Поначалу никто не мог понять, почему не сбежал он к Хельгунде или же к Дунинам, чтобы просить у них помощи против отца и мачехи. И только потом стало всем ясно: Хельгунда была княгиней, и если бы она завоевала Крушвиц для Повалы Младшему, власть ему уже никогда бы не отдала. Точно так же и Дунины из Познании или Лебеди из Лонда. Один только Пестователь заявлял, что он никакой не князь и вообще повелителем быть не желает; он только берет людей в свое пестование, то есть, в опеку, каждого оставляя при своем. Самые быстрые уже слыхали от купцов, что именно такой распространился сейчас обычай по свету: ежели кто чувствовал себя обиженным или слабым и нуждался в защите, то отдавался во власть более сильному, давая ему присягу верности и благодарности. В разных языках обычай этот назывался по-разному, но в здешнем наиболее подходящим было слово «пестование». В дальних странах — как слышал от людей знающих — тот, кто отдавался в опеку более сильному, клал свои ладони в ладони повелителя. Здесь же родился новый обычай: покрывать свою голову полой плаща более сильного. Ведь каждый мудрый народ творит свои обычаи, а не только подражает чужим. Так что разумным показалось людям, когда Ольт Повала Младший, которому в собственном доме грозила смерть, сбежал не куда-либо, но к Пестователю, чтобы тот пустил его под свой плащ и справедливо распорядился его судьбой. Так что не Пестователь шел теперь под Крушвиц, ибо, какое дело Пестователю до этого града, но Ольт Повала Младший пожелал отобрать свое законное наследие.
Пировали во дворе в Крушвице, хотя запасов еды и мало было. А в ходе пиров этих, то тому, то другому переставало нравиться, что каждый обязан прислуживать Стронке, искать ее милости, улыбаться ей, льстить, ибо может она наморщить свой носик, искривить губки, а тогда Ольт Повала Старший лишит неудачника власти над градом. Были и такие, опасавшиеся, что немилость Стронки закончится тем, что подадут им яд в еде или питье. Наиболее храбрые потихоньку выбирались по ночам на встречу со странным Пестователем, и он восхищал их свом величием. Когда же получали они мешок золота, пускай и самый маленький, с радостью слушали, что Пестователь не желает княжеской короны, а единственное, чего он желает — то взять их всех под собственный плащ, под свою опеку, в свое пестование. Самым же существенным было то, что, по сути дела, вопрос и вправду стоял между отцом и сыном, а не между враждующими народами, племенами или родами. Если же Пестователь будет долго осаждать Крушвиц, что случится со сбором зерна, а ведь близилась пора жатвы. Ну что с того, что Повала Старший и Повала Младший как-то да договорятся, если урожай пропадет, и всем будет угрожать голод? По причине ссоры между отцом и сыном не поплывут ведь по Висуле корабли с зерном к князю Гедану.
На тринадцатый день осады, во время вечернего пира при дворе в Крушвице, когда обильно потек мед из жбанов, неожиданно встал из-за стола градодержец Кендзержа, град которого был убогий, а доходы совсем никакими, и сказал:
— Обращаюсь к тебе, Ольт Повала Старший! Это война не между нами и Пестователем, но между тобой и твоим сыном. Нам же пора за жатву приниматься. Сейчас самое время сенокоса, а кто может быть уверен, справится ли челядь хорошо, раз все мы здесь? Нам что, замучить скотину голодом, когда придет зима? Твой сын, Ольт Повала Младший, отдался Пестователю в его пестование. Сделай то же самое, и Пестователь вас рассудит, ведь, насколько мы слышим он ведь — Дающий Справедливость. А мы с его судом согласимся. Если отдаст он Крушвиц твоему сыну — пускай так и будет. Если прикажет он тебе и Стронке покинуть Крушвиц и поселиться в каком-нибудь граде поменьше — пускай так и будет. Мы же слышим обещания Пестователя, что не прольется ни единой капли крови, что каждый останется при своих владениях и при собственной жизни.
Ольт Повала Старший схватился за меч и бросился на Кендзержу, но тот закрылся щитом. Изумился Повала Старший тому, что был единственным, кто напал на градодержца. Все остальные градодержцы неподвижно сидели за столами, что означало: они согласны с таким решением дела. Даже два сына Повалы Старшего не поднялись с места, чтобы помочь отцу. Ведь они понимали, если Стронка родит сына, судьба их будет столь же неопределенной, какой была судьба их старшего брата.
На следующий день Ольт Повала Старший закрылся в своей комнате и сходил с ума от бешенства, разбивая мечом стол и лавк, сбрасывая со стен богатые гуннские ковры, щиты, копья и мечи. Никого не хотелось ему видеть, ничего он не брал в рот, поскольку боялся, что если не согласится с предложением Кендзержы, то его отравят.
Тем же днем положили толстые балки над рвом с водой, что преграждал дорогу к укрепленному граду Крушвицу. Все понимали, что это означает: Ольт Повала Старший отдастся в пестование Даго и согласится с его судом.
Раздвинули засеки, широко распахнули ворота в палисаде. На пятнадцатый день осады Крушвица, по возведенному надо рвом мосту, через распахнутые ворота вышел к Пестователю Ольт Повала Старший, два его сына и все градодержцы. Шли они в своих самых лучших одеждах и в полном вооружении, но пешком — именно так, как посоветовал им Херим. Пестователь же сидел на своем белом жеребце, в белом плаще и золоченном панцире, в белых рукавицах и со Священной Аналой на своих белых волосах. Рядом с ним стояли его воины, а так же Ольт Повала Младший. За их же спинами размещалось все войско Пестователя.
По совету Херима, Ольт Повала Старший опустился на одно колено, а за ним — все его сыновья и градодержцы. Было прекрасное солнечное утро семнадцатого дня месяца Червень, пора сбора сена с лугов и пастбищ. По небу медленно плыли громадные белые облака и ненадолго отбрасывали тени на оба войска.
Не спеша подъехал Пестователь к Ольту Повале Старшему, к его сыновьям и градодержцам. Поближе подошли его воеводы, а также Ольт Повала Младший. И пускай стояла полнейшая тишина, ибо Пестователь должен был провозгласить свой приговор, никто не услышал. Как Даго сказал Ольту Повале Младшему:
— Выполняй, что решил.
Быстрым движением Ольт Повала Младший выхватил меч из ножен и рубанул острием в склоненную шею отца, Ольта Повалы Старшего, потом по шее своего брата, Ольта Повалы По младше. Оба пали мертвыми у ног Пестователя. В людских устах застыл крик испуга и гнева, ибо на глазах у всех свершилось клятвопреступление. Решил Ольт Повала Младший на мгновение передохнуть после этих чудовищных ударов, и тут Херим подскочил к тринадцатилетнему мальчишке, Ольту Повале Наименьшему, схватил его за руку и поволок к Виндосу, пряча мальчика под белым плащом Пестователя. Желал Ольт Повала Младший убить и самого меньшего из братьев, ибо решил так заранее, вот только сделать этого уже не мог, ибо дрожавший от страха мальчонка уже скрылся под белым плащом.
Уже раздались было крики, и оба войска двинулись было друг на друга, как закричал Пестователь:
— Что же утворил ты, Ольт Повала Младший? Убил отца своего и брата своего? Отцеубийство и братоубийство совершил?
А потом обратился он к градодержцам и войску Ольта Повалы Старшего:
— Желаете ли вы видеть повелителем своим отцеубийцу и братоубийцу?
Ответа он не ждал. Выхватил из ножен свой меч Тирфинг и одним ударом снес с туловища голову Ольта Повалы Младшего.
После этого поднял он свой плащ, вытащил на свет тринадцатилетнего мальчишку, схватил его за плечи, поднял наверх и посадил перед собой на своем белом жеребце:
— Вот перед вами Ольт Повала Наименьший. Я покарал Ольта Повалу Младшего, ибо убил он отца и брата, которые желали отдаться в мое пестование. Последний из братьев, этот вот мальчонка, успел скрыться под моим плащом. С этих пор он будет повелителем гопелянов и Крушвица. Таков мой приговор, ибо я — Дающий Справедливость.
Тринадцатилетний мальчишка дрожал от страха в объятиях Пестователя, и слезы катились у него по лицу. Но он и все остальные знали, что с этого мгновения жизни его не грозит никакая опасность.
Отступили градодержцы к своим отрядам и вытащили мечи. Склонили свои копья щитники Даго. Но кто должен был начинать атаку? На кого нужно было нападать? На Ольта Повалу Наименьшего, что сидел на коне Пестователя?
Три трупа лежали на земле между Пестователем и гопелянами. Но ведь это не Пестователь убил Ольта Повалу Старшего и Ольта Повалу Помоложе, но только клятвопреступник, Ольт Повала Младший. И разве не покатилась голова Ольта Повалы Младшего в сторону гопелянов? Разве не исполнил собственноручно Пестователь приговор на отцеубийце и братоубийце?
Быстрее всех в деле разобрался градодержец Кендзержа. Он вложил меч в ножны, смело приблизился к Пестователю и поцеловал край его белого плаща.
— О, Господин наш и Пестователь! Я, градодержец Кендзержа, отдаюсь в твое пестование и буду послушен повелителю Крушвица, Ольту Повале Наименьшему.
А поскольку никто не желал сражаться, не желал кровопролития и неустойчивой судьбы, ибо напротив друг друга стояли равные силой войска, все старосты поступили по примеру Кендзержи. И так вот разрешился спор между Повалами. Сын убил отца, а сына отцеубийцу, согласно обычаю, убил Пестователь, который оказался Дающим Справедливость. Ни у кого больше не будет отобрана жизнь, никто не потеряет своего добра — Пестователь признал власть над Крушвицем не для себя, но Повалам, в лице Ольта Повалы Наименьшего.
Еще в тот же самый день войска Пестователя вступили в град Крушвиц. Смешались друг с другом воины, распивая мед и пиво, которые приказал им выдать из подвалов Ольт Повала Наименьший. В большом зале двора Крушвица на месте Ольта Повалы Старшего сел Наименьший из его сыновей. Пировали совместно воеводы Пестователя и градодержцы гопелянов, и все эти люди издавна владели одним языком, да и обычаи у них были одинаковыми. И пускай отличались они названиями — об одних говорили «гопеляны», про других «лендицы» — но ведь был это один народ.
Пестователь уселся на лавке рядом с тринадцатилетним повелителем Крушвица, которого слуги нарядили в красивые одежды. Мальчик поглядывал на Пестователя, о чем-то спрашивал его шепотом, а потом уже громко говорил, что подсказывал ему Даго. Ибо теперь Пестователь был для него и отцом, и матерью, точно так же, как стал тем же самым для всех гопелянов и лендицов, хотя не знали еще об этом ни при дворе Хельгунды, ни крепости Познани, у Дунинов.