Я возвращаюсь в комнату, собирая свою одежду. Осматриваюсь по сторонам — обычная двушка. Чистая, но скромная. Неужели квартира принадлежит тем ублюдкам? Надо бы вызвать полицию, чтобы они забрали простыни или еще что… Найти следы улюдков и взять их с поличным. Я должна так сделать, но это так постыдно и противно…
Я понимаю, что хочу только одного — убежать отсюда и вернуться домой. Смыть с себя даже малейшее воспоминание о том, что здесь было. И жить дальше, считая, что все происходящее здесь лишь страшный сон.
Подхожу к двери, и дергаю за ручку — она открыта. Тогда я выбегаю из квартиры и несусь по лестнице со всех ног.
На улице едва рассвело, и меня окатывает холодным воздухом. Я обнимаю себя за плечи, направляясь по дороге к автобусной остановке. Но с каждым пройденным шагом меня начинает накрывать. Руки трясутся, внутри будто огромный воздушный шар. Он растет, давит изнутри на грудную клетку, распирая ее. Сердце, наполненное тяжестью, оно бьется так медленно, и меня накрывает паникой. Дышать нечем. Я останавливаюсь, и начинаю оседать на землю. Я не могу вдохнуть воздуха, мне страшно, кажется, я вот-вот умру.
— Эй, несчастная! — рядом со мной останавливается машина. Ее дверцы открываются и я вижу, как из заднего сидения ко мне выходит Ирина Витальевна. Женщина проходится по мне ледяным взглядом.
— Садись в машину. Разговор есть.
Оставаться наедине с этой мразью — последнее, что я хотела бы делать. Но я понимаю, что все это ее рук дело. И другого выхода у меня просто нет.
Как только за мной закрывается дверь, водитель газует. Мама Верха не сводит с меня надменного взгляда. А меня трясет всю и снова начинает мутить.
— Выглядишь не очень, деточка, — произносит дамочка. А я смеюсь. Я вдруг понимаю, сколько бы меня и не унижали, такой грязной как она мне не стать.
— Я так понимаю, благодарить должна вас, — не спрашиваю. А она и не спешит отвечать. Смотрит задумчиво в окно.
— Это только начало. Я ведь предупреждала тебя, Вика, что не дам своему сыну сломать жизнь.
Прикрыла глаза, запрокидывая голову назад. Низ живота начинал сильно ныть. И мне все сложней было сохранять спокойный вид. Я очень устала.
— Смешно. Ведь именно это вы и делаете. Ломаете жизнь Илье.
Она не обратила внимания на мои слова.
— Вика, это только начало. То, что случилось с тобой этой ночью — сущие пустяки по сравнению с тем, какой ад я могу устроить тебе. Если ты не отстанешь от моего сына, я не только репутацию тебе испорчу… Слив видео в сеть твоих утех с моим сыном — это мелочь…
Я думала, ей не удивить меня. Но сейчас я была ошарашена.
— Почему? Зачем вы это делаете?
Ирина Витальевна пожала плечами.
— Потому что я люблю его. И знаю, что для него лучше. И я знаю, что ты должна сделать. Илья вернется с учений, и ты расстанешься с ним. Скажешь, что остаешься с Никитой…
Я посмотрела на нее удивленно.
— Вы и про Никиту все знаете…
Она улыбнулась холодно.
— Я знаю все, моя дорогая. Даже больше чем ты думаешь.
Внезапно машина остановилась в центре, у здания ЦУМА.
— Твоя остановка, милочка. Прости, но довозить до дома не буду. Доберешься сама…
Тянусь к дверце, спеша выбраться отсюда. Но внутри меня сейчас так много злости, она не дает мне молча покинуть автомобиль.
— Я не отступлю от него, Ирина Витальевна, — цежу сквозь зубы. — И все ему расскажу. И про то, что вы изнасилование подстроили и про то, что с его телефона видео забрали и слили в сеть. И тогда посмотрим, кто будет победителем.
Я захлопываю дверь, а она стекло опускает.
— Я тебя предупредила, Виктория! Не наделай ошибок! Он — мой. И я тебе его не отдам!
Глава 30
Илья
Реми Мартин уже кажется водой. Я делаю глоток за глотком, но ничего не происходит. Даже привычного жжения нет — полный ноль. И полыхающее внутри пламя этим уж точно не затушить.
— Илья, тебе хватит, — раздается за спиной напряженный голос. Пох*й. Я все равно тянусь к гребаному стакану, все равно опрокидываю в себя очередную порцию этого дерьма.
Заур садится на ближайший барный стул. Знаю, что должен извиниться перед другом за то, что произошло прямо перед его домом. Хорошо, хоть беременная жена Заура не была свидетельницей этого всего.
— Может все-таки объяснишь, что происходит? Какого черта ты сегодня творил?
Бл*ть, он же не отстанет. Кошусь в его сторону, давясь тупыми смешками.
— Да ничего нового, Зу. Просто в очередной раз понял, что полюбил конченную стерву и суку.
Я поднимаюсь со стула, но стойка вдруг резко начинает отъезжать в сторону. Мне приходится схватиться за ее поверхность, чтобы не уехать вместе с ней.
— Ты не прав в этот раз, Верх, — он не отстает. — Обидел Машку. Что она то тебе сделала? Смотался куда-то, бросил ее одну. Я все понимаю, порой самому хочется кого-нибудь разорвать, но жена то при чем?
Прикрываю глаза — долбанные вертолеты.
— Тебе нельзя никого рвать, Зу. Ты же помнишь, ты в завязке-е-е. А вот я — поворачиваюсь к нему, раскрывая руки в стороны. Мне смешно. Потому что охр*невать от поворотов судьбы я уже устал.
Заур молчит. Ну и правильно. Не зачем учить меня жизни. Тоже мне, пример законопослушного человека. Он хоть и исправился ради своей жены, но ведь сколько волка не держи в уютном доме, он не станет добродушным мопсом.
— Алан.
Обернувшись, вижу идущего в мою сторону помощника Зу.
— Отвези Илью домой.
Залезаю за стойку, отталкивая в сторону бармена. Забираю бутылку Реми.
— Заур иди на х*й. Я свою тачку здесь не брошу.
Как только я перепрыгиваю стойку обратно, Зу перехватывает бутылку и возвращает испуганному бармену.
— Тачку твою я довезу сам. Расслабься Илья. Тебе нужно выдохнуть.
Здесь становится так душно. Мы выходим на улицу, и я думаю о том, что вся моя жизнь — конченная душнила. Все, что у меня было тогда, чем я жил и горел — исчезло. Птаха погиб пять лет назад. Чертова граната взорвалась прямо под ним. При мысли о друге в груди все в узел стягивает, прожигая горячей спиралью. Накрыл собой гранату, спас молодых бойцов, а сам погиб…
Прикрыл глаза — все едет. А я пытаюсь почувствовать, хоть на толику ощутить то, чем горел тогда. Когда казалось, что весь мир в ладони держу. Когда был рядом Ванька. Когда дела с ним мутили, когда на боях бабки первые поднимали. После того, как Вика уехала, я сорвался и бросил универ. Ушел с головой в бои. Надеялся, что, нахрен, всю дурь вместе с ненужной жизнью из меня выбьют. Так продолжалось несколько месяцев. Не знаю, что мне помогло — бешеный адреналин вкупе со злостью или просто удача, но я раз за разом одерживал победу. А когда встал на вершине, то понял, что хочу открыть свой клуб. И сделать его лучшим из всего, что было в этой индустрии.
И я сделал. Вместе с Птахой. Ванька всегда верил в меня. Он всегда был за меня и даже, когда Вика заявила о разрыве… он вместе со мной не верил в происходящий бред. До последнего…
Семь лет назад
— Я не верю, — прорычал сквозь зубы. Пальцы так крепко сжимали гребаный телефон, что казалось вот-вот и затрещит пластик под ними…
Мать посмотрела на меня тяжелым взглядом.
— Ты из-за нее попал за решетку, Илья. Твоя дальнейшая судьба в университете под вопросом. И ты хочешь сказать, что я зря тебе это показываю?
Посмотрел на нее. Мне хотелось на нее заорать. Мне хотелось открыть окно тачки и вышвырнуть телефон на дорогу, разъ*бать его об асфальт. Я не верил ему. Несмотря на ее слова в больнице, несмотря на ее холод в глазах, я бл*ть не верил, что малая может так поступить с нами!
Но это, сука, было правдой! На видео была Вика. Я ни с кем не спутаю ее тело, ее родинки под правой грудью и на бедре. И ее стон… ее тихий стон разрезал мои уши, будто крик банши. В тот момент, когда он трахал ее, она выглядела такой… улетевшей. Долбанный ублюдок, которому я столько раз мог разь*бать рожу, трахал мою девочку, а она звала его по имени… тихо так звала, нежно…
Твою ж!
Засунул в карман телефон. На первом же перекрестке выскочил из тачки. Во мне был столько гнева, столько боли! Физической боли, заставляющей меня корчиться в агонии.
Не знаю, сколько так шел. Перед глазам пелена красная. Ни хрена не видел и не соображал. Только когда уткнулся в ворота дома Птахи, немного в себя пришел.
Ваня как раз ковырялся в мотыке. Когда заметил меня, поднялся, кивнул понимающе.
— Идем.
Мы прошли в дом. Он молча полез в отцовский бар и достал бутылку Реми. После того, как она стала практически пустой, немного попустило и я смог хотя бы говорить.
— Вот, — протянул ему мобилу. — Только бл*ть не здесь, ладно? Я просто не потяну это еще раз…
Он вышел из комнаты. Пока Птахи не было, я нервно курил одну за одной. Он вернулся. Молча бросил телефон на стол и налил себе виски.
— Я не знаю, что сказать… Но… чувак, я не верю.
Кивнул.
— Я тоже не верил бы, если бы она мне лично в глаза не сказала в больнице, что беременна от другого. Она замуж за него выходит, — скривился. Даже произносить это было больно — слова жгли слизистую похлеще алкоголя.
— В какой больнице она?
— В Десятке. А что?
Птаха кивнул, набрал номер.
— У меня тетка там работает, старшей медсестрой. Поговорю с ней, она скажет с чем лежит Вика.
Я кивнул.
— Спасибо, брат.
Эти полчаса были еб*ным адом. Сомнения, боль, удушающее разочарование — все это выжигало нутро. И когда Ванька вышел во двор, я уже по одному взгляду понял, что дело дрянь.
— Твою мать, — прорычал, поднимаясь с мотыка.
Пнул валяющийся на полу гаечный ключ.
— Все так и есть, брат. Вот только она уже не беременна.
Он смотрел на меня тяжело так. Под его взглядом было не по себе.
— Чего?
Птаха нервно почесал затылок.
— Она аборт сделала. В больницу попала с кровотечением. Короче, не спасли ребенка…