— Но с ним все в порядке? — Она села на диван, поджав под себя ноги и пыталась прочитать ответ на свой вопрос на наших лицах.
— Насколько нам известно, — ответила Энджи.
Дайандра покачала головой.
— Вы явно обеспокоены. Это очевидно. И вы что-то скрываете. Пожалуйста, расскажите мне все. Очень вас прошу.
— В общем-то, ничего такого, — сказал я. — Просто мне не нравится, что девушка, которая выдавала себя за Мойру Кензи и которая заварила эту кашу, мертва.
Дайандра не поверила мне, ее тело наклонилось вперед, локти уперлись в колени.
— Каждый вечер, где бы он ни был, Джексон звонит мне между девятью и девятью тридцатью.
Я взглянул на свои часы. Пять минут десятого.
— Как думаете, он позвонит, мистер Кензи?
Я посмотрел на Энджи. Она внимательно смотрела на Дайандру.
Та на мгновенье закрыла глаза, а когда открыла их, спросила:
— У кого-нибудь из вас есть дети?
Энджи покачала головой.
В какой-то момент я подумал о Мэй.
— Нет, — ответил я.
— Я так и думала, — Дайандра направилась к окну, заложив руки за спину. Пока она стояла там, огни квартир соседнего дома постепенно угасали, и темные пятна расползались по светлому полу ее квартиры. — Тебя никогда не покидает беспокойство, — сказала она. — Никогда. Ты помнишь, как он впервые вылез из колыбели и шлепнулся на пол прежде, чем ты успела подхватить его. И решила, что он мертв. Всего на секунду. И ты помнишь ужас при одной этой мысли. Когда он подрос и стал ездить на велосипеде, лазить по деревьям и ходить в школу, выскакивая при этом на проезжую часть перед мчащимися машинами, не дожидаясь сигнала светофора, невольно притворяешься, что все в порядке. Говоришь себе: «Ведь это дети. В его возрасте я была такой же». Но где-то в глубине твоего горла всегда наготове этот крик отчаяния, который ты с трудом сдерживаешь. Перестань. Прекрати. Не терзай себя. — Она повернулась к нам лицом и стала смотреть на нас, оставаясь при этом в тени. — Это никогда не покидает вас. Беспокойство. Страх. Ни на секунду. Такова плата за то, что приносишь новую жизнь в этот мир.
Я вдруг увидел Мэй, когда она протягивала руку к пасти той собаки, вспомнил, как я уже готов был прыгнуть и оторвать голову этому шотландскому терьеру.
Зазвонил телефон. Девять пятнадцать. Мы все вздрогнули, а Дайандра преодолела расстояние до телефона буквально за секунду. Энджи взглянула на меня и с облегчением закатила глаза.
Дайандра взяла трубку.
— Джейсон? — спросила она. — Джейсон?
Но это был не он. Это стало очевидно сразу же, она провела свободной рукой по виску и вцепилась пальцами в корни волос.
— Что? — спросила она и повернула голову в мою сторону. — Возьмите трубку. — Она подала мне ее. — Какой-то Оскар.
Я взял у нее трубку и повернулся к обеим женщинам спиной. В это время в соседнем доме погас еще один островок огней, и темнота, подобно чернилам, стала расползаться по полу. Оскар сообщил мне, что Джейсон Уоррен найден.
По кусочкам.
Глава 19
Джейсон Уоррен был убит в заброшенном помещении овощного склада, растянувшегося вдоль берега в южном Бостоне. Убийца сделал выстрел юноше в живот, в область желудка, нанес ему несколько ран ножом для колки льда, затем избивал молотком. Он также отрезал все его конечности и разложил их на подоконниках, усадил тело в кресло лицом к двери и привязал его голову к свисающему с подъемника обрывку кабеля.
Группа следователей провела здесь ночь и большую часть утра, но так и не смогла найти коленные чашечки Джейсона.
Двое полицейских, обнаруживших труп, были новобранцы. Один уволился через неделю. Другой, по словам Девина, взял отпуск, чтобы посоветоваться с адвокатом. Девин сообщил также, что, когда они с Оскаром вошли в помещение склада, первое, что им пришло в голову — Джейсон подвергся нападению льва.
А в тот вечер, когда, выслушав сообщение Оскара, я повесил трубку и повернулся к женщинам, Дайандра уже знала.
— Мой сын мертв, да? — спросила она.
И я кивнул.
Она закрыла глаза и подняла одну руку к уху, будто создавая этим жестом какое-то пространство для тишины, чтобы услышать нечто сокровенное. Она слегка покачивалась, как от дуновения ветерка, и Энджи подошла к ней.
— Не прикасайтесь ко мне, — сказала она, не открывая глаз.
Когда приехал Эрик, Дайандра сидела в своем кресле возле окна, глядя на гавань, а кофе, сваренный Энджи, уже остыл, нетронутый. За истекший час она не проронила ни слова.
Когда Эрик вошел, Дайандра молча смотрела, как он снял плащ и шляпу, повесил их на крючок и уставился на нас.
Мы с ним отошли в кухню, и я все рассказал.
— Иисусе, — проговорил он, и в следующее мгновение у него стал вид тяжело больного человека. Его лицо обрело цвет белой глины, он ухватился за стойку бара так цепко, что суставы его пальцев побелели. — Убит? Каким образом?
— На сегодня достаточно того, что он убит, — сказал я.
Он распластал обе руки на поверхности бара и опустил голову.
— Что она делала с тех пор, как узнала?
— Молчала.
Он кивнул.
— Это в ее духе. Ты сообщил Стэну Тимпсону?
Я покачал головой.
— Думаю, это сделает полиция.
Глаза Эрика наполнились слезами.
— Мальчик, бедный красивый мальчик…
— Расскажите, — проговорил я.
Он растерянно смотрел на холодильник.
— Что именно?
— Что вы знаете о Джейсоне. То, что скрывали.
— Скрывал? — Голос его ослабел.
— Да, — повторил я. — Вам не по себе с самого начала.
— Какие у вас основания?..
— Считайте это подозрением, Эрик. Что вы делали в колледже сегодня вечером?
— Я же сказал. Репетиторство.
— Чушь. Я видел книги, которые вы вытаскивали из багажника. Одна из них — руководство по вождению автомобиля «чилтон», Эрик.
— Послушайте, — сказал Эрик, — сейчас я пойду к Дайандре. Я знаю, как она будет реагировать, и, думаю, вам с Энджи лучше уйти. Она не захочет, чтобы вы видели ее, когда она сорвется.
Я кивнул.
— Ладно, я свяжусь с вами.
Он поправил очки и прошел мимо меня.
— Я прослежу, чтобы вам полностью заплатили по счету.
— Уже все оплачено, Эрик.
Он направился через всю квартиру к Дайандре. А я, глядя на Энджи, прислонился головой к двери. Она подняла с пола сумочку, взяла с дивана куртку. Эрик положил руку на плечо Дайандры.
— Эрик, — сказала она. — О, Эрик. Почему? Почему?
Она буквально упала в его объятия как раз в тот момент, когда Энджи подошла ко мне. А когда я открыл дверь, Дайандра в полном смысле этого слова завыла. Это были самые страшные звуки, какие мне когда-либо приходилось слышать: яростный, мучительный, опустошающий стон, вырывающийся из ее груди и резонирующий по всей квартире, он еще долго звучал в моей голове после того, как я покинул ее дом.
В лифте я сказал Энджи:
— Я не верю Эрику.
— В каком смысле?
— Тут что-то не то, — сказал я. — Он в чем-то замаран. Либо что-то скрывает.
— Что именно?
— Не знаю. Он наш друг, Энджи, но мне не нравится его отношение к этому делу.
— Надо подумать, — сказала она.
Я кивнул. У меня в ушах все еще звучал ужасный вой Дайандры, и мне хотелось свернуться калачиком и спрятаться.
Энджи прислонилась к стеклянной стене лифта, крепко обхватив себя руками, и по дороге домой мы оба молчали.
Когда вы постоянно с детьми, это учит по крайней мере одному: что бы ни случилось, не опускай руки. У тебя нет выбора. Задолго до смерти Джейсона, точнее, еще до того, как я услышал о нем и его матери, я согласился взять к себе Мэй на полтора дня, пока Грейс будет занята на работе, а Аннабет отправится в Мэн на встречу со старым другом из колледжа.
Когда Грейс услышала о Джейсоне, она сказала:
— Найду кого-нибудь другого. Или постараюсь как-то освободиться.
— Нет, — сказал я, — никаких изменений. Я хочу взять ее.
И я взял. Это было одно из лучших решений, которое я принимал в жизни. Знаю, в обществе бытует мнение, что в подобных случаях хорошо поговорить с кем-то о трагедии, обсудить все с друзьями или, наоборот, незнакомцами, и все в таком духе. Но мне кажется, в нашем обществе придают слишком большое значение разговорам, считая слова панацеей от всех бед, чем они не являются, и закрывая глаза на непременный побочный эффект — болезненное самопоедание.
Я от природы склонен к размышлениям и провожу много времени наедине с собой, что только усугубляет ситуацию. Возможно, было бы лучше, если бы я обсудил с кем-то смерть Джейсона и мои ощущения по этому поводу. Но я этого не сделал.
Вместо этого я провел время с Мэй, и сам факт простого общения с ней, попытки развлечь ее, кормление, укладывание спать после обеда, разъяснение шуток братьев Маркс во время просмотра «Спятивших животных» и «Утиного супа»[14], последовавшее за этим чтение вслух доктора Сойса[15] — при этом она сидела в шезлонге, а я в спальне, — одним словом, простая человеческая забота о ком-то, о маленьком человечке, оказалась более действенным средством, чем тысячи бесед с психотерапевтом, и я подумал, может, минувшие поколения были правы, считая это нормой.
Примерно в середине рассказа «Лисичка в Соксе» веки Мэй начали слипаться. Я подтянул простыню к ее подбородку и отложил книгу.
— Ты любишь мамочку? — спросила она.
— Да, очень. Спи.
— Мамочка любит тебя, — пролепетала она.
— Знаю. Спи.
— А меня ты любишь?
Я поцеловал ее в щечку, снова подтянул одеяло к ее подбородку.
— Я обожаю тебя, Мэй.
Но она уже спала.
Около одиннадцати позвонила Грейс.
— Как там мой маленький ужастик?
— Прекрасно. Спит.
— Надо же! Неделями напролет она ведет себя как суперхулиганка, но, проведя день с тобой, превращается в ангелочка!