Тем временем, новые вести о странном Пестователе стали беспокоить Хельгунду. Она понимала, что все это истории неясные, что рождались они в умах простых людей из маленьких весок, зато все они питали воображение. Разве могло быть такое, что Пестователь был чародеем, способным превращать железо в золото? Правда ли, что, идя против мардов, шел он через страну лендицов, где горстями разбрасывал серебряные денары? Правда ли, что он способствовал лесткам, и потому те, чувствуя безнаказанность, образовывали все большие банды, устраивая засады на всех дорогах, ведущих в Гнездо? Могло ли быть так, что у него белые волосы, на которых носил он Священную Андалу, которую ему добровольно отдал Голуб Пепельноволосый? А правда ли, что ездит он на священном белом коне, носит позолоченный панцирь, красные сапоги, и укрывается, словно короли, белым плащом? Действительно ли, что был он из рода великанов? Могло ли быть такое, что особый воин держит рядом с ним флажок с белой птицей, изображающей орла, который руководит своей судьбой, то есть, является знаком свободы? Правда ли, что каждому человеку обещает он свободу, раз ведомо, что нельзя править и владеть без людей рабского и полурабского звания и положения, ибо войско требует еды, а лошади овса. Почему зовется он Пестователем, и что это слово обозначает? Чего он желает, к чему стремится?
Как-то ночью кто-то нарисовал известью на воротах двора белую птицу с распростертыми крыльями. И поняла тогда Хельгунда, что все эти неясные новости должны были слышать сотни людей, а ведь каждому мила мысль о свободе, о жизни без князей с королями. Сколько невольников проживало в ее маленьком княжестве? Сколько было их в посаде, не говоря уже о самом дворище? Что случится, если поверят они, что могут быть свободными, и поднимут руку на своих господ?
Годон с Ящолтом возвращались из поездок с пустыми телегами. Люди в вёсках объяснялись тем, что, урожай еще не собран, и что они сами голодают, впрочем, осенью проходил через эти земли Пестователь со своим войском и платил наличными за еду для своих людей и лошадей. Кмети отвечали непокорно, и никто не желал добровольно отдавать в пользу Гнезда ни вола, ни козы или барана, потому Годону пришлось нескольких, ради примера, повесить. Все равно, не удалось накопить в Гнезде запасов, и если бы подошел этот Пестователь под валы города, мог бы завоевать его исключительно голодом. Утешалась Хельгунда мыслью, что поначалу захочется ему завоевать Крушвиц, а потом придет жатва, и склады в Гнезде заполнятся зерном и мясом. Не успеет Пестователь захватить Гнездо, тем более, что князь Карак наверняка поспешит ей с помощью.
Ночью снился Хельгунде ее любовник, Гизур. Был он весь в крови и пытался ее изнасиловать, хватая кровоточащими руками. Каждое его прикосновение оставляло на белом теле Хельгунды багровое пятно…
«А может Годон с Ящолтом меня обманывают», — подумалось ей на следующий день. — «Быть может, все эти странные рассказы про Пестователя, это только ложь, игрушка людского воображения. А правду наверняка ведают лишь ворожеи в Гнезде».
Много раз слышала Хельгунда, что с прадавних кельтских времен все ворожеи были объединены связями совместных тайн, непонятным и невидимым образом обменивались они мыслями про людей и события, чтобы иметь возможность предсказывать. Потому-то решила она довериться ворожеям.
В полдень вызвала к себе Хельгунда карлицу Милку, приказала ей приготовить большой жбан с сытным медом, достала из сундука золотой перстень, который решила отдать в дар ворожеям в контине. Милке она доверяла, ведь та занималась Аслаком и знала множество тайн своей госпожи. Милка не была обычной карлицей, с горбом на спине или на груди. Просто, была она родом карликового рода землинов, и хотя уже исполнилось ей больше двадцати лет, ростом она так и не достигла десятилетней девчонки. Зато лицо у нее было красивое, со светлыми густыми волосами, с ядреной и крупной грудью, с гибкой фигурой. Будто наперекор своему росту, желала она мужчин лишь очень крупными членами; но на самом деле, любой был для нее слишком малым, потому держала она в специальной загородке черного козла, с которым тайком наслаждалась. Если бы кто узнал про это, покарали бы за это Милку смертью, ибо творила она вещи отвратительные и позорные. Хельгунда знала ее тайну и хранила про себя, так что Милка обязана была ей послушание, она готова была выполнить любой приказ госпожи. Именно по этой же причине взяла Хельгунда Милку в контину, размещавшуюся в одном из посадов Гнезда.
Контина эта не была не такая уж красивая и не такая уж большая, как в Юмно, и бог в ней был не с тремя лицами, а только с одни. Но и само Гнездо — пускай и могучее — не могло равняться с Юмно. Хельгунда так до конца и не поняла, почему именно Гнездо выбрали Пепельноволосые столицей своей страны. Значительно лучше, с большей способностью к обороне располагались Познания или же Крушвиц. Но, якобы, когда к Нелюбу Пепельноволосому обратились лендицы, страдающие от нападений гопелянов, тот, после победы над гопелянами, сделал свое родовое имение, Гнездо, столицей. Благодаря победе, взял он тысячи невольников, отдались ему под власть сотни небольших градов и вёсок. По приказу Нелюба, тысячи человек, подгоняемых бичами, должны были свозить деревья с отростками, делать из них громадные ящики-сундуки, которые ставили один на другой. В ящики укладывали землю и глину, пока на горе, окруженной тремя озерами и лишь с востока имеющей сухопутный доступ, возвели высокие деревянно-земляные валы, укрепленные тремя рядами заостренных дубовых кольев. Князь Хок рассказывал Хельгунде, когда та отправлялась в Гнездо, что каменные твердыни франков можно было завоевать, подвинув к ним осадные машины, а также метая камни из катапульт. А вот крепость Пепельноволосого никакая сила завоевать не могла, разбить эти валы, поскольку глина в ящиках задубела в камень, а сами ящики, покрытые землей и поросшие травой, никто не мог поджечь. Один только голод мог победить воинов в Гнезде.
Укрепленный град располагался на самой вершине необыкновенно крутого холмя, в средине высился удобный и обширный двор, дома для воинов, конюшни для лошадей, амбары и склады для пищи. С двух сторон крепости нашли себе место и два посада, окруженные валами, хотя и не такими уже высокими. Люди чувствовали себя тут в безопасности, потому в град пришло множество купцов и ремесленников: сапожников, портных, меховщиков, ювелиров, кузнецов и множество других. Очень скоро оба посада сделались тесными, и дома начали строить рядом, так что появился еще и третий посад. Князь Нелюб намеревался и его окружить высоким валом, правда, успел возвести только палисад и выкопать глубокий ров с водой. Умер он в бесславии, проклинаемый тысячами людей, вольных и невольных, которые отдали жизнь, чтобы выстроить эту крепость; мало того, таким же образом они же укрепили грады в Познании и Крушвице. И все же, когда на страну Пепельноволосых напали вступившие в союз Крылатые Люди и Длинноголовые, Гнездо и два остальных града смогли выдержать осаду, длящуюся чуть ли не полгода, потом же Нелюб Второй нанес врагам решающий удар и привел их к поражению. Но люди не желали помнить, что это Нелюбов должны они благодарить за свою свободу, но проклинали их и бунтовали по причине налагаемого на них бремени, даней и отработок. Так пришел к власти Голуб Пепельноволосый, который, по причине жалости к своим людям, отменил почти что все дани и налоги, казна его была пустой, и не было у него чем оплатить войска. Потому-то вскоре богатые роды Повал, Дунинов и Лебедей подняли головы и сделались ему равными богатством и властью. Держава, созданная ненавистными Нелюбами, распалась на три части по причине доброты Голуба. Но именно ему, Голубу, должно было благодарить Гнездо за возведение в одном из посадов небольшой контины, куда ворожеи и жерцы привезли с Озера Лендицов священную фигуру Сварога, сделанную из черного дуба, который множество веков пролежал в воде. Дуб этот был настолько твердым, что тупилось на нем любое железное острие, и потому верили, что изображение вырезали невидимые руки духов.
Контина стояла посреди небольшой площади; выкрашенная красной краской крыша опиралась на четырех громадных столбах, стены из толстенных бревен замыкали святилище с трех сторон. С четвертой стороны висела лишь пурпурная занавеска, такими же пурпурными занавесками выложены были деревянные стены контины изнутри. Святое место окружала ограда, сплетенная их ивовых прутьев, и никто без согласия ворожеев и жерцов не имел права в святилище войти. Для ворожеев и жерцов уже за оградой выстроили отдельный дом; там они жили в достатке, поскольку много людей желало узнать свою судьбу, и они приносили богатые дары, чтобы для них погадали.
Хельгунда надела черную епанчу с капюшоном, такую же предложила надеть и Милке, и вместе с наполненным медом жбаном, никем не замеченные, спустились они вниз, в посад. Возле контины охватил их страх; на каждом шагу встречался им вбитый в землю толстый столб с вырезанной головой и человеческим лицом — некоторые лица были ярко раскрашены, с смеющимися, а другие, с печальными выражениями, другие же скалили зубы столь явно, будто через мгновение собирались пожрать человека живьем. Эти деревянные столбы называли сохами или болванами. Дорога между ними обозначала жизнь человеческую, которая представляла радость, печали, испуг, а то и смерть. Сделалось обычаем, что идущие за ворожбой привязывали к этим столбам цветную ленточку или же клочок своей одежды, и эти тряпицы неустанно развевались на ветру, вызывая впечатление, будто деревянные фигуры на столбах живут и даже движутся. На Милку особое впечатление оказывали вкопанные тут и там вырезанные из древесных стволов громадные мужские члены с человеческими лицами. Их залупы выкрашены были алой краской, сами же столбы были желтыми; на них висело множество венков из полевых цветов и цветастых лент; ближе к земле можно было видеть почерневшие полосы и отпечатки женских ладоней, измазанных испорченной месячной кровью. Милка, подобно многим другим женщинам из Гнезда, бесплодным или жаждавших любви, приходила к этим сохам, привязывала к ним ленточки, отмечала их собственной испорченной кровью, чтобы те подарили дитя или же угасили ненасытное желание. Задумывала Милка еще выбраться как-нибудь на Воронью Гору, где, как рассказывали, находилось изображение богини Макоши, называемой Весной, и несколько раз в год, по ночам, при свете костров и факелов женщины совершали здесь таинственные обряды, посвященные любви. Она не знала, как эти обряды выглядят, что делают женщины и девушки на Вороньей Горе, поскольку в самом начале те пили дурманящий напиток. Но точным было то, что задолго перед этими ночами стягивались на Воронью Гору самые разные ворожеи и жерцы, появлялись там и самые удивительные звери, а может и люди переодетые в звериные шкуры, так что можно было там оплодотвориться волком, медведем или быком, из-за чего зачатые там дети обладали силой этих животных. К Макоши ходили и мужчины, возлагая пожертвования жерцам и отдавая богине немного своего семени, чтобы потом их поля и стада, а также жены с наложницами были урожайными и плодовитыми. Только боялась Милка одна идти на Воронью Гору, Хельгунда же, хотя и жадно выслушивала, что там могло ее встретить, поскольку таким же ненасытным было ее лоно, никогда не решилась совершить подобный поход, опасаясь, что там ее узнают и убьют, ибо знала, что для народа она ненавистная княгиня.