Горевание всерьез влияет на то, как работает наш ум. Мы отчасти уже говорили об этом, но давайте еще раз сформулируем, какие искажения могут случаться в мышлении.
Туннельное мышление
При столкновении со значимой утратой весь наш мир как будто сужается до одного этого события. Больше ни о чем думать невозможно. Остальная жизнь словно остается за кадром, планы уже не имеют значения.
А порой невозможно думать вообще: «как пыльным мешком по голове ударили». И только гулко шумит в ушах. (Замечаете – и эти реакции сложно бывает отделить от телесных!)
Потеря концентрации
Постепенно мы возвращаемся к обычной жизни, но горюющие часто жалуются на несоответствие самим себе: все медленнее, чем раньше; хуже соображаешь; больше забываешь; чаще что-то теряешь и т. д. Внимание и концентрация действительно сильно снижаются, а вместе с ними и память. Происходить это может нелинейно. Туннельное зрение иногда делает наше внимание ко всему, что связано с утратой, очень острым. Но затем, по прошествии нескольких недель, на месте этих фактов и деталей может обнаружиться гулкая пустота.
Ментальный ступор
Часто вместе с потерей чего-то ценного мы теряем смысл. Становится непонятно, зачем делать то или иное, а порой и вообще жить. Психика может реагировать по-разному.
Иногда мы снова и снова сваливаемся в отрицание: кажется, будто ничего не случилось, словно забываем, что произошло.
Порой утыкаемся в невозможность понять, найти логику, почему и зачем это произошло. Как такое могло случиться?! Мы уже говорили про растерянность в эмоциональном ключе, здесь она проявляется на когнитивном уровне.
Еще рациональное непонимание может быть похоже на обиду: человек не только потерян, но проявляет свое несогласие и сопротивление. «Да не может такого быть, это неправильно, я не согласен!»
Искажение целеполагания
Мы горюем и постепенно адаптируемся к новой реальности. Но происходит это не сразу, и поэтому частенько случаются когнитивные ошибки. Мы еще не привыкли к новой статистике: к тому, как устроен мир; к тому, какие сейчас мы, и многому другому, поэтому мозг ошибается в расчетах. Закладывает недостаточно времени или едет старым маршрутом, который уже не актуален. Рассчитывает на помощь людей, которых уже нет. Не придает большого значения делам, которыми раньше не занимался. Постепенно информация будет собрана и скорректирована, но первое время лучше подстраховывать себя: писать напоминания, делиться соображениями с близкими и просить их помочь с важными деталями.
Мое основное ощущение в остром горе после маминой смерти: было очень тускло и тяжело. Нельзя сказать, что это были чисто телесные ощущения, но ближе всего к ним. Все серое вокруг и внутри, тяжело носить свое тело, думать мысли, решать вопросы, просто быть.
Наверно, это можно назвать нахождением на грани между жизнью и смертью. У меня не было суицидальных мыслей, но как будто первое время, чтобы сохранять связь с мамой, нужно было уменьшить контакт с жизнью.
Мне точно помогала моя уверенность в том, что я имею право быть «не в себе». Я меньше думала об окружающих, отменила всю работу на месяц, отчасти осознанно фокусировалась на желании «окуклиться» и меньше отзываться на внешние стимулы.
Любые свои ощущения и эмоции я принимала под эгидой «это горе, тут нормально все». Были и злость, и тоска, и вина, и стыд, и тревога, и облегчение, и громадная любовь. Я разрешала себе плакать, когда хотелось. Я смеялась, когда мне было смешно.
Бета-ридеры – прекрасные люди, согласившиеся читать книгу до ее издания, – добавляли к моему списку другие реакции и другие расшифровки названий. Кому-то не хватило выделения грусти как отдельного чувства; кому-то хотелось добавить жалость к себе или к тому, кто горюет; для кого-то тоска была не про острое ощущение, а про «топкое болото». Приглашаю вас тоже создавать свой личный словарь реакций, взяв мой лишь как один из примеров.
Глава 5. Завершение горя. Заканчивается ли оно?
Думаю, это один из базовых вопросов в обсуждении горевания. Есть ли у этого процесса конец? И если да, то что это значит?
Снова возвращаемся к идее адаптации. Что вы представляете себе, когда говорят «адаптировался», если речь идет про садик или школу для ребенка, новую работу для вашего знакомого, новую страну для бывшего коллеги?
Я лично представляю, что ребенок больше не плачет по утрам, знакомый перестал чувствовать фоновую усталость и тревогу, а коллега знает, как что устроено в этой стране и постепенно встраивается в другую культуру.
Однажды в интернете мне попалась картинка, которая точно отразила мои ощущения по этому поводу. На ней было показано, что горе не становится меньше со временем, но жизнь вокруг него становится все больше. Как будто процентное содержание горя по отношению ко всему остальному уменьшается.
Я дописываю этот раздел (книга пишется совершенно нелинейно), когда с маминой смерти прошло почти 2,5 года. И могу сказать, что моя работа горя произошла. Как я это ощущаю?
У меня почти нет острой боли. В редкие моменты она может проявиться, но все же не с той интенсивностью. Я привыкла, что обычно мамы нет. Я начала радоваться даже тем моментам, где она раньше всегда была. Я опираюсь на нашу связь, могу обращаться к воспоминаниям, смотреть фотографии. Она осталась для меня разной, неидеальной – и это лично для меня означает более крепкую связь. Я мысленно улыбаюсь ей, а не рыдаю.
Пишу это через некоторый стыд; культурная идея, что отгоревать – значит забыть, царапает внутри мыслью: «Ты ее разлюбила, что ли? И так всем в этом признаешься?!» Но нет, я точно не разлюбила. Я, кажется, смогла сохранить наши отношения в новом формате.
Как будто склеила свое разбитое сердце по японской методике кинцуги – обозначив шрамы золотой краской.
При этом мама продолжает мне сниться. И порой во сне еще болеет, а бывает, что мы общаемся несмотря на то, что она умерла (или даже умерла и воскресла). Я продолжаю переосмысливать, как наши отношения повлияли на меня. Мне кажется, что мама теперь – мой символический проводник в общении с миром, и, если мне очень-очень что-то нужно, я мысленно обращаюсь к ней, веря, что она, как обычно, поможет.
На что я еще не решилась – это переслушать аудиокниги, которые она записывала мне, чтобы тренировать речь (из-за онкологии языка ей было сложно говорить четко). Думаю, пройдет время и это тоже станет из ранящего – питающим.
А навсегда останется грустным то, что она не сможет разделить со мной будущие очень важные моменты. Грустить о ней я буду всегда.
Сказать, произошла ли ваша работа горя, сможете только вы сами. Однако отмечать изменения можно как изнутри, так и со стороны. Мы уже знаем, что каждый горюет по-своему, поэтому точкой отсчета является сам человек в начале его горя, а не какая-то абстрактная фигура.
Кто-то не мог говорить о том, что случилось, – а постепенно вдруг начал упоминать произошедшее. Кто-то, наоборот, только о горе и мог говорить – а затем стал все чаще рассуждать о других сферах жизни. Кого-то бросало в гнев при одном упоминании события – а теперь он или она реагирует спокойно и даже прагматично. Кто-то был не готов больше привязываться к человеку, животному или работе – но вот снова начинает отношения или берется за дело.
Вариантов очень много. Наша задача – замечать, меняется ли что-то, становится ли больше новой жизни вокруг горя, является ли теперь выносимой тема горя.
Не стоит ожидать, что горе закончится и вместе с ним закончатся все ваши реакции, которые его касались. Как некорректна идея, что отгоревать смерть – значит забыть человека, так несостоятельна мысль о том, что любые другие утраты нужно взять и выбросить из памяти. Ведь горевание – показатель того, что утраченное было важной частью прошлого. Естественно оставить ей место в наших воспоминаниях: мы что-то узнали о себе благодаря этому прошлому, чему-то научились – иногда даже стали тем, кто мы есть сейчас. Если мы вычеркнем это, мы как будто отрежем кусок себя. Здесь как с вырванными из книги страницами: наверно, можно будет догадаться, что там было по сюжету, но многое потеряется.
1. Реакции в горе могут быть очень разными и порой совершенно нелогичными, идущими вразрез тому, что мы впитали из культуры.
2. Наблюдать за собой можно в трех аспектах: эмоции, тело, мышление. Благодаря этому у вас получится более точно назвать весь комок реакций, который сопровождает горевание.
3. Наша задача – не приводить горе к некой «норме», а помогать себе и другим переживать сложные реакции, которые будут появляться.
4. Нет никакого однозначного завершения горя, как нет и задачи забыть или избавиться от привязанности к утраченному. То, происходит ли работа горя, можно заметить по изменениям в состоянии и поведении того, кто горюет.
Раздел IIIВиды горя
Итак, мы преодолели большую теоретическую часть книги: спасибо тем, кто до сих пор со мной, и привет читателям, которые решили начать знакомство с книгой с этого раздела!
Ранее мы с вами:
● обсудили общую механику горя: выяснили, что это универсальный процесс адаптации к жизненным изменениям, как мелким, так и драматичным;
● посмотрели на то, какие реакции этот процесс сопровождают;
● убедились, что они могут отличаться от человека к человеку, а порой и у одного человека в разных ситуациях. При этом все они – от крайне эмоциональных до абсолютно рациональных или выражающихся в действиях – служат постепенному признанию случившегося и поиску новых способов жить в тех условиях, в которых мы оказались.
Вторую часть книги мне хочется сделать более практической. Думаю, что теоретические идеи нуждаются в иллюстрации разными примерами. Я уже писала, что примеры эти могут быть самыми простыми – вроде потери ключей, – но, к сожалению, на такие детали не хватит страниц книги. Поэтому третий раздел «Виды горя» мы посвятим рассмотрению конкретных утрат, значительно влияющих на жизнь того, кто с ними сталкивается. При этом каждая утрата – целый комплекс потерь, и именно на этом и я хочу сфоку