- В штате Нью-Йорк, возраст совершеннолетия наступает в двадцать один год. Согласно законам штата, в отсутствии официального опекуна, я обязана взять тебя под надзор службы защиты детей, до момента назначения тебе нового опекуна, или возвращения к законным представителям. - На этих словах она делает паузу, выразительно глядя на инспектора. - В зависимости от принятого, мистером Трэвисом, решения.
Мистер Трэвис пожимает плечами, как бы говоря: «Ещё не решил, что с ней делать», а я начинаю злиться. На тётку, строящую из себя благодетельницу, на клерка, скорее всего и сдавшего ЮнМи этой самой Джоанне, на Машу, с её дурацкой идеей!
«На кой чёрт мы вообще сюда поехали не подготовившись? Сейчас ещё выяснится, что моё пребывание в стране незаконно, тогда, вместо приюта, уеду я прямиком в ближайший аэропорт, и далее, на родину. Где, господа полисмены примут меня с распростёртыми объятиями. Прямо у трапа приземлившегося самолёта»
- Знаете что, никуда я с вами не поеду! - заявляю я, опешившей от такой наглости, тётке. - У меня, в этой стране, имеется официальный спонсор, взявший на себя все обязательства по моему содержанию, до момента получения статуса беженца. А вот, на каком основании действуете Вы, мне непонятно. Если, Вы утверждаете что, приехали с проверкой, по заявлению, - проверяйте. Если же, для попытки выкрасть человека, находящегося в процессе подачи прошения на политическое убежище, у Вас, на то, должно быть, подписанное судьёй, решение.
Оглядываю притихший зал. Находящиеся в нём люди, все, как один, в этот момент, откровенно пялющиеся на разворачивающуюся, за соседним столом, драму, как ни странно, смотрят на меня с сочувствием, явно не одобряя действий офицерши по опёке. Перевожу взгляд на последнюю. На её лице ни намёка на растерянность. - «Успела-таки отойти от попытки наезда. Профи!» - уважительно думаю я о стоящей передо мной тётке. - «Такую на испуг не возьмёшь»
- У меня имеются сведения, о жестоком обращении с тобой, твоего, так называемого, спонсора. Включая некий инцидент, в этой комнате. - произносит тётка, снова смотря, поверх меня, на инспектора. - ЮнМи, откуда этот синяк на твоей ноге, и что случилось с твоим зубом?
«Твою-ж…! Зуб!» - нелестными эпитетами вспоминаю я об обстоятельствах потери фрагмента переднего резца. - «Неужели, кто-то из посетителей бара сдал? Скорее всего! И если, в первом случае, «ответственного гражданина» ещё предстоит вычислить, то с синяком всё понятно - тут повсюду камеры и куча свидетелей, из сотрудников. Срисовали, как меня Мария пинала, и заложили. Не зря же этот Трэвис стучал по клавишам, как ненормальный. С «коллегами» он переписывался… Ага. И анкета моя его заинтересовала - возраст уточнить, и про Марию он неспроста вопрос задал - когда увидел дату моего рождения. Вот жеж, падла!»
Поворачиваю голову в сторону не в меру рьяного инспектора, который, с невозмутимым видом прислушивается к нашему, с офицершей, диалогу, и замечаю в его глазах огонёк злорадства.
«Нет, он не меня пожалел. Он Маше пакость сделал» - доходит до меня смысл, выражения его взгляда. - «Чем-то она ему насолила, а может, просто, из зависти? Без понятия. Гадать сейчас не имеет смысла. Нужно как-то выкручиваться из возможных неприятностей, и, при этом, не утопить Марию. И где её черти носят?! Обещала ведь, «одна нога здесь…»» - вспоминаю я о запропастившейся куда-то девушке.
- Мэм, - обращаюсь я к тётке, как принято в армии США, к вышестоящему по званию офицеру женского пола, - наше с вами восприятие версий случившегося, будет сильно разниться, в зависимости от точек зрения. Я, вижу свои недостатки как стечение непредвиденных обстоятельств. У Вас же, как у сотрудника службы защиты детей, наверняка, длительное время проработавшей в этой сфере, наличествует профессиональная деформация сознания. Вы, ведь, знаете что это такое? - женщина кивает, а я продолжаю. - Профессиональная деформация, вызванная постоянными изысканиями, которая, проявляется в виде необоснованных домогательств и придирок, в адрес так называемой, жертвы. В конкретном случае, в отношении меня. Я ясно излагаю?
Произнося весь этот бред, внимательно слежу за реакцией офицерши. И, по её взгляду, понимаю, что мне, наконец-то, удалось смутить не в меру настырную тётку. - «Надо закреплять успех!» Дожидаюсь очередного кивка.
- В связи с вышесказанным, я требую, во-первых: существенных доказательств по обвинениям, прозвучавшим из Ваших уст. Доказательства эти должны быть предоставлены моему спонсору лично. Во-вторых: я, как лицо, подвергавшееся, на своей родине, пыткам, испытываю непереносимые душевные муки из-за Ваших грязных инсинуаций, направленных в мою сторону.
Своим поведением, Вы, разрушили образ островка безопасности, коим я себе представляла этот кабинет в частности, и Соединённые Штаты Америки - в целом! Тем самым, Вы, вызвали у меня приступ депрессии и желание свести счёты с жизнью! - на этих словах я добавляю в голос немного истеричных ноток, дабы придать правдоподобности своим словам.
- Я, приехала в эту страну, в надежде получить убежище и спастись от преследования, со стороны правительства своей бывшей родины. А что я получаю взамен? Пустые обвинения в, якобы, насилии над собой? Да что Вы знаете о насилии?! - пытаюсь я не заржать в голос, не к месту вспомнив Машу с её «допросом». Чтож, надрывный смех тоже может быть воспринят, как признак душевных мук.
- Молчите! - торможу я собирающуюся ответить тётку, вытянув перед собой раскрытую ладонь. - Для Вас, любой случайный синяк - уже насилие. Но, внимательно посмотрите на меня! Обратите внимание на мою худобу, на страх в глазах, на мой дрожащий голос. Думаете, это из-за синяка или сломанного зуба? Ошибаетесь. Это - последствия перенесённых страданий там! - выделяю я голосом последнее слово, и машу рукой куда-то, в направлении предполагаемого местонахождения Корейского полуострова. Затем, продолжаю:
- Госпожа Лёр, проявила невиданную доброту и щедрость ко мне. После посещения этого кабинета, она собиралась отвезти меня в свою больницу, для прохождения полного клинического обследования, чтобы врачи дали заключение, по состоянию моего здоровья. А теперь, подумайте: будет ли Мария обращаться жестоко с той, для кого делает больше, чем для всех вас, вместе взятых?
Обвожу рукой собравшихся в помещении, демонстрируя количество возможных страждущих.
- Когда, её больницы, не требуя страхового полиса принимают пациентов… - немного отдышавшись и смахнув слезу, и, правда, выступившую от набежавших эмоций, пытаюсь я продолжить «очковтирательство» своей, заметно поубавившей пыл, визави, когда меня грубо прерывают:
- Боюсь, что у меня имеются другие сведения, касаемо госпожи Лёр. Она, на моих глазах, дважды ударила эту девочку по ноге. Её синяк - следствие этих ударов.
Поворачиваю голову в сторону не к месту встрявшей. Женщина за пятьдесят, невнятные черты лица, на котором, в данный момент, запечатлено выражение: «у нас не забалуешь» коротко подстриженные, тёмные волосы, очки на носу. Классическая «завуч» из Советской школы, на моей Земле.
«Эта «завуч» занимающая стол напротив, видимо, и является инициатором нагрянувшей, по мою душу, проверки» - решаю я, наблюдая, как та багровеет, встретившись со мной взглядом. - «А сейчас, видя, как её жертва ускользает из цепких лап органов опеки, решила вмешаться»
- Вот что, деточка, - обращается ко мне, сорвавшаяся с крючка, офицерша, - пожалуй, тебе следует поехать со мной, до выяснения всех обстоятельств.
Она, бесцеремонно берёт ЮнМи под руку и тянет на себя, пытаясь поднять её со стула.
- Уберите от меня руки. - произношу я ледяным тоном, не предвещающим ничего хорошего.
- Не сопротивляйся. - отвечает мне офицерша. - Ничего плохого мы тебе не сделаем. - и продолжает тянуть, не подозревая о том, что, кажущейся ей безобидным котёнок, на самом деле, является свирепым тигром.
Не знаю, от того, что меня назвали «деточкой» или от попытки насильно увести с собой, а может, всё вместе, но планка, за которую я из последних сил держался, окончательно падает, и меня накрывает приступ гнева.
- Не прикасайся ко мне, «Тикусё!» - ору я в лицо офицерше, сбрасывая её руку со своего плеча.
Похоже, только этого она от меня и ждала.
Тётка кивает стоявшему за её спиной полицейскому, который, всё это время прикидывался столбом, и повторяет свой маневр, на этот раз, ожидая силовой поддержки с его стороны. Пожалуй, им следовало прислушаться к возгласу отчаявшейся, и кажущейся беззащитной, худенькой девочки. Но, откуда они могли знать, что эта девочка прошла спецподготовку в элитном подразделении морской пехоты Республики Корея?
Для отражения нападения мне необязательно подниматься со стула. Офицерша стоит возле меня со стороны моего левого плеча, за которое, она и хватается. Полицейский же, заходит слева от тётки, намереваясь подхватить ЮнМи за свободную, правую руку. Позиция для меня - идеальная.
Не смотря на, застилающую глаза, ярость, все движения я выполняю чётко, как на автомате. Точнее, тело само реагирует на угрозу, отрабатывая приёмы рукопашного боя.
Накрываю ладонью правой руки кисть, которой меня держит офицерша, и резко подаюсь туловищем вперёд. Когда, держащая меня, рука тётки сгибается в локте, под нужным углом, провожу болевой захват, за кисть, выкручивая руку офицерши в плече. Помогаю себе левой рукой, подхватывая тётку под локоть. Одновременно с этим вскакиваю со стула и докручиваю руку офицерши до упора. Тётка, не своим голосом заорав от боли, в попытке облегчить свои страдания, делает шаг влево, преграждая путь полицейскому, и вынуждая его зайти с другой стороны. Что мне и нужно.
Отпускаю локоть офицерши и освободившейся рукой цепляю за спинку стул, на котором, до этого, сидел. Обычный такой, офисный стул, на железном каркасе. Не слишком тяжёлый, но для моих нужд сгодится. Когда, полицейский выныривает из-за спины моей пленницы, резко поднимаю стул и, с криком: «Бу-ккоросу!», опускаю ему на голову.