Энджи была права: в Джейсоне и его партнершах было что-то от одиночества и печали. Они трепыхались на волнах своего существования, как пластиковые утки в горячей ванне, иногда опрокидываясь и дожидаясь, что кто-то поставит их пряменько, после чего продолжали в том же духе. Между ними не было ссор, но не было и настоящих чувств. Было только ощущение себя единым организмом, легкомысленно самоуверенным, крайне ироничным, отторгнутым от той жизни, которую они вели, как это бывает с сетчаткой и глазом, потерявшим над ней контроль.
И никакой слежки за Джейсоном не было. В этом мы были уверены. Десять дней, и никого не видно. А мы смотрели вовсю.
Наконец, на одиннадцатый Джейсон нарушил свой распорядок.
У меня не было информации об убийстве Кары Райдер, потому что Девин и Оскар не отвечали на мои звонки, а из газетных отчетов я понял, что следствие зашло в тупик.
Слежка за Джейсоном первоначально вытеснила эту проблему из моего сознания, зато теперь я так устал, что мне не оставалось ничего другого, как размышлять и размышлять, что, естественно, привело меня все в тот же тупик. Кара была мертва. Я не смог предотвратить это. Ее убийца не известен и на свободе. Ричи Колгэн все еще не связался со мной, хотя оставил послание, что работает над заданием. Если бы у меня было время, я бы сам занялся этим, но вместо поисков мне надо было караулить Джейсона и его усердно-бездумных «кавалерш», зря проматывающих великолепное бабье лето в тесных, прокуренных помещениях, облаченных в черную одежду или вообще без оной.
— Появился, — сказала Энджи, и мы покинули аллею, на которой находился наш наблюдательный пост, последовав за Джейсоном через Бруклин Виллидж. Наш объект произвел беглый осмотр в книжной лавке, купил коробку дискет в «Эггхед Софтвер» и не спеша направился в кинотеатр «Кулидж Корнер».
— Нечто новое, — заметила Энджи.
На протяжении десяти дней Джейсон ни разу не менял свой распорядок дня. А сейчас он направлялся в кино. Один.
Зная, что мне надо последовать за ним, я взглянул на афишу в надежде, что это не будет фильм Бергмана. Или, того хуже, Фассбиндера.
Кинотеатр «Кулидж Корнер» тяготел к высокохудожественным фильмам для интеллектуалов, что само по себе прекрасно в наш век шаблонной голливудской продукции. Однако расплачиваться за это приходится недельными демонстрациями так называемых «кухонных мелодрам», получаемых из Финляндии или Хорватии, или из какой-то другой холодной, унылой страны, жители которой, бледные и изнуренные, только и делают, что сидят на кухнях, беседуя о Кьеркегоре да Ницше или о том, как они несчастны — вместо того чтобы переехать в другое место, где больше солнца и света, а люди более оптимистичны.
Сегодня, однако, показывали отреставрированную копию фильма Копполы «Апокалипсис сегодня». Насколько я люблю кино, настолько Энджи его ненавидит. Она говорит, что этот вид искусства вызывает у нее ощущение, будто она сидит на дне болота, приняв при этом слишком много успокоительного.
Энджи осталась снаружи, а я вошел внутрь. Одно из преимуществ партнерства в подобной ситуации состоит в том, что входить за объектом в полупустой зал всегда рискованно. Если он решит покинуть зал в середине картины, трудно следовать за ним, не вызывая подозрения. А партнер снаружи спокойно примет его в лоно своего внимания.
Кинотеатр был почти пуст. Джейсон уселся в центре ближе к экрану, а я — рядов на десять дальше по левой стороне. Несколькими рядами выше справа сидела какая-то пара, а еще одна одинокая фигура — молодая женщина с раскосыми глазами и красной банданой на голове — делала в блокноте заметки. Сразу видно, студентка, изучающая кино.
Примерно тогда, когда Роберт Дюваль на экране был занят на пляже своим барбекю, в зал вошел мужчина и занял место в ряду позади Джейсона, кресел на пять левее. Когда в саундтрек вторгся Вагнер, а корабельные орудия сотрясли утреннюю деревню огнем и взрывами, свет с экрана залил лицо мужчины, и я смог увидеть его профиль — гладкие щеки с аккуратно подстриженной козлиной бородкой, густые темные волосы, из мочки уха торчит головка гвоздя.
Во время сцены у моста До-Лонг, когда Мартин Шин и Сэм Боттомз ползли через осажденные окопы в поисках командира батальона, мужчина с бородой передвинулся на четыре кресла влево.
— Эй, солдат, — обратился Шин к молодому испуганному темнокожему парню, стараясь перекричать грохот канонады и вспышки огня в небе. — Кто здесь командир?
— Разве не вы? — закричал парень, а мужчина с бородой наклонился вперед, тогда как голова Джейсона откинулась назад.
Мужчина сказал Джейсону всего несколько слов, и к тому времени как Мартин Шин покинул траншею и вернулся на лодку, мужчина вышел в проход и направился в мою сторону. Он был примерно моего роста и телосложения, возможно, лет тридцати, и очень хорош собой. На нем была темная спортивная куртка поверх свободного зеленого свитера с высоким горлом, потертые джинсы и ковбойские сапоги. Перехватив мой взгляд, он заморгал и уставился на ступни своих ног, которые как раз выносили его из кинотеатра.
В это время на экране Альберт Холл спросил Шина:
— Вы нашли командующего офицера?
— Ни хрена тут нет, — заявил Шин, залезая в лодку, в то время как Джейсон встал и вышел в боковой проход.
Я выждал добрых три минуты, затем поднялся и двинулся к выходу, в то время как на экране надувная лодка неумолимо плыла к лагерю Куртца и безумным поступкам Брандо. Я сунул голову в туалетную комнату, чтобы убедиться, что она пуста, затем покинул кинотеатр.
Очутившись на Гарвард-стрит, я зажмурился от яркого света и оглянулся в надежде увидеть Энджи, Джейсона или парня с бородкой. Никого. Поднялся вверх до Бикона, но и там никого из них не было. Мы с Энджи заранее условились, что тот, кто оторвался в слежке, добирается домой без машины. Поэтому я мурлыкал себе под нос «О, соле мио» до тех пор, пока не поймал такси и не добрался, наконец, к себе.
Джейсон и бородач пошли пообедать в бар «Сансет Грилл» на Брайтон-авеню. Энджи удалось сфотографировать их с противоположной стороны улицы, и на одном снимке руки обоих мужчин исчезли под столом. Первоначально я предположил: здесь пахнет наркотиками.
Они раздельно оплатили счет и, уже выйдя на Брайтон Авеню, они вновь слегка потянулись руками друг к другу, при этом на их лицах играла застенчивая улыбка. Она совсем не походила на ту, что я привык видеть на лице Джейсона последние десять дней. Его обычная улыбка напоминала скорее самодовольную ухмылку с оттенком издевки и ленивой развязности. Но эта была совсем другой: искренней, льющейся откуда-то из глубины и не знающей никаких преград, пока не попадет на уста и не растянется во всю щеку.
Энджи удалось схватить и улыбку, и рукопожатие на пленку. И мое предположение несколько изменилось.
На другом снимке бородач шагал вверх по Брайтон в направлении Юнион-сквер, а Джейсон — в обратную сторону, в университет.
В этот вечер мы с Энджи разложили ее фотографии на кухонном столе, пытаясь решить, что нам сказать Дайандре Уоррен.
Дело в том, что это был один из пунктов, по поводу которых моя ответственность перед клиентом не имела четких границ. У меня не было причин думать, что явная бисексуальность Джейсона каким-то образом связана с телефонными звонками с угрозами, которые получала Дайандра. С другой стороны, у меня не было причины не говорить ей об этом открытии. И все же мне было неизвестно, делает ли сам Джейсон из этого тайну или нет, и у меня не было никакого желания выводить его на чистую воду, особенно теперь, когда с фотографии на меня смотрел юноша, который за все время слежки впервые выглядел по-настоящему счастливым. А возможно, и впервые в жизни.
— Вот, — сказала Энджи, — думаю, я нашла решение.
Она протянула мне фотографию, на которой Джейсон и парень с бородой были всецело поглощены едой, не глядя друг на друга.
— Они встретились, — сказала Энджи, — у них был ланч, и это все. Показываем ее Дайандре наряду с фотографиями Джейсона и его женщин, спрашиваем, знает ли она этого парня, и если она сама не предложит нам подобную идею, мы не станем даже предполагать возможность любовной связи.
— Что ж, и вправду похоже на план.
— Нет, — сказала Дайандра. — Никогда не видела этого мужчину. Кто он?
Я покачал головой.
— Не знаю. Эрик, а ты?
Эрик довольно долго смотрел на фото, в конце концов покачал головой.
— Нет. — Он протянул его мне. — Нет, — повторил он.
— Доктор Уоррен, — сказала Энджи, — прошло больше недели, но это все, чем мы располагаем. Социальное окружение Джейсона очень ограничено и до сегодняшнего дня исключительно женское.
Дайандра кивнула, затем постучала пальцем по голове друга Джейсона на фотографии.
— Они любовники?
Я посмотрел на Энджи. Она — на меня.
— Смелее, мистер Кензи, думаете, я не знаю о бисексуальности Джейсона? Он же мой сын.
— Значит, между вами нет тайн? — спросил я.
— Вряд ли. Он никогда не говорит со мной на эти темы, но я знаю. Думаю, у него это с детства. И я даю ему понять, что для меня совершенно не имеет значения ни гомосексуализм, ни бисексуальность, ни любые другие отклонения, даже если он не в силах признаться мне в этом. Но я все-таки думаю, он озабочен и смущен своей гиперсексуальностью. — Она вновь постучала по фото. — Этот человек опасен?
— У нас нет никаких оснований так думать.
Дайандра зажгла сигарету, откинулась назад на своем диване и внимательно посмотрела на меня.
— И куда нас это привело?
— Вы не получали больше угроз или фотографий по почте?
— Нет.
— Тогда, думается, мы просто зря тратим ваши деньги, доктор Уоррен.
Она взглянула на Эрика, но он только пожал плечами.
Она повернулась к нам снова.
— Мы с Джейсоном собираемся провести выходные в нашем доме в Нью-Хэмпшире. Когда вернемся, не смогли бы вы понаблюдать за Джейсоном еще несколько дней, чтобы все завершить и успокоить материнскую душу?