Дайандра вздрогнула, опустила глаза и снова отпила глоток вина.
Я пожал плечами.
— Возможно. Однако никогда нельзя знать… — я взглянул на Дайандру. — Вы упоминали, что в прошлом боялись своих пациентов. Некоторые из них недавно освободились из больниц и тюрем. Кто может затаить на вас злобу?
— Обычно меня ставят в известность. — Наши взгляды встретились, и в ее глазах я прочел трепетное замешательство и страх, глубокий, затаенный страх.
— Не было ли у вас в недавнем прошлом пациентов, у которых мог быть мотив, а главное, возможность осуществить свой замысел?
На минуту она задумалась, но в конце концов покачала головой.
— Нет.
— Мне нужно переговорить с вашим бывшим мужем.
— Стэном? Зачем? Не вижу смысла.
— Мне нужно исключить возможность этого следа. Простите за прямоту, но только дурак не думал бы об этом.
— Я не настолько глупа, Мистер Кензи. Но поверьте, Стэн не имеет никакого отношения к моей жизни и не имел на протяжении последних двух десятилетий.
— Я должен знать как можно больше о тех, кто присутствовал в вашей жизни, доктор Уоррен, особенно о тех, с кем у вас не самые лучшие отношения.
— Патрик, — сказал Эрик, — хватит. Как насчет личной жизни?
Я вздохнул.
— На хрен.
— Прости?
— Ты не ослышался, Эрик, — сказал я. — К черту личную жизнь — и доктора Уоррен, и, боюсь, твою тоже. Ты втянул меня в это и прекрасно знаешь, как я работаю.
Он заморгал.
— Не нравится мне это дело. — Я выглянул в темноту квартиры Дайандры, окна которой покрывал густой иней. — Очень не нравится, так что я пытаюсь ухватиться хоть за какие-то детали, чтобы уберечь доктора и ее сына от опасности. Чтобы выполнить эту задачу, мне нужно знать все о вашей жизни. О жизни вас обоих. А если вы отказываете мне в этом, — я посмотрел на Дайандру, — я просто-напросто уйду.
Дайандра спокойно наблюдала за мной.
— Оставишь женщину в беде? — спросил Эрик. — Я правильно понял?
— Именно так. — Я перевел взгляд на Дайандру.
Она спросила:
— Вы всегда так грубы?
На какую-то долю секунды в моем сознании всплыла картина: падающая на раскаленный цемент женщина, тело которой изрешечено пулями, мое лицо и одежда залиты ее кровью. Дженна Энджелайн умерла, не успев ступить на землю тем чудным летним утром, а всего в нескольких дюймах от нее стоял я, собственной персоной.
— Однажды, — сказал я, — по моей вине погиб человек. И только потому, что я опоздал всего на шаг. Я не хочу, чтобы это повторилось снова.
Чуть заметная дрожь пробежала по ее горлу. Она потерла шею.
— Значит, вы действительно считаете, что я в серьезной опасности?
Я потряс головой.
— Не знаю. Но вам угрожали. Вы получили фото сына. Кто-то хочет причинить вам большие неприятности и разрушить вашу жизнь. Я хочу выяснить, кто это, и остановить его. Для этого вы меня и наняли. Можете вы позвонить Тимпсону и устроить нашу с ним встречу, скажем, завтра?
Она пожала плечами.
— Думаю, да.
— Хорошо. Мне также нужно описание Мойры Кензи, все, что вы вспомните о ней, неважно, сколь незначительным это покажется.
С минуту Дайандра сидела с закрытыми глазами, чтобы восстановить полный облик Мойры Кензи, а я успел раскрыть блокнот и приготовить ручку.
— На ней были джинсы и черная водолазка, сверху красная фланелевая рубашка. — Дайандра открыла глаза. — У нее на диво красивые светло-русые волосы, слегка растрепанные, и она курила на убой. Выглядела по-настоящему испуганной.
— Рост?
— Где-то сто семьдесят.
— Вес?
— Фунтов сто десять.
— Какие сигареты она курила?
Дайандра вновь прикрыла глаза.
— Длинные, с белым фильтром. Пачка золотистого цвета. Кажется, «Делюкс».
— «Бенсон и Хеджис Делюкс Ультра Лайтс»?
Ее глаза моментально открылись.
— Да.
Я пожал плечами.
— Моя напарница всегда переходит на них, когда пытается бросить курить. А глаза?
— Зеленые.
— Никаких догадок по поводу происхождения?
Она отпила немного из своего бокала.
— Возможно, северная Европа, но несколько поколений тому назад, а может и смесь. Возможно, ирландка, британка, даже славянка. У нее очень бледная кожа.
— Что-нибудь еще? Не говорила, откуда родом?
— Бельмонт, — проговорила она с некоторым удивлением.
— Здесь что-то не так… Какое-то несоответствие, верно?
— Пожалуй… уж если кто-то из Бельмонта, он всегда попадает в хорошую подготовительную школу и так далее.
— Верно.
— И одна из особенностей, которую они теряют, если, не дай бог, она у них была, это бостонский акцент.
— Но не эпатируют им, особенно незнакомцев.
— Точно.
— У Мойры он был?
Дайандра кивнула.
— В то время я не придала этому значения, но пожалуй, да, это выглядит довольно странно. Это не был бельмонтский акцент, скорее, реверский или восточно-бостонский или… — она взглянула на меня.
— Или дорчестерский, — сказал я.
— Да.
— То есть, местный, — я захлопнул свой блокнот.
— Да. Что же вы собираетесь предпринять, мистер Кензи?
— Прежде всего увидеть Джейсона. Ему грозит опасность. Именно он ощутил «слежку», именно его фотографию прислали вам.
— Хорошо.
— Мне хотелось бы, чтобы вы ограничили свою деятельность.
— Не могу.
— Сохраняйте свои приемные часы и встречи, — сказал я, — но остальное время держитесь подальше от университета, пока я что-нибудь не выясню.
Она кивнула.
— Эрик, — сказал я.
Он взглянул на меня.
— Револьвер, который ты носишь… Умеешь им пользоваться?
— Практикуюсь раз в неделю. Я хороший стрелок.
— Стрелять в живое тело — совсем другое дело, Эрик.
— Знаю.
— Мне надо, чтобы ты держался поближе к доктору Уоррен хотя бы несколько дней. Сможешь?
— Конечно.
— Если уж что-то случится, не трать время на попытки всадить пулю в голову или попасть в самое сердце нападающего.
— Что же я должен делать?
— Разряди свой револьвер прямо в тело. Шесть выстрелов уложат кого угодно при условии, что он меньше носорога.
Он выглядел ошеломленным, как если бы ему сказали, что время, проводимое им в тире, было пустой тратой времени, как оно обычно и бывает. Возможно, он и вправду был хорошим стрелком, но я сомневался, что у того, кто нападет на Дайандру, на лбу, как в тире, будет огромный бычий глаз.
— Эрик, — сказал я, — не проводишь меня?
Он кивнул, и мы вышли из квартиры, миновали небольшой холл и подошли к лифту.
— Наша дружба не может повлиять на мою работу. Надеюсь, ты это понимаешь?
Он взглянул на свои ботинки и кивнул.
— Какие у тебя с ней отношения?
Он встретился со мной глазами, и в них я ощутил твердость.
— А что?
— Никаких тайн, Эрик. Запомни. Мне надо знать, какова твоя роль.
Он пожал плечами.
— Мы с ней друзья.
— Спящие в одной кроватке?
Он покачал головой и горько усмехнулся.
— Иногда мне кажется, Патрик, некоторая шлифовка по части манер тебе бы не помешала.
Я пожал плечами.
— Мне платят не за соблюдение этикета, Эрик.
— Дайандра и я встретились в Брауне: я работал над диссертацией, она только поступила в аспирантуру.
Я откашлялся.
— Снова спрашиваю: вы состоите в интимных отношениях?
— Нет, — сказал он. — Мы просто добрые друзья. Как ты и Энджи.
— Понятно, почему я сделал такое предположение?
Он кивнул.
— У нее есть любовник?
Он покачал головой.
— Она… — Он взглянул на потолок, затем снова на свои ботинки.
— Она — что?
— Не принадлежит к сексуально активным женщинам, Патрик. С философской точки зрения. Она ведет уединенную жизнь по меньшей мере лет десять.
— Почему?
Его лицо помрачнело.
— Я же сказал, это ее выбор. Для некоторых либидо — далеко не решающий фактор в жизни, Патрик. Жаль, что данная концепция у многих не находит понимания точно так же, как и у тебя.
— О'кей, Эрик, — как можно мягче проговорил я. — Есть ли что-нибудь еще, чего ты мне не сказал?
— Что ты имеешь в виду?
— Какой-нибудь скелет в шкафу, — сказал я. — Причина, по которой этот субъект угрожает Джейсону, чтобы добраться до тебя?
— На что ты намекаешь?
— Ровным счетом ни на что, Эрик. Я задал прямой вопрос. И жду ответа — «да» или «нет».
— Нет. — В голосе его ощущался лед.
— Прости. Я вынужден был задать эти вопросы.
— Да ну? — сказал он и, повернувшись, направился обратно в квартиру.
Глава 6
Была уже почти полночь, когда я уехал от Дайандры. Городские улицы были тихи и спокойны, когда я ехал домой в южном направлении вдоль морского берега. Температура по-прежнему держалась в пределах двенадцати градусов, и я даже опустил стекла в своей последней колымаге, позволив мягкому бризу проветрить затхлую атмосферу салона.
После того как мою последнюю служебную машину хватил инфаркт на одной из мрачных, забытых всеми улочек в Роксбэри, я нашел эту, коричневую «Краун-виктория-86». Случилось это на полицейском аукционе, о котором мне сообщил друг, полицейский Девин. Мотор был в прекрасном состоянии: если такую машину спустить с тридцатого этажа, сама бы она распалась на части, а мотор продолжал бы работать. Я потратил кучу денег на содержимое капота, снабдил машину лучшими шинами, однако внутреннее убранство оставил прежним: потолок и сиденья пожелтели от дыма дешевых сигарет, задние сиденья порваны и испускают запах резины, радио сломано. Задние дверцы здорово вогнуты внутрь, как будто их сдавили щипцами, а краска на кузове содрана, образовав круг с рваными краями, из-под которых проглядывала старая покраска.
Зрелище было ужасным, зато я был абсолютно уверен: ни один уважающий себя автомобильный вор не захочет найти свою смерть в подобном артефакте.
У светофора возле Харбор Тауэрз я остановился. Мотор, поглощающий несколько галлонов бензина в минуту, счастливо урчал. Перед нами переходили дорогу две миловидные молодые женщины. Внешне они походили на офисных работниц: узкие, плотно облегающие юбки тускло-коричневого цвета и блузки, поверх — свободно ниспадающие плащи. Темные чулки исчезали в одинаковых белых спортивных тапочках. В их походке ощущалась едва заметная неуверенность, как будто тротуар под их ногами был губчатым. Отрывистый смех рыжеволосой девушки звучал чересчур громко.