Отужинав в доме бургомистра, инквизитор удалился в гостевые комнаты, ставшие временным убежищем. Когда особняк успокоился и его накрыла тишина, нарушаемая лишь похрапыванием хозяев и слуг, Грегор, неслышно ступая, прошел к комнате Эмилии и замер в дверях. Его правая рука, сжимавшая массивный крест на шее, разжалась и легла на латунную ручку, а левая, слегка дрожа, держала меч.
«Давай! Чего ты медлишь?» – мысленно поторопил себя инквизитор.
Он уперся лбом в стену рядом с дверью и начал читать «Отче наш», чтобы не сбиться с намеченного пути. Затем Ниотинский тихо отворил дверь и шагнул в спальню дочери бургомистра. Эмилия спала, повернувшись лицом к камину. Рыжие локоны разметались по подушке, будто бледные языки пламени. Длинные ресницы отбрасывали тени на белую кожу. Она хмурилась, словно даже во сне была чем-то встревожена. Грегор вдохнул аромат, витавший в комнате: жженый сахар, перец и горькая ваниль. Застыл, повторяя про себя: «Лик Дьявола может предстать в самой совершенной красоте. Проведи мечом по горлу, а потом отдели голову от плеч. Твой долг – бороться со злом».
Эмилия тем временем подложила ладонь под голову и тихо вздохнула, все так же хмуря идеальный лоб.
– Грегор, – прошептала она во сне.
Услышав свое имя, слетевшее с губ девушки, Ниотинский почувствовал, что внутри него рухнула плотина из запретов и слепого служения Церкви. Уверенность в том, что он поступает правильно, улетучилась, словно ее пожрал огонь в камине. Грегор опустил руку с занесенным мечом.
Он осторожно попятился к двери и, оказавшись по другую сторону, вытер потный лоб, а после тихо вернулся в свою комнату. Инквизитор понимал, что перешел границы дозволенного, как только ответил на первый поцелуй Эмилии. Помнил он и Святое писание, которое гласило: «А Я говорю вам: даже тот, кто взглянул на женщину с похотью, согрешил, нарушив мысленно верность Богу»[20].
Наутро Грегор решил немедленно созвать суд над девушками, подозреваемыми в колдовстве. И не где-нибудь, а в только что построенном костеле.
– Ваше Преосвященство? – выглянул из своих комнат бургомистр, потирая сонные глаза.
– Прошу вас вместе с дочерью прийти на суд в церковь. Через два часа.
Грегор, бросив это, развернулся на каблуках и отправился прямо туда. Пока он шел по размытой дождем улице, прохожие, видя багряную мантию на плечах, провожали его напуганными взглядами. Дамы в белых чепцах спешно приседали в реверансе, избегая смотреть Ниотинскому в глаза, а мужчины почтительно касались полей шляп в знак приветствия. Улицы Бамберга дышали выпечкой, свежим бельем и дорожной грязью. Грегору Европа была милее всего. Даже такая, увязшая в похоти, еретиках и ведьмах, словно старая карета в грязевой яме, – все же она казалась ему лучше, чем странные новые города на краю мира, которые, кажется, строили в Новом Свете.
Костел встретил высокими стенами с имитацией колонн и удлиненными стрельчатыми окнами огромных размеров. Стекла были обрамлены массивными рамами и украшены витражами. Здание построили недавно, и Грегор, ступив внутрь, еще слышал запах свежей древесины от скамей, потолочных балок и алтаря. Пятнадцать девушек сидели в огражденной от прихожан клетке, настороженно шепчась между собой. Инквизитору следовало для начала проверить каждую на принадлежность к ведьмовскому роду. У святой Церкви существовала целая система экспертиз.
Когда костел забился горожанами, Ниотинский встал возле алтаря. В этот момент через распахнутые двери вошла Эмилия с отцом. Грегор снова ничего не смог прочитать по лицу Люца Хёле, а вот его дочь вела себя так, как и рассчитывал инквизитор. Девушка слишком крепко сжимала локоть отца, сминая в складки ткань костюма, ее губы сжались в нитку. Она шла, неестественно сильно выпрямившись, ступала, словно через толщу воды.
Грегор не позволил себе лишнего, только его мышцы напряглись, как будто он готовился драться.
Эмилия опустилась на скамью в первом ряду, бургомистр встал рядом. Грегор хмурился, чувствуя себя частью большой постановки. «Если Эмилия – нечисть, она должна поддерживать свою братию?» Инквизиция довольно мало знала о сверхъестественном. Ниотинскому казалось, что его знания о ведьмах и демонах – всего лишь маленький камень, отколовшийся от целой горы.
– Да начнется суд!
Первую девушку вывели из клетки и поставили возле алтаря. В зал втащили припадочного мужчину, и обвиняемую заставили дотронуться до него. Как только рука девушки коснулась лба проклятого, который заходился в судорогах, тот резко обмяк, повиснув на служителях Церкви.
– Ведьма! – Грегор вынес приговор, не обращая внимания на слезы и крики родных обвиняемой.
Осужденная, гордо выпрямившись, плюнула в инквизиторов, за что получила звонкую пощечину и затихла, зло смотря из-под спутанных, черных, как уголь, волос.
Следующую обнажили, сдернув грязное платье с плеч в поисках дьявольской печати или ведьминского соска. Если проткнуть темное, красное родимое пятно или бородавку, то у честного божьего человека не должна пойти кровь. Найдя такую отметину, служители сделали прокол, из которого тут же выступили ярко-рубиновые капли.
– Ведьма! – хрипло произнес Грегор, чувствуя на себе взгляд Эмилии.
Пожилую рабыню Магду, которая была весьма тучной женщиной, выволокли на улицу перед костелом, где уже ждал огромный чан с водой. Связав правую руку с левой ногой и левую руку с правой ногой за спиной, они бросили служанку в него. Магда упала в воду, дергаясь всем телом. Грегор кивнул, и служители наглухо закрыли чан деревянной крышкой, а спустя три минуты сняли. Церковь в лице инквизитора считала, что вода священна и не сможет принять ведьму. Засучив рукава, они подхватили тело служанки и выволокли, бросив на землю.
– Если она чиста перед Богом, то он забрал ее к себе, – в тишине голос Грегора напоминал камнепад в горах: негромкий, нарастающий к концу речи.
Магда закашлялась, изо рта и носа хлынула вода. Лежащая ведьма в темной одежде сливалась с мокрой землей, в которую вскоре и отправится. Горожане за спиной Ниотинского ахнули, зашептались и попятились в страхе, а виновную в колдовстве повели на помост рядом с костелом.
Ведьма горела, ее тело клеймили языки пламени. Закрыв глаза, она громко читала непонятные заклинания на латыни, не морщась от боли. Грегор на секунду усомнился, что огонь обжигает, но, сделав шаг к нему, ощутил жар. Он испытывал мрачное удовольствие от правосудия, которое творил. Затянутое грязными тучами небо разразилось дождем. Вода сначала несмело застучала по крыше костела, а после пеленой наползла на разведенный костер. Пока умирала пособница Дьявола, инквизитор распорядился повесить осужденных ранее на толстых ветках дуба перед церковью. Платья ведьм развевал ветер, задирал мокрые юбки, словно указывал на их порочность и распутство. Тела женщин покачивались взад-вперед, как маятники.
Ниотинский обвел взглядом собравшихся на площади. Решив, что на сегодня достаточно, он кивнул бургомистру.
– Расходитесь! Суд продолжит работу завтра на рассвете.
Грегор спустился с помоста и направился в костел. На днях должен прибыть гонец из Ватикана с новым назначением, поэтому Ниотинскому необходимо отчитаться в очищении Бамберга и отбыть, как думал он, в Испанию. Слухи о скоплениях дьявольских отродий в тех землях доползли до него, и Ниотинскому хотелось поскорее пуститься в обратный путь. Лишь одно окрашивало планы в мрачно-кровавый, как его мантия, цвет – Эмилия.
«Убить, – билось в мыслях инквизитора. – Но как?»
– Ваше Преосвященство, – младший служитель протиснулся в узкие двери костела. – Прибыл гонец.
– Так быстро? Пригласи.
Когда из прохода потянуло жженой карамелью, Грегор понял, что за спиной отнюдь не гонец. Это была она.
– Ваше Преосвященство, – девушка присела, избегая встречаться взглядом. – Я пришла помолиться. Не знала, что вы здесь.
Ее целомудренный бледный вид и отстраненность заставили Грегора усомниться в том, что у них вообще что-то было.
– Вы мне не мешаете. Прошу.
У Эмилии дернулась рука в тонкой перчатке и сжалась в кулак. По лицу, словно рябь на воде, пробегали судороги. Ниотинский хмурился, гадая, зачем она зашла в костел, если еле терпит его воздействие на свою суть. Грегор ощутил несвойственное ему смущение.
Эмилия, склонив голову, сложила руки в молитвенном жесте, устроившись в первом ряду, ближе к алтарю. Инквизитор застыл, бездумно рассматривая ее фигуру. Мысли о гонце и послании от Папы, о планах на убийство разом улетучились. Грегор оттянул воротник, будто бы тот начал мешать дышать, и громко сглотнул. Дочь бургомистра повернулась на звук, в янтарных глазах плясало адское пламя, а по ее губам скользнула довольная улыбка, от которой Ниотинского прошибло озарением.
Не прощаясь, он быстро вышел из костела, пересек две улицы, направляясь к судебному дому, в подвале которого дожидались своей участи обвиняемые в колдовстве. Крадучись, Грегор обогнул здание и приблизился к решеткам, которые едва ли выступали из-под земли. Инквизитор присел, пытаясь услышать хоть что-то. До него доносились обрывки слов, и только. Подняв голову, Грегор нашел второй вход в судебный дом. Он прокрался внутрь, спустившись по скользкой от влаги лестнице, и замер от звука знакомого голоса.
– Изабу Хокс, ты же понимаешь, какая судьба постигнет твою дочь? – бургомистр говорил спокойно, даже расслаблено, но что-то в его тоне вызвало у Ниотинского озноб.
– Никогда, слышишь, никогда ведьмы Бамберга не будут служить тебе. Vade retro, Satana![21] – прошипела женщина.
«Сатана? Она назвала его Дьяволом?»
Грегор осторожно выглянул из проема. Люц Хёле стоял вплотную к кованой решетке, засунув руки в карманы штанов и наклонив голову к плечу.
– Никогда не понимал ваш род. Зачем вы на земле? Есть я, есть Он. Вы же – просто бельмо.
Ведьма искренне засмеялась, откинув голову так, что ее волосы коснулись пола темницы.