И когда она снова начала плакать, Джеймс увел ее в комнату, и сквозь слезы она рассказала всю правду:
– У Жасмин был сундучок, который я спрятала в своей гардеробной. Вечером, перед отъездом из Шурхаади, я поссорилась с матерью. Я хотела доказать ей, что ее любимая Жасмин была не так уж хороша… но потом я решила сама воспользоваться этими вещами… Все, что было на мне в ночь нашего знакомства, принадлежало Жасмин: одежда, обувь, макияж… Я пыталась стать ею…
Лейла ждала, что Джеймс скажет что-нибудь резкое, как удар бича. Скажет, что она была дурой. К этому она привыкла с детства.
Когда он заговорил, в его голосе не было ни капли злости.
– Как все запутано, – протянул Джеймс. И когда она подняла на него глаза, то не могла поверить – он улыбался. – Так, значит, я встретился с призраком? Призраком твоей сестры?
Как это у него получается? Он говорит на такую болезненную для нее тему, однако не причиняет ей боль.
– Нет, – прошептала Лейла. – Я перестала быть ею, когда познакомилась с тобой.
Почему он не говорит, что она вела себя глупо?
Его рука коснулась ее щеки, вытирая слезы.
– Я не раз думал о той ночи, – признался Джеймс. – С тобой могло случиться всякое, если бы меня там не было. Что бы обо мне ни говорили, но я беспокоился о тебе.
– Беспокоился не только ты, – сказала Лейла. – Как только я вошла в бар, то сразу поняла, насколько безумной была моя затея. – Она сделала глубокий вдох и произнесла, наверное, самые смелые слова в своей жизни: – А потом я увидела тебя. Если бы ты не повернулся, я убежала бы в свой номер, собрала бы вещи и вернулась к родителям. Но я подошла к тебе.
Он улыбнулся:
– Вот и хорошо.
– И втянула тебя во все эти неприятности.
– В какие неприятности? – удивился он. Лейла заглянула в его светлые глаза и не нашла в них даже намека на недовольство. – Это самое лучшее, что могло со мной случиться, – заявил он, и не только Лейле, но и самому себе. – Мы зачали ребенка, и, хотя к этой мысли пришлось привыкать, я не смотрю на это как на неприятность. Я уверен, ты станешь отличной матерью. И я тоже постараюсь быть хорошим отцом. Я еще никогда ни к чему не относился так серьезно. Клянусь, я все улажу и с твоими родителями.
– Нет, не надо, – попросила Лейла. – Обещай, что не будешь вмешиваться. Я сама хочу позвонить матери, но… боюсь. Мне больно будет узнать, что они не желают признавать моего ребенка. – Она задержала дыхание. – Может быть, если у меня родится девочка, я назову ее Жасмин…
– Не будем загадывать, – торопливо проговорил Джеймс. Чем больше он слышал об этой Жасмин, тем меньше она ему нравилась. – По крайней мере, я постараюсь окончательно не испортить отношения с твоими родителями. Но одно могу обещать твердо: я не изменю тебе. В это ты хотя бы можешь поверить?
Лейла жаждала поверить в то, что этот красивый мужчина действительно хочет ее, что любовь наконец вошла в ее жизнь.
– Хорошо. Я попробую.
– И все? Чересчур вялая реакция на самую лучшую речь в моей жизни. – Он снова улыбнулся. – Но я смиряюсь с ней.
Лейла прилегла отдохнуть перед работой, а Джеймс занялся фондовой биржей. Ровно в пять часов он закрыл ноутбук и посмотрел на диван, где спала Лейла.
– Эй, тебе пора, – негромко напомнил он.
– Я знаю, – сонно отозвалась молодая женщина.
– Считай меня шовинистом, но я не хочу, чтобы ты работала так поздно.
– Мне тоже не хочется никуда идти. – Лейла зевнула. Она мечтала остаться в номере. С Джеймсом.
– Ты можешь позвонить и сказать, что заболела.
– Нет.
– Можешь.
– Я не хочу подводить работодателя. Хотя… думаю, следует предупредить его, что я больше не буду играть. Возможно, временно. Но мне очень понравился подаренный тобой абонемент, и я хотела бы посещать и репетиции оркестра.
Это был самый лучший комплимент, который она могла сделать. Гордая принцесса наконец-то позволила ему позаботиться о ней.
– Тогда предупреди менеджера, что это твой последний вечер, – предложил Джеймс.
Значит, если он хочет услышать, как играет Лейла, сегодня – его последний шанс.
Когда она отправилась в душ, Джеймс занял ее место на диване. Через пять минут, завернувшись в полотенце, Лейла покинула ванную и подошла к комоду. Она выдвинула ящик и, надев белье, принялась наносить макияж.
Покончив с макияжем, Лейла достала из шкафа свое любимое платье фисташкового цвета и посмотрела на Джеймса.
– Ты не поможешь мне с пуговицами?
– Не-а… – Джеймс смотрел в потолок.
Не сводя с него глаз, Лейла завела руки за спину, пытаясь сама справиться с застежкой.
– Так ты не поможешь? – Повторная просьба прозвучала более требовательно.
Только тогда он соизволил снисходительно кивнуть и сел. Лейла подошла к дивану, повернулась спиной к Джеймсу и приподняла волосы.
– А как насчет «пожалуйста»? – поинтересовался он и увидел, как порозовела ее шея.
– Пожалуйста.
Пальцы Джеймса застегивали пуговицы, а губы его скользили по ее коже. Пуговица, поцелуй, пуговица, поцелуй… Добравшись до самого верха, он усадил Лейлу к себе на колени. Застегнув последнюю пуговицу, он страстно поцеловал ее в шею, возле ушка.
Лейла хотела повернуться, но руки Джеймса крепко держали ее. Ей оставалось только чувствовать и слышать его горячее прерывистое дыхание.
– Я позвоню и скажу, что плохо себя чувствую… – прошептала она.
Желание испытывал не только Джеймс, но и она тоже.
– Нехорошо сообщать об этом в последнюю минуту. – Он отпустил ее.
Не глядя на него, Лейла вышла из номера.
Она не спросила, чем займется Джеймс, пока ее не будет.
Придя в ресторан, Лейла сказала менеджеру, что сегодня вечером состоится ее последнее выступление. Тот вздохнул. Он ждал этого. И не только потому, что ему удалось выяснить, чья она невеста. Лейла играла так, что было ясно: надолго она в ресторане не задержится. Все чаще и чаще клиенты восхищались ее прекрасной игрой. Все тише и тише становилось в зале, когда она выходила на сцену.
– Но вы еще будете к нам заходить? – спросил менеджер.
– Конечно, – ответила Лейла. – Мне очень нравится ваша кухня.
В этот вечер в ресторане было много людей. Лейла играла, как всегда, не поднимая глаз, и все же она почувствовала, когда в зал вошел Джеймс.
Она услышала, как на мгновение смолк гул голосов, словно все увидели известного человека. Ее сердце дрогнуло, а пальцы, которые никогда не пропускали ни ноты, неожиданно замерли.
Джеймс заметил паузу и облегченно вздохнул, когда музыка зазвучала снова.
Метрдотель проводил его к низкому столику с кальяном. Джеймс устроился на подушках и сказал официантке, что никого не ждет.
Однако, хотя он ужинал один, у него был собеседник. Музыка разговаривала с ним всю ночь.
Да, разговаривала.
И не только с ним. Мелодия становилась все более эмоциональной, отчетливо зазвучали акценты, и люди начали понимать, насколько талантлива загадочная исполнительница.
А Джеймс пристально смотрел на нее и слушал, как она с помощью музыки рассказывает свою историю.
Звуки, которые Лейла извлекала из инструмента, поведали ему о боли и горечи, заставивших ее бросить все и отправиться в Нью-Йорк.
Он узнал момент их встречи по двум гармоничным аккордам. Мужественный и женственный, они чередовались, дополняя, усиливая, улучшая друг друга.
А вот их первый поцелуй… И их первый танец…
Публика была очарована этой импровизацией, но вряд ли кто-нибудь догадывался, что сейчас Лейла рассказывает об их первой ночи любви.
Сможет ли кто-нибудь, кроме него, ощутить всю глубину ее боли, когда он ушел рано утром, оставив ее одну?
Сможет ли кто-нибудь, кроме него, понять, что ее пальцы говорят о смятении и страхе, но вместе с этим и о радости, когда она узнала, что в ней зародилась новая жизнь?
А потом музыка начала рассказывать об их первых днях, проведенных вместе. Она повествовала о гневе, который рассеивался, о ссорах, которые скорее вылечивали, чем причиняли боль. О неуверенных шагах к близости. Не говорила она только об одном…
Неожиданно музыка стихла. Лейла подняла глаза и встретилась с его взглядом.
Зал взорвался аплодисментами. Ей никогда не аплодировали, в ресторанах это не принято. И нарушение правил ошеломило Лейлу. Но самым большим сюрпризом стали для нее слова Джеймса.
Когда они вышли на улицу, он сказал:
– У тебя талант. Твоя игра изумительна.
– Спасибо.
– Ты рассказывала о нас, верно?
Лейла улыбнулась.
– Нет. Должно быть, ты переусердствовал с кальяном. – Она показала на кафе, которое в связи с поздним временем было закрыто. – Вот здесь я обычно после работы покупала кофе, а потом шла в парк, смотрела на людей и мечтала.
– О чем?
– Что я принадлежу всему этому. Что это мой мир.
– Мы можем пойти в парк сейчас.
– Но ведь уже ночь! – удивилась Лейла.
– Ты не одна.
«Я всегда была одна», – с грустью подумала она.
Однако сейчас она не чувствовала себя одинокой.
Они вошли в темный парк, и она показала Джеймсу скамейку, на которой любила сидеть. Но сегодня они решили полежать на траве и посмотреть на звезды.
– Здесь их очень мало, – заметила Лейла. – На моей родине их миллионы…
– Здесь их не меньше, поверь. Просто в городе слишком много света, и их трудно увидеть.
Лейла улыбнулась.
– Ты очень хороший учитель. – С Джеймсом она никогда не чувствовала себя глупой. – Ты так терпелив со мной.
Он повернул голову и посмотрел на нее.
– Ты очень скучаешь по дому?
Лейла смотрела на небо и пыталась представить, как бы отреагировал Джеймс, если бы она сказала, что теперь ее дом здесь. Что он и есть ее дом. Что такой заботы и внимания, которыми он ее окружил в последние недели, она никогда не знала.
Джеймс первым нарушил затянувшееся молчание.
– А я скучаю по своему дому, – вздохнул он. – У меня недалеко отсюда квартира. Но я искренне считал, что нам будет лучше в отеле. Ну, там ужин в ресторане и прочее…