— А потом она забеременела. И вы поженились. Но спустя месяц Маша потеряла ребенка.
Я чувствую его присутствие, его близость. Хоть и не смотрю. Его пальцы вдруг касаются моего плеча. Я вздрагиваю, но не отталкиваю его. Тогда он осторожно поворачивает меня к себе лицом. В глаза мои смотрит так настороженно. Его пальцы касаются моей кожи у глаз, смахивая слезы. Нежность его рук словно удар под дых. Мне так больно. Смотрю в глаза его зеленые и подыхаю.
Он ведет вниз по скулам, по губам моим. И в его взгляде столько одержимости и боли. А я… у меня даже сил нет отстраниться. Да и не хочу этого. Хотя бы так, толику его забрать себе. Почувствовать, испытать, вспомнить.
— Я каждый день просматривала инсту твоей жены, — дрожу, а он молча обвивает руками мои плечи и прижимает к себе. Он вдруг все понимает, и я знаю, что верит.
— Я как сталкер, как маньяк сидела и смотрела на твое счастье и задыхалась им. Пила его, но каждый его глоток отравлял меня все больше, — стискиваю в кулаках ворот его рубашки. Тяну на себя, словно это способно облегчить мне боль.
Илья отстраняется немного. И я вижу, как в его воспаленных глазах собираются слезы. Он кривит губы, сглатывает.
— Почему ты это сделала? Я видел то видео… ты была с ним.
И эти слова как ушат ледяной воды. Я хотела побыть с ним без всей грязи. Я хотела открыть ему сердце, то чем я живу. Я хотела, чтобы мы вместе просто оплакали наше потерянное счастье… но он ведь не хочет так…
— Было не только это видео, — с губ рвется горькой смешок. — Было еще наше видео с тобой, Илья. Которое твоя мать слила в интернет.
Он хмурится. В его глазах удивление.
— Наше видео?
— Меня в «Инвест-К» тогда не взяли. Слили на собеседовании, сказав, что работников с подмоченной репутацией не берут, — я улыбнулась, а в глазах слезы застряли.
Почувствовала, как его пальцы вдавились в мою кожу. Он качает головой, не веря моим словам.
— Я не знал этого… Но как?
Илья отходит на шаг. Его руки сжимают голову, он кривится, пытаясь принять правду.
— Она не ангел, но бл*ть… зачем ей это?
— А ты не знаешь? До сих пор не понимаешь, Илья? Она и помирилась с нами тогда только с целью контролировать нас. Она была уверена, что мы поссоримся и разойдемся. А тут ты предложение мне сделал. Твоя мать не могла этого допустить, у нее планы были на Марго.
— Нах*й Марго! — вмиг выходит из себя. — После нашего расставания, я с ней и не виделся почти. Так пару встреч и все. И я всегда говорил, что она мне нахр*н не сдалась!
Удавкой на шее его признание. Я знала, что он не с ней. И уже давно поняла — все, что Марго сказала мне в больнице, было ложью. Но сейчас, услышав это от него, мне все равно больно.
— Что у тебя с Ником? Ты вышла за него и была беременна от него?
В горле сохнет. Я сглатываю, прежде чем ответить ему.
— Я никогда не была с ним.
Он кривится.
— Хватит врать, Вика! — встряхивает меня. — Я видел то видео! И я столько лет пытался понять! Я тряс мать, пытаясь разобраться, откуда у нее была эта запись! Она сказала, что Ник отправил ее ей. Она сказала, что ты вела двойную жизнь и до последнего не хотела бросать меня. И Ник помог тебе в этом… Я не верил ее словам, это выглядело сущим бредом. Но бл*ть, запись, она была! Ты спала с ним!
— Меня изнасиловали! Я была не в себе, разве ты не заметил?! — я кричу на него, потому что мне больно и стыдно даже обсуждать это. Мне больно вспоминать тот ужас, что я пережила. Но Илья заставляет меня делать это.
Он молчит. Просто стоит на месте и в глаза мне смотрит. Удивлен? Не ожидал? А потом вдруг начинает пятиться. И головой мотает, схватившись пальцами за виски.
— Нет, бл*ть, это полный пизд*ц. Это не так…
Он все еще пытается держаться за ту правду. За правду, где я остаюсь стервой и изменщицей. За правду, где он не мог ничего изменить, где он был жертвой. Настоящая правда похоронит его. Я знаю.
— Ты четко говорила его имя там, на видео… — голос потерянный, испуганный даже.
— Да я в бреду была! Они отрубили меня, а когда я очнулась, то была голой в чужой кровати!
Он сглатывает. Делает шаг ко мне. Вижу, как ходят желваки на его скулах, как дергается мышца под глазом.
— Кто? Кто, бл*ть, отрубил тебя? — голос тихий, но напряженный. Он на грани. А я уже перешла ее.
— Уроды какие-то! Которых твоя мать наняла! — кричу, захлебываясь от слез. Зачем? Ну зачем ему это нужно? Копошиться в этом дерьме, делать себе и мне больно. Ничего ведь не осталось — одни руины. Разрушенные, разграбленные руины.
— Наутро она мне сказала, если я не откажусь от тебя, то она и тебя в горячую точку зашлет, и меня убить закажет.
— Почему ты не сказала мне?! Обо всем этом ни слова не сказала мне тогда?!!
Отталкиваю его в грудь. Хочу ударить его, хочу сделать больно! Ненавижу его за то, что заставляет снова все пережить. Вспомнить весь тот ад!
— Не успела! — в глазах слезы… — Когда ты вернулся в город, не осталось больше ничего! Ни нас, ни ребенка нашего не осталось, Илья!
Семь лет назад
— Вик, ты как? — голос Ани разбудил меня. Я приподнялась на кровати, живот нестерпимо ныл. Уже десятый день никаких изменений в лучшую сторону. И самое ужасное — равнодушие палатного врача.
— Температура похоже снова, жарко что-то… — я приподнялась в сидячее положение, подтянула к себе ноги. Взяла с тумбочки градусник и поставила его под руку.
Аня моя соседка по палате. Добродушная девчонка, ждущая второго малыша. У нее тоже, что и у меня — угроза. Вот только Аню ждет муж и дочка. И, слава богу, у нее уже все в порядке, и скоро выписка.
— Слушай, не нравится мне это… Ты бы снова к Тихоновой постучала. Пусть хоть УЗИ сделают. Уже вторую неделю лежишь…
Прикрываю глаза. Душно. И дурно. В груди снова спазмом сковывает каждый нерв. Хочется плакать. Да что там плакать? Рыдать в голос, крушить все, что под руку подвернется, от понимания того, что моя жизнь сломана… все разрушено, искромсано в шаге до счастья…
— Осадчая, — в дверях появляется доктор. — Зайди.
Я поднимаюсь с кровати и неспешно иду к ней. Мне дурно, в жару да еще и с температурой.
У врача хотя бы сплит. И пока она усиленно изучает мои бумаги, я наслаждаюсь прохладой.
— Что с температурой? — спрашивает, бегло поднимая на меня глаза.
— Тридцать восемь, — в горле пересохло все. Сглатываю вязкий ком.
Она снова прячет взгляд. В груди нарастает волнение, сердце отдает на уровне горла. Я уже знаю, что будет… Уже знала. Вернувшись домой после ночи изнасилования, у меня началось кровотечение. Только тогда посчитала и поняла, что задержка уже в десять дней… Испугалась сильно. Хотела провериться, анализы сдать. А там узи и вот, все подтвердилось. Я беременна. Срок — пять недель. И у меня угроза.
— Сейчас идем на узи, а там будем решать. У тебя кровь плохая, воспалительный процесс. Что-то не так.
Я киваю. Никаких эмоций. Внутри болезненная, предвещающая беду тишина. Я просто выхожу из ее кабинета и спускаюсь вниз, в кабинет УЗИ. Они делают исследование. Молча. Что-то шепчут друг другу. А я прикрываю глаза, чувствуя, как скупая слеза катится по виску.
— Плод замер. К сожалению, наши старания оказались напрасными. Вик, нам нужно срочно тебя чистить. Пошел процесс разложения, поэтому ты температуришь…
Я не слышу ничего. Меня трясет. Трясет, пока меня ведут в операционную. Трясет, пока меня просят раздеться, и я делаю это. И когда я уже забираюсь в кресло, на какую-то долю секунды я думаю о том, чтобы позвонить ему. Позвонить и рассказать все. Только он в лесу. Без связи.
— Вик, муж пиццу принес. Будешь? — Аня никак не хотела уходить. Температуры больше не было, но сильно болел живот. А еще душа. Ее рвало на части.
— Я не голодная, — прохрипела, просматривая телефон. Несколько часов кряду я пыталась написать и отправить ему сообщение. Рассказать все, а там будь что будет. Посмотрит ли он на меня теперь, так же как и раньше? После того что со мной произошло…
— Вик, — в дверях стоит Юлька. Вторая соседка.
— Там к тебе пришли. Выйди за дверь в коридоре девушка тебя ждет.
Я не хочу никуда идти. Но послушно встаю с кровати и иду.
На лавочке у процедурной сидит Марго. Первый порыв — уйти. Но что-то подсказывает мне, что я должна ее послушать.
Она поднимает на меня глаза. Видимо, все эмоции написаны на моем лице, потому что девушка тут же поднимается.
— Я по-быстрому. Долго не задержу.
Подумав немного, усаживаюсь рядом. Только потому, что тяжело стоять. Мутит.
Несколько секунд мы сидим молча. Я не смотрю на нее.
— Вик, я знаю, ты меня ненавидишь… но я люблю его..
Горький смех рвется с груди. Прикрываю глаза, понимая, что эту суку сюда прислала мать Верховского. Поворачиваюсь к ней.
— Я тоже.
Она кивает. Достает из сумочки какие-то бумаги.
— Я слышала про тебя… слышала, что ты потеряла ребенка.
Вспыхиваю от гнева. Какое право она имеет говорить об этом? Мерзко от понимания того, что Верховская все вынюхала.
— Неужели у Ирины Витальевны и здесь свои выходы?
— Нет. Она тут ни при чем. Твоя палатная врач — моя сестра. Прости, но когда я узнала, что ты здесь лежишь, не могла не спросить.
Кивнула. К глазам подступили слезы, но я затолкала их подальше. Не собираюсь плакать при ней.
— Что ты хотела?
Марго поднимает на меня глаза.
— Я беременна. От Ильи, — она протягивает мне бумагу. А я начинаю смеяться..
— Ты совсем с дуба рухнула? Думаешь, я полная дура и поверю в очередной твой бред?
Ее ничуть не задевают мои слова.