3
По дороге на дачу Громов перезвонил Зинчуку, чтобы высказать ему свое неудовольствие по поводу недавнего инцидента возле магазина «Изумруд».
– Когда кто-то нарушает свои обязательства, – сказал Громов, – он тем самым развязывает руки противной стороне. А я как раз противная сторона, Владимир Михайлович. Очень противная, очень вредная и злопамятная.
– Произошло недоразумение, – быстро произнес Зинчук. – Это была не моя инициатива.
– А чья же?
Громову вспомнилось, что группа захвата состояла сплошь из лиц кавказской национальности, но он не стал задавать наводящие вопросы о Сосо и его взаимоотношениях с собеседником. Сначала дай человеку высказаться, а потом уже лови его на слове. Чем больше собеседник наплетет языком, тем легче загнать его в тупик. Тем более, если язык у него заплетается. А в том, что Зинчук успел подлечить расшатанные нервы алкоголем, сомнений у Громова не было.
– Я спрашиваю, кто виноват в случившемся? – напомнил он, повышая голос.
– Наша… э-э… договоренность стала известна… э-э… одному моему деловому партнеру, – уклончиво пояснил Зинчук.
– Уж не приверженцу ли кавказской кухни?
– Вы что, в курсе?
– В курсе чего? – очень натурально удивился Громов, управляясь с рулем одной расслабленной рукой. – Если речь идет о ваших военных хитростях, то да. Мне пришлось потратить на ваших людей и их машину ровно десять патронов, а это не входило в смету моих расходов. Кажется, пора подумать об экономии.
– О какой экономии? – напрягся голос на другом конце телефонной линии.
– Считайте сами, Владимир Михайлович, – предложил Громов. – Одна пуля вашей зазнобе, одна вам. Сколько получится всего? – Это был блеф чистейшей воды, но он невольно поморщился, как будто не свой собственный голос слышал, а скрежет металла о металл. Пришлось придержать трубку плечом, открыть бумажник и бросить взгляд на вставленную туда фотографию Анечки. – Две пули, – жестко произнес Громов, – всего-навсего две пули. И одна из них уже находится в стволе моего пистолета.
– Я готов заплатить, – прошелестело в ответ.
– Это я уже слышал.
– Я действительно готов заплатить, – повторил Зинчук громче. – На этот раз я буду один, клянусь.
– Чем легче даются клятвы, тем труднее их соблюдать.
– Простите, что вы сказали?
– Это не я сказал, а какой-то доморощенный философ. Я прочитал это изречение на одной могильной плите. Уж не знаю, какую клятву не выполнил человек, который под ней лежит, но факт остается фактом: он угодил на кладбище.
– Давайте сменим тему, – попросил Зинчук.
– Что ж, ладно. Тогда где и когда? – коротко спросил Громов. Его глаза уже обшаривали ночную дорогу впереди, выискивая подходящее место для разворота.
– Завтра, – донеслось до него. – В любом месте, которое вы назначите.
– Почему не сегодня?
– Партнер, о котором я вам говорил, он… э-э… имеет обыкновение работать до утра, – пояснил Зинчук. – Мне не хотелось бы, чтобы он снова вмешался и все испортил.
– Весьма похвальное намерение, – одобрил Громов. – Значит, встретимся завтра часиков в десять, идет?
– Идет. А когда я увижу свою?..
– Вы будете стоять возле проезжей части на бульваре Пушкина. По левой стороне, прямо напротив памятника. Один. Без машины. С деньгами. Вас подберут.
– Как же вы меня узнаете?
– Мне вас достаточно подробно описали, так что не переживайте, с папой римским вас спутать невозможно.
– Не переживайте? Я не получил ответа на свой вопрос! – голос Зинчука завибрировал от волнения.
– А вразумительного вопроса пока что и не прозвучало, – заметил Громов. – Я ведь вас перебил, помните?
– Теперь я могу спросить?
– Теперь да. Слушаю.
– Когда я получу назад Светлану?
– Как только я удостоверюсь, что получил требуемую сумму, а не какие-нибудь аккуратно нарезанные фантики. – Помолчав, Громов бросил в трубку: – Между прочим, эта сделка намного выгоднее, чем вам представляется, Владимир Михайлович.
– Куда уж выгоднее! – воскликнул Зинчук.
Пропустив сарказм мимо ушей, Громов продолжал:
– Дело в том, что вы не только получите свою жену целой и невредимой, но также попутно избавитесь от своего так называемого партнера.
– От С-с-с… – вырвалось у Зинчука, прежде чем он успел прикусить язык.
– Не надо сипеть, – попросил Громов. – Я ведь слышу по тону помех в трубке, что эта телефонная линия защищена от прослушивания. – Да, вы не ошиблись, речь идет о ненавистном вам Сосо Медашвили. Причем его отстранение от вашего совместного бизнеса не будет стоить вам ни копейки.
– Но почему?
Громов вспомнил, какие были глаза у Светланы, когда она рассказывала ему о грузине. Страх, подавленность, полная покорность судьбе. А красивые девушки не должны выглядеть как побитые собачонки. Если господь создавал их специально для этого, то не грех старика поправить.
– Дарить женщинам кинзу вместо цветов – признак дурного вкуса, – произнес Громов. – Возможно, такой странный обычай существует на Кавказе, и бога ради: я не лезу в чужой монастырь со своим уставом. Но мы-то с вами живем не на Кавказе, верно я говорю, Владимир Михайлович? В средней России кинза не приживается.
– И это единственная причина? – недоверчиво протянул Зинчук, то ли восхищаясь, то ли ужасаясь такому признанию.
– Нет, – отрезал Громов. – Но и этой вполне достаточно.
Отключив телефон, он набрал такую скорость, что «семерка» подпрыгнула на шоссе и не взлетела лишь из-за отсутствия хотя бы слабого намека на крылышки. Всякий раз, когда встречные машины очень уж донимали его дальним светом своих фар, он поплотнее стискивал зубы, подавляя непреодолимое желание промчаться по встречной полосе.
Иногда выживать в этом мире трудно именно потому, что ты слишком хорошо умеешь это делать. Манипулируешь людьми с ловкостью заправского кукловода, подстраиваешь им ловушки, убираешь ненужных, а нужных используешь на всю катушку. И вот цель достигнута, а в душе холодно и пусто. Такова цена каждой победы. Отнимая что-то у других, ты и сам лишаешься чего-то очень важного.
Эх мы, человеки! Кто же нас, таких несуразных, придумал-то?
Проносились мимо лесопосадки, черные пашни, поселки, тонущие вместе со своими обитателями в ночи. Каждое человеческое жилище трепали свои собственные житейские бури, но все бедственные сигналы SOS звучали почти одинаково.
Спасите наши души! – молили люди своих богов. Да только если на небесах действительно существовали какие-то спасители, то они, как всегда, мешкали, не зная, кому поспешить на помощь в первую очередь.
4
Громов повертел перед глазами ополовиненную бутылку, выставленную на стол Костечкиным, неопределенно хмыкнул и сунул водку в холодильник.
Светлана мстительно захихикала, заметив, какими вялыми сделались жевательные движения Костечкина. Словно не вареную картофелину ему в рот запихнули, а глиняный ком. Даже отправленный следом огурец не отозвался бодрым хрустом.
– В принципе, – невнятно произнес лейтенант, обращаясь то ли к своей тарелке, то ли к вилке, – никто не запрещает нам немного выпить для аппетита. Мы мужчины или кто?
Громов внимательно посмотрел на него и подтвердил:
– В принципе, настоящим мужчинам никто не указ, это в принципе. Но тем не менее они почему-то не ходят на людях без штанов, не валяются под заборами и стараются не ковыряться в носу в присутственных местах. Как ты думаешь, Андрюша, что заставляет их терпеть подобные ограничения?
– Характер, – догадалась Светлана. – Сила воли, которая у некоторых напрочь отсутствует. Жалкие, аморфные создания. Они оживают лишь тогда, когда берут в руки бутылку. Или ковшик.
– Какой ковшик? – удивился Громов.
Светлана потупила глаза в лучших традициях католических монашек:
– Тот, которым норовят поливать водой голых беззащитных девушек.
– Да что она несет такое! – загорячился Костечкин, роняя вилку вместе с наколотой на нее картофелиной. – Не верьте ей, Олег Николаевич. Давайте я лучше телевизор включу, новости послушаем.
– Изнурительная борьба с терроризмом, раз. – Громов принялся загибать пальцы. – Сибирская язва, два. Обещания генерального прокурора по-скоренькому расследовать причины гибели атомохода или пассажирского самолета. Вот и все новости на сегодняшний день, Андрюша. По пальцам можно пересчитать.
– Ну не скажите, – возразил Костечкин, возвращаясь к трапезе. – В мире постоянно что-нибудь случается. Лично я стараюсь быть в курсе событий.
Громов покачал головой:
– Это лишь иллюзия. Никто никогда не расскажет тебе правду. О чем бы ни разглагольствовали телеведущие, тема у них всегда одна.
– Какая же? – полюбопытствовала Светлана. Она закончила ужинать раньше всех, потому что не хотела наедаться на ночь, и теперь ей было скучно.
– Деньги, – просто сказал Громов. – Все дело в том, кто кому заплатил, за что и сколько. Если не верите, понаблюдайте когда-нибудь в воскресенье за ведущим итогового обзора новостей. Фамилию его не помню, но, кажется, что-то связанное с киселем…
– И что же этот ведущий с кисельной фамилией? – Светлана делала вид, что внимательно слушает собеседника, а сама незаметно разглядывала его, сравнивая с мужчинами, которых знала прежде. Этот отличался от всех прочих. Можно было с уверенностью сказать, что он не станет протягивать руки, куда не надо, а если уж раскроет объятия, то именно тогда, когда от него это потребуется, ни раньше, ни позже.
– Время от времени он застывает на экране как завороженный, – пояснил Громов. – Смотрит в объектив поверх очков и молчит, минуту, другую. Такое впечатление, что он теряет мысль, но на самом деле там, за кадром, ему показывают листочки с цифрами.
– С какими цифрами? – спросила Светлана, пряча заинтересованный взгляд под полуопущенными ресницами.
– Стоимость заказанной темы в долларах. Ведущий оценивает предложение и, если оно его устраивает, принимается нести новую околесицу.