Лейла улыбнулась:
– Ты совсем не похож на отца.
– Значит, договорились?
– Договорились.
– Хотя кое в чем я оказался прав, – заметил Джеймс, покончив с галстуком. – Изабелл все же приложила к этому руку. Я знал, что за мной следят. – Лейла рассмеялась, когда он подтянул вверх брючины и сказал: – Видишь, никаких носков.
И прежде чем уйти, Джеймс нежно поцеловал ее.
А Лейла решила позволить себе еще немного понежиться в постели. Она повернулась на бок и стала смотреть на Центральный парк.
Да, это был ее дом.
Джеймс и Ману никогда особо не ладили, но свое дело она знала, это он не мог не признать.
Они зашли в почти пустой ресторан, сели за столик в углу и заказали завтрак. Через пять минут Джеймс заговорил о том, что его беспокоило.
– Лейла счастлива… – начал он.
– В самом деле?
– Да. Мы счастливы. Проблема в ее родственниках.
– С чего бы? Ты же сделал ей предложение.
– Проблемы с родителями начались у нее намного раньше. Шестнадцать лет назад, после смерти старшей сестры. Я думаю, что проще связаться с ее братом…
Ману покачала головой:
– Давай вернемся к Лейле.
Джеймсу всего через час после пробуждения уже требовался контакт с Лейлой. Хотя бы виртуальный.
«Ты счастлива?» – написал он в сообщении.
«Очень!» – ответила Лейла, и Джеймс улыбнулся, совершенно забыв о присутствии Ману.
«Пойди и загляни в шкаф. В самый низ».
«Что там, подарок?»
«Просто пойди и загляни».
Но внизу ничего не было. Лейла оглядела полки, но там стояли только коробки с обувью. Тогда она снова посмотрела вниз, но, кроме рубашки, которая, вероятно, упала с вешалки, ничего не увидела. Рубашка была мятой и нестираной.
Сердце Лейлы внезапно подпрыгнуло. Она все поняла. Ей стало ясно, почему Джеймс сохранил рубашку в таком виде. Потому что той ночью оба они нашли любовь. Лейла зарылась в нее лицом и ощутила не только свой мускусный аромат, но и цитрусовую нотку парфюма Джеймса, и запах его кожи.
«Я надела ее!» – написала она.
«Пришли мне фото!» – ответил он.
Это была самая скромная фотография женщины в постели, которую когда-либо получал Джеймс, но при этом и самая дорогая для него – Лейла с сияющей улыбкой сидела на кровати в его рубашке.
Он решил подразнить ее.
«Могла бы, по крайней мере, расстегнуть верхнюю пуговицу».
– Ну ты и нахал, Джеймс, – заявила Ману, и он в недоумении уставился на нее, спрашивая себя, уж не стояла ли она все это время у него за спиной.
Но Ману и не требовалось ничего читать, сообразил Джеймс. Увлекшись перепиской, он только что грубо проигнорировал ее вопрос.
– Извини меня, я честно…
Он не знал, как объяснить, что он влюблен. Серьезно влюблен. Как растолковать Ману, смотрящей на него с укором, что ничего подобного он еще никогда не испытывал?
– Ты богатенький мальчик, который привык всегда получать все, что хочет, – усмехнулась Ману.
– Совсем не обязательно… – начал Джеймс желчный ответ, но вспомнил, зачем он здесь, и проглотил конец. – Я просто хочу, чтобы Лейла была счастлива.
– Ты же сказал, что она уже счастлива.
За исключением того, что ее родители не относятся к ней как к дочери и что она не разговаривает со своим братом. За исключением ее слез по ночам. Правда, с тех пор, как она поселилась в его пентхаусе, слезы прекратились.
– И виновником осложнений ты считаешь себя, правильно? – уточнила Ману.
Какое неприятное слово!
Когда они с Лейлой были вдвоем, никаких осложнений не было. Правда, она не ответила на его последнее сообщение, и это насторожило Джеймса. Может, он чем-то обидел ее? Он убрал телефон. Теперь все его внимание было сосредоточено на Ману.
Но нет, он не обидел Лейлу.
Она, конечно, не собиралась расстегивать пуговицы перед камерой телефона, но ей было очень приятно, и она вдруг почувствовала, что готова справиться с чем угодно.
Лейла взяла телефон и нашла номер родителей. Потом посмотрела, который сейчас час в Шурхаади. Время было обеденное.
Она знала, что телефон зазвонит в гостиной – там, где произошла та ужасная ссора.
Лейла сделала глубокий вдох, когда служанка сняла трубку.
– Я хочу поговорить со своей матерью, – сказала она и добавила: – Пожалуйста.
Казалось, прошла вечность.
Лейла ждала.
Наверняка матери придется выдворить слуг. Ей вдруг захотелось, чтобы она сделала этот звонок, когда Джеймс рядом. В его присутствии Лейла забывала, какую боль причиняло ей отношение матери.
Она начала вспоминать жизнь во дворце…
К телефону подошла та же служанка:
– Ее величество считает вас лгуньей, поскольку ее единственная дочь умерла много лет назад.
Лейла ничего не ответила. Она закрыла глаза и продолжала ждать.
Наконец мать взяла трубку.
– Sharmota. – Королева Фаррах назвала ее шлюхой.
Учитывая все, что случилось, это не было неожиданностью.
– Мама, пожалуйста… – попыталась объяснить Лейла, – я знаю, как все это выглядит… но Джеймс… он замечательный… мы скоро поженимся. И у нас будет ребенок… Пожалуйста, подумай: это будет твой первый внук или внучка… – Лейла разыграла свою лучшую карту: – А если родится девочка, мы назовем ее…
– Твой грязный ублюдок не может иметь ко мне ни малейшего отношения.
Что-то взорвалось в Лейле, когда мать оскорбила еще не родившееся дитя.
– Я позвонила не для того, чтобы получить твое одобрение. Я позвонила, чтобы дать знать, что со мной все в порядке и меня любят.
– Любят? – с сарказмом переспросила королева.
– Да, любят, – твердо проговорила Лейла. – Джеймс любит меня.
– Он тебе это сказал?
– Да, сказал.
– Он сказал это перед тем, как ты раздвинула ноги, или во время… процесса? – поинтересовалась ее мать, и Лейла зажмурилась от обиды. – Потому что он не любит тебя, глупая. За что тебя любить?
– Просто любит, и все.
– Но почему?
Она не смогла ответить сразу, поэтому повторила слова Джеймса.
– Я буду прекрасной матерью…
– О да! Но ты мне не дочь, как я уже сказала. На стене больше нет твоего портрета.
Лейла вспомнила коридор и портреты на стенах. Родители выбросили ее из своей жизни.
– Не беспокойся за нас, – продолжала королева. – Во дворце без тебя стало лучше. Твой отец снова начал совершать прогулки в саду, чего он не делал со дня смерти Жасмин. Я тку новый гобелен. Кажется, даже слуги стали чаще улыбаться. Нам всем гораздо легче без тебя.
Вернувшись домой, Джеймс нашел Лейлу в постели. Он хотел сказать, что она как раз там, где ему хотелось бы ее видеть, но обратил внимание на ее лицо. Оно было таким же белым, как его рубашка.
– Лейла…
Она тряхнула головой. Говорить она не могла.
– Что-то с ребенком?
Лейла снова тряхнула головой, пытаясь вспомнить, как работают голосовые связки.
– Я… разговаривала с матерью… – Это было все, что смогла выдавить Лейла.
– Когда?
Она не ответила, но Джеймс все понял. А он-то думал, что обидел ее, когда она не ответила на его шутливое сообщение. После двухчасовой лекции Ману на тему «Оскорбительное поведение Джеймса Чатсфилда» он был в этом уверен. Но теперь все встало на свои места.
Лейла находилась в таком состоянии, вероятно, несколько часов. Она лежала в постели наедине со своей болью.
– Уйди, – попросила она.
– Не могу.
– Пожалуйста.
Джеймс отправился в кухню и нашел несколько пакетиков зеленого чая, который только приблизительно можно было считать травяным, и немного меда, наверняка – от неправильных пчел.
– Как мило, – сказала Лейла, сделав глоток горячего чая.
– Увы, в моих запасах не нашлось апельсинового меда. Завтра утром нам придется отправиться в специальный магазин товаров для Лейлы.
Было больно смотреть на ее тщетные попытки улыбнуться его шутке.
Через пять минут Джеймс разделся, забрался в постель и обнял Лейлу. Просто обнял. Секс тут не помог бы.
Не оставляй меня, хотелось сказать Лейле.
Не делай мне больно.
Не возвращайся домой с запахом чужого парфюма.
Даже если ты не любишь меня, не дай мне догадаться об этом.
Слова матери были не просто оскорбительны – они раздавили Лейлу, и она больше не знала, чему верить.
Рука Джеймса лежала на ее животе – вот причина, по которой он не бросает ее.
– Она назвала нашего ребенка грязным ублюдком, – наконец выговорила Лейла.
– О, извини! – сказал Джеймс, по ее мнению, слишком громко.
Но, ощутив, что ребенок зашевелился, она поняла, кому это было адресовано.
– Думаю, кто-то почувствовал себя оскобленным, – заметил он, когда ребенок толкнулся ножкой еще раз. Джеймс ладонью мягко помассировал ее живот. – Скажи своей маме, что мы все уладим – я женюсь на тебе в любой день, когда ты захочешь.
– Это ты не в силах уладить, – вздохнула Лейла.
«Во всяком случае, я могу попробовать поговорить с Зейном», – подумал Джеймс.
Этой ночью Лейла опять плакала.
Утром он встал и быстро оделся. Ему не хотелось еще раз опоздать на встречу с Ману.
– Сегодня я опять занимаюсь переговорами, – предупредил он Лейлу. Вечером Ману должна была улететь. – С тобой все будет в порядке?
– На два часа назначено ультразвуковое исследование, помнишь?
– Конечно, помню. – Он на мгновение прикрыл глаза. – Встретимся в клинике без десяти два.
«Он забыл», – подумала она.
Джеймс колебался. С одной стороны, ему хотелось рассказать Лейле о своих планах, но, с другой – он боялся обнадеживать ее.
Каменное лицо Ману, ждавшей Джеймса в холле отеля, подтвердило его опасения.
– Какого черта! – бросила она ему, вместо приветствия, и сунула в руку газету.
На первой полосе был помещен снимок их поцелуя в Центральном парке. Хуже того, словно увертюра к симфонии, его рука покоилась на груди Лейлы.
– Я и предположить не мог…
– Не стоит обсуждать это здесь, – отрезала Ману. – Я заказала номер для деловых переговоров на