам, — сказал Херим.
— Об этом мне неизвестно, только были они храбрецами доезжали конными своими ордами до самой Мазовии. Там-то они и понесли поражение от моих предков. Старинные песни рассказывают, что плечом к плечу с моими предками на бой вышли и спалы.
Даго лишь пожал плечами и горько заметил:
— Чего стоят старинные песни, говорящие лишь о вымерших народах и племенах, о давным-давно отгремевших битвах. Я знаю много песен о спалах. Это они стеною своих тел заградили дорогу скифам, а потом и сарматам. Это благодаря им край гопелян, лендицов и мазовян никогда не познал рабства. Ты считаешь, что старинные песни говорят правду? А если и так, то имею ли я право, раз уж течет во мне кровь спалов, создать здесь собственную державу, которое когда-нибудь станет угрозой для вероломных тевтонов?
— Ты, господин, желаешь создать здесь собственную державу? — удивился Зифик. — Кто ты, князь или изгнанный откуда-то король?
— Великий Цесарь ромеев дал мне власть над всеми народами к востоку от Вядуи. Король Людовик Тевтонский предложил мне титул графа и кубок с ядом. Потому я презрел то, что не добыл сам. Я убил Змея по имени Щек, и меня назвали Пестователем. Вот это для меня ценно, ибо этот титул я получил от Свободных Людей. Меня назвали Пестователем, и это означает, что я беру кого-нибудь под свою защиту, подобно тому, как отец защищает и опекает собственное дитя. И решил я многие народы взять в свое пестование. Ты поймешь это, Зифик, поскольку и сам ты родом из правителей.
Зифик обеспокоился:
— С чего это пришло тебе в голову, господин, будто я родом из правителей?
— Поскольку у тебя имеется золотой лук аланов, равно как у меня есть меч, прозванный Тирфингом. На этом мече заклятие северного бога Одина, и заключается оно в том, что если вынуть его из ножен для сражения, обязательно кто-то должен пасть мертвым. Только, если в ком нет крови правителей, гибнет он, а не его противник. Точно так же, как мне кажется, обстоит дело и с золотым луком аланов. Лишь в твоих руках, Зифик, стреляет он так метко. Лишь бы кого с посольством не высылают. Все твои товарищи погибли, а ты спасся, хотя тебе всего лишь шестнадцать лет, и большим боевым опытом ты еще не обладаешь. И, как я понимаю, спутники защищали тебя в бою и погибли, лишь бы ты смог уйти. Но ты будешь и дальше в безопасности, если отдашься в мое пестование.
— Слишком уж ты проницателен, господин! — крикнул Зифик и ударил своего коня шпорами.
Он ускакал галопом и через мгновение уже скрылся в подмокшем лесу.
— Кажется, открыл ты правду, господин, — объявил Херим. — Этот Зифик с первого же взгляда произвел на меня странное впечатление. Может, следовало бы взять его в плен, чтобы потом получить за него выкуп? Жаль, что ты не сделал так, господин, но сообщил все, что о нем догадываешься. К тому же, он забрал с собой двух уток. Придется искать, чего бы поесть.
В лесу росли, в основном, березы и ольхи, лишь на сухих пригорках еще встречались дубы и сосны. Ничего не говорило о том, чтобы где-то поблизости было какое-нибудь селение или град, где можно было бы поесть. Слишком уж мокрым был этот лес, чтобы здесь селились люди. Наконец, когда солнце уже клонилось к закату, им встретилось озеро, узкой, извилистой лентой вонзавшееся в пущу. Даго с Херимом напоили лошадей, потом и сами утолили жажду. Даго с беспокойством поглядел на конские животы — те вздулись от плохой травы, которую лошадям приходилось есть на болотах. Нужно было дать им какое-то время на поправку. Даго приказал Хериму разводить костер, а сам с луком отправился вдоль зарослей тростника по берегу озера. Как и Зифик он собирался подстрелить утку. Он поднял на крыло нескольких, но ни одной не удалось сбить. Стрельбой из лука Даго занимался еще на подворье у Зелы, но потом как-то забросил это занятие, упражняясь только лишь во владении мечом. Рассердившись на самого себя, он возвратился к Хериму и увидал поджаривающихся на жару, уже ощипанных птиц. Рядом с их с Херимом лошадьми пасся черный жеребец, а у костра сидел Зифик.
— Нет, господин, не отдамся я в твое пестование, — сказал юноша. — У меня другой план. Как ты и угадал, я из рода повелителей. Я самый младший сын королевы Айтвар. Не я унаследую власть и королевство, но если доведешь меня до матери живым и здоровым, ты, господин, получишь много золота, а Херим поимеет столько женщин, сколько ему только захочется. Ты согласен?
И ответил ему Даго:
— Я Пестователь, а не наемный воин. Я провожу тебя в край аргараспидов только лишь, если ты отдашься мне в пестование и поклянешься в этом.
Зифик не дал ответа, лишь сказал злорадно:
— Я видел, господин, как ты пытался попасть из лука в утку. Что-то тебе не удалось это.
— Ты, Зифик, уток стреляешь прекрасно, — без тени улыбки отвечал Даго. — Но я привык убивать не уток, но людей.
Тогда спросил его Херим:
— А почему сегодня ты не поцеловал землю, на которой мы решили остановиться на ночлег? Или ты, господин, уже не веришь в свои чары?
— Поначалу я должен убедиться, эта ли земля мать моя и отец. Вот тогда я и проявлю к ней свое сыновнее почтение и любовь.
До самого вечера Даго не отозвался ни словом. Прежде, чем утки были готовы, он сбросил с себя кольчугу, разделся донага и, намылив свое тело, выкупался в озере.
— А ты, Зифик, не любишь чистоты, как мой господин? — спросил у юноши Херим.
— Я помылся, перед тем как вернуться к вам. Я тоже люблю быть чистым. Но вот ты, Херим, воды как будто боишься.
— Да, это так, не люблю я воды. Но мой господин, Даго, терпеть не может вонючек. Только ведь кто-то должен сторожить вещи на берегу, так как мы находимся в чужой земле.
— А разве меня недостаточно?
— Ты всего лишь метко стреляющий из лука юнец, — ответил на это Херим и стал поворачивать уток, насаженных на вертелах из веток.
Херим уловил стыдливый, но полный восхищения и интереса взгляд Зифика, направленный им на Даго, когда тот, обнаженный, выходил из озера. Второй раз увидал Херим тело Даго и понял, что в первый раз ошибался: Даго не был атлетом. У него были узкие бедра и не слишком-то широкие плечи, какие обычно бывают у силачей. Но под кожей трепетали канаты мышц, и это как раз они говор