Он посмотрел на фигуру Лейлы. Ее грудь увеличилась, и животик уже заметно увеличился. Эта маленькая припухлость показалась Джеймсу особенно привлекательной – его так и тянуло прикоснуться к ней.
– Пойдем. – Он взял Лейлу за руку. – Нам нельзя опаздывать.
Когда шофер остановил машину возле Линкольновского центра искусств, у нее по-прежнему не было ни малейшего представления о цели их поездки. Она ни о чем не догадывалась и тогда, когда они прошли мимо подсвеченного фонтана в Эйвери-Фишер-Холл.
Они взяли газированную воду, и Лейла наблюдала, как Джеймс скучает над своим стаканом. В конце концов он попросил бармена принести несколько ломтиков лайма.
– Я это делаю только ради тебя.
– Что делаешь? – спросила она.
– Бросил пить и пришел сюда…
– Джеймс, зачем мы стоим здесь, в этой толпе?
Ему нравилось, что все это казалось Лейле необычным. Однако и он чувствовал себя не совсем комфортно, поскольку впервые пришел сюда не один.
– Ты скоро услышишь нью-йоркский филармонический оркестр, – медленно проговорил Джеймс. – И у меня есть подозрение, что тебе это понравится.
О да!
Ничего не могло быть лучше. Лейла играла сама, но сидеть и слушать живую музыку в прекрасном исполнении – это было нечто!
Трудно представить, что музыка может быть такой сексуальной.
Джеймс чувствовал, как усиливается восторг Лейлы, когда в знак признательности ее рука находила его руку. Их колени соприкасались, энергетика стала общей. Эта была самая искренняя благодарность, которую он когда-либо получал за свой подарок.
– Мне очень понравилось, – призналась Лейла, когда они вышли на улицу, испытывая легкое головокружение. – Абсолютно все. Каждая минута.
– Таких минут будет еще много. – Джеймс достал из кармана конверт. – Это абонемент. Ты можешь посещать не только концерты, но и репетиции. – Она хотела что-то сказать, но он опередил ее. – Хотя сама ты не сможешь присоединиться к оркестрантам.
– Пускай не сейчас, но, возможно, когда-нибудь. Джеймс пожал плечами.
– Я ни разу не слышал, как ты играешь.
Ему непременно нужно исправить это упущение. Когда они ложились спать, Лейла спросила:
– Почему ты столько делаешь для меня?
– Потому что я добрый, – улыбнулся он. – Как и ты.
– Ты добр даже к горничным.
– Ты тоже стараешься относиться к ним мягче. Теперь у них обоих все получалось гораздо лучше. С каждым днем они становились ближе друг к другу. И ночами Лейле становилось все труднее сдерживать себя и не поддаваться тому чувству, которое она испытывала к Джеймсу. Она не желала расставаться с ним ни через семь лет, ни через семьдесят.
Она все так же плакала по ночам, и однажды утром он наконец решился.
– Что тебе снится? – спросил он, нежно поглаживая ее по спине.
Лейла никому не рассказывала об этом. Но сейчас, когда Джеймс обнимал ее, его вопрос почему-то не казался проявлением чрезмерного любопытства.
– Сны разные… но чувства всегда одинаковые, – призналась она. – Например, сейчас мне приснилось, что мы на пикнике… Я вижу, как мои родители смеются… Мне семь или восемь лет, рядом брат и сестра… Нам весело, но потом я вдруг понимаю, что они не слышат меня. Они разговаривают между собой, будто меня там нет… Я начинаю кричать, а они продолжают говорить и смеяться. Я бросаю на землю стакан, но они не замечают этого… Я начинаю кричать и плакать… – Лейла помолчала. – А потом, – сказала она, – появился ты.
Потому что, когда она плакала, Джеймс ворвался в сон и обнял ее.
Лейла не была уверена, сон это или воспоминание. Ее мысли вернулись к давнему дню, когда она стояла у окна и смотрела, как ее мать и Жасмин гуляют в парке.
– Послушай, Лейла, – улыбнулся Джеймс. – Не надо плакать.
– Что?
– Когда во сне ты разбиваешь стакан или понимаешь, что они не слышат тебя, просто повернись ко мне, и все.
Глава 11
– Ману. – Джеймс подождал, пока Лейла уйдет на работу, и только тогда взял телефон. – Не могли бы мы с тобой встретиться в Нью-Йорке? Мне нужна помощь, чтобы наладить отношения с родителями Лейлы.
– Тебе она определенно потребуется.
– Вот поэтому мне и надо, чтобы ты, как только выберешь время, села на самолет и прилетела сюда.
Джеймс посмотрел в окно на Центральный парк. Ему не нравилось, что Лейла продолжает плакать каждую ночь. Ему было известно, что она была несчастна, потому и убежала из дома. Но он мог стать причиной ее окончательного разрыва с родителями. Мысль о том, что теперь они не захотят признать их ребенка, не давала ему покоя.
Толкование снов никогда не было его сильной стороной. На свои сны он вообще не обращал внимания. Но Джеймсу казалось, что Лейла переживает из-за того, что ее семья прекрасно обходится без нее и что в дальнейшем они не захотят считать своим внуком ее ребенка.
Ему хотелось решить эту проблему.
– Сейчас я учу арабский, чтобы лично извиниться перед ее отцом.
– Мало знать язык, Джеймс.
– Я понимаю… – Ему не нужна была лекция, и он собирался сказать об этом Ману, но в этот момент открылась дверь и вошла Лейла.
– Я перезвоню, – бросил Джеймс в трубку.
– Не надо, – откликнулась Ману. – Я закажу билет на завтра и пробуду в Нью-Йорке пару дней. Я не могу гарантировать, что возьмусь помогать тебе, но готова встретиться и обсудить ситуацию. О времени я сообщу позже – пришлю эсэмэску.
– Я тебе помешала? – спросила Лейла.
– Конечно нет, – ответил Джеймс, закончив разговор. – Я делал ставки на бирже…
Лейла знала, что он солгал, – она слышала женский голос в динамике.
Ее уши были не менее чувствительными, чем нос.
– А почему ты не на работе? – спросил Джеймс.
– Музыкант, который играет вечером, попросил сегодня поменяться с ним, – объяснила она. – Мне придется вернуться в ресторан к шести.
– Я не хочу, чтобы ты… – Джеймс одернул себя. Кто он такой, чтобы приказывать ей бросить работу? Ведь ей это нравится. Кто он такой, чтобы останавливать ее, когда она только-только начала привыкать к новой жизни? И наконец, кто он такой, чтобы заставлять ее выходить за него замуж?
Но он мечтает об этом.
– Ладно, как хочешь, – вздохнул Джеймс.
– В любом случае нам с тобой нужно иметь личное время, – заметила Лейла, – для всяких звонков и прочего.
Джеймс уловил сарказм в ее голосе и снова вздохнул, когда она, не глядя на него, направилась в ванную.
Постоянство привычек Лейлы внушало уважение. Как только она приходила домой, тут же смывала макияж. Джеймс последовал за ней, глядя, как она достает из косметички ватный тампон и лосьон. В быстрых движениях ее рук явно чувствовалось раздражение.
«А принцесса ревнива», – подумал он. Это заставило его улыбнуться – ведь причин для ревности не было.
– Лейла. – Джеймс встал у нее за спиной, пытаясь поймать ее взгляд в зеркале. – Лейла… – Он обнял ее за талию, но она стряхнула его руку.
Он присел на мраморную столешницу.
– Да, я разговаривал по телефону с женщиной, но это не означает, что я с кем-то встречаюсь. Ты не веришь мне?
– Я не тебе не верю, Джеймс. Я верю себе.
– Могла бы попробовать верить и мне.
Лейла вздохнула. Ей очень хотелось верить ему.
Ей очень хотелось получить подтверждение того, что он попросил ее выйти за него замуж не только ради ребенка.
И еще ей очень хотелось сказать, что она любит его.
Джеймс протянул ей чистый ватный тампон.
– Я твой персональный ассистент по снятию макияжа, – пошутил он и увидел, как дрогнули ее губы в попытке сдержать улыбку.
Лейле нравилось, что он пришел в ванную и превратил скучную процедуру в игру.
Джеймс взял ее увлажняющий крем и выдавил себе на пальцы.
Сексуальную игру. Она вспомнила, как эти пальцы вытирали ее губную помаду той ночью, и отобрала у него тюбик.
Он улыбнулся и перевел взгляд на ее косметичку.
– Много же от них толку, – хмыкнул Джеймс, выуживая оттуда блистер с таблетками. – Послушай, а где ты их взяла? – Он смотрел, как она наносит на кожу крем. – Где ты взяла эти таблетки?
Лейла замялась. Даже после смерти Жасмин она считала себя обязанной защищать репутацию сестры.
– У врача.
– Ладно, – не отступал Джеймс, – спрошу по-другому. Когда ты купила эти таблетки?
– Я не помню.
– У них давным-давно истек срок годности.
«О боже!» – подумал Джеймс, еще раз взглянув на дату. Срок истек более десяти лет назад.
– Истек срок годности?
Он протянул Лейле упаковку, указывая на дату.
– Медикаменты, как и продукты питания, имеют срок годности. Разве ты не обращаешь на это внимание, когда покупаешь йогурт? – Он остановил себя. Что, собственно, может знать принцесса о сроках годности? – Эти таблетки уже давно бесполезны.
Лейла поняла, как наивна и глупа она была. Теперь он, должно быть, разозлится на нее.
– Я не знала, – прошептала Лейла в панике. Она почувствовала себя безмерно виноватой. – Я ошиблась…
– Ничего страшного, – улыбнулся Джеймс. Он понял, что Лейла действительно не знала. Непонятно было другое: почему ее глаза вдруг наполнились слезами? Отчего Лейла, которая никогда не плакала днем, сейчас вдруг сломалась? – Да все в порядке, – попытался он успокоить ее. – Я не сержусь. Это была просто ошибка. – Однако Джеймс все же позволил себе маленькую шпильку: – Хотя такую ошибку, кроме тебя, вряд ли кто-то мог допустить.
И был потрясен, когда Лейла разрыдалась.
– Это Жасмин… – всхлипывала она. – Это ее таблетки… Я их прятала для нее…
– Это твоя сестра, которая умерла? – уточнил он, и Лейла кивнула. Она никогда не говорила о ней. Она либо умолкала, либо переводила разговор на другую тему. Он задал прямой вопрос: – Как давно это случилось?
– Шестнадцать лет назад…
А он почему-то решил, что несчастье произошло пару лет назад. Значит, мать шестнадцать лет не могла смотреть на свою дочь? Это потрясло Джеймса.
Шестнадцать лет – чертова прорва времени! Лейлу игнорировали целых шестнадцать лет!