Вскоре обнаружилось, что, незаметно для самого себя, я, как баран на верёвочке, иду за этим болтливым чудиком по узким малолюдным улочкам. А ведь здесь меня легко было накрыть и прирезать под шумок этим же мечом, над которым тут все так трясутся, хотя его же и боятся.
С одной стороны, этот простак мог завести меня хрен пойми куда, с другой, я, как человек войны, знал, что информация — это золото и вообще лучшее оружие. А если язык сам мне все выбалтывает, зачем же ему мешать?
Но надо быть на чеку. Нельзя так расслабляться не пойми где и не пойми с кем. Я напряг чутье, которое не раз спасало жизнь не только мне, но и моим товарищам по оружию, но хвоста за нами не почуял.
— Все знают, что на место достойного у нас в городе готовят наследника Крайкосов — Томаша, — между тем продолжал выдавать инфу рыжий.
— Это такой светленький, смазливый? — уточнил я.
— Ага, — даже не задумываясь над моим странноватым вопросом, подтвердил рыжий. — То-то он так взбаламутился, узнав, что ты меч спёр.
— Я его не крал, — в который раз поправил я.
— Ну-ну, — недоверчиво хмыкнул рыжий.
Так и хотелось дать ему затрещину.
— Томаш, кстати, пришёл к твоему отцу жаловаться. Ну, ты знаешь, что твой отец всегда жалел, что его сын ты, а не Томаш. Томаш ещё тот лицемер. Не зря первый уровень силы у него хитрость. Отец твой в ярости. Рвёт и мечет, и требует тебя к себе.
— Дела семейные, — понимающе хмыкнул я, вспомнив своего родного вечно пьяного папаню.
— Наверное, пока нас не было и старшие Крайкосы подтянулись. Надо бы тебе достойную легенду сочинить, — посоветовал рыжий. — Никто ж не поверит, что меч тебя выбрал.
Между тем узкие улочки закончились, и мы оказались перед высокими воротами. Стражники, покряхтывая, распахнули перед нами тяжёлые створки. Завидев меч, удивленно присвистнули.
— Ничего себе, ваша светлость, Эрик, все-таки правду болтают, что вы меч стащили у Томаша.
— Ничего я не утаскивал! — раздражённо буркнул я.
Один стражник все-таки увязался за нами. Рыжий притих. И я понял, что здесь уже всё пошло по протоколу. Все по серьёзке — теперь, если и захочу, линять поздно.
Мы прошли зелёный массив ухоженного парка с диковинными деревцами и кустарниками.
А потом я просто офигел открывшемуся виду. Передо мной возвышался здоровенный замок из синего мрамора. Неужто я типа наследник этой шикарной громады?
Мы зашли внутрь. Потолки высоченные, коридоры здоровенные. Везде признаки средневековой роскоши: по стенам и на полу толстенные ковры, картины, доспехи. Мимо прошла служаночка в простеньком средневековом платьице. Замерла при виде нас, с восторгом посмотрела на меня и, поклонившись, так что грудки в вырезе стали заметней, улыбнулась.
А что, всё как у людей! Я бы тут задержался всерьёз и надолго!
Мы подошли к двухстворчатым дубовым дверям. По обе стороны от них стояли стражники. И тоже с благоговением косились на мой сраный меч.
— Ну вот и пришли мы. Удачи, Эрик! Ты был мне не только добрым хозяином, но и прекрасным другом, — печально сказал рыжий, таким тоном как будто заранее отпел и упокоил с миром.
— А в нос не хочешь, шутник сраный, — буркнул я.
Но лицо у рыжего оставалось серьёзным и мрачным. На миг даже показалось, что чудак пустит слезу.
Я понял, что рыжий вообще нифига не шутил, и за дверью меня ждёт смерть.
Едва я переступил порог, дубовая дверь с грохотом гильотины захлопнулась за моей спиной.
Мрачный полумрак длинной залы не способствовал поднятию моего боевого духа.
На другом конце на троне восседал бородатый мужик. Чутье сразу подсказало мне, что это мой отец.
Рядом с моим отцом стоял тот самый светлый, из леса, и еще два очень похожих на него персонажа только старше раза в два.
По бокам от трона располагались лавки. С одного бока сидели четверо приспешников светлого.
Козлобородый украдкой провел по своей толстой шее рукой, мол, хана тебе, парень!
В ответ я незаметно показал ему фак.
По другую сторону от трона сидели три монаха.
— Что же, сын, ты не поклонишься своему отцу? — прогремел бородатый мужик на троне. — Неужто гордыня от обладания таким мечом, обратила твою спину в камень?
Язык чесался нагрубить, но этот человек на подсознательном уровне внушал мне уважение и страх.
Я не стал дожидаться повторного приглашения и, сбросив меч с плеч, поклонился этому властному мужику, который ныне приходился мне отцом.
Однако по тому, какую отец скривил гримасу понял, что, видимо, перестарался и мой слишком низкий поклон выглядел скорее как издёвка, чем знак уважения. К счастью для меня, отец больше не стал заострять на этом внимания.
— У нас гости из уважаемого мной рода Крайкосов! И против тебя, как я теперь вижу не беспочвенно, — он многозначительно и строго посмотрел на меч, — выдвигаются серьёзные обвинения в воровстве.
— Это враньё! — мой мальчишеский голос предательски сорвался на фальцет, и я стыдливо заткнул варежку.
— Итак, — хлопнул в ладоши мой беспощадный отец. — Да будет суд.
Вперед выступил один из монахов и светлый.
— Я герцог Томаш Крайкос с большим горем в сердце обвиняю его светлость герцога Эрика Герберта в воровстве родового меча! — заговорил печально светлый, будто и вправду происходящие со мной беды доставляли ему грусть. — Доказать мои слова могут четыре свидетеля!
В центр залы вышли свидетели. И Козлобородый стал рассказывать сказочку, мол гуляли мы в лесу, и наш сэр Томаш проявил себя храбрецом, ему пришёл на помощь меч, но в пылу спасения тонущей девы меч выпал у него из рук, чем я, по его словам, негодяй Эрик, и воспользовался.
— Герцог Эрик Герберт, вы признаетесь в содеянном злодеянии? — холодно спросил монах.
— Нет!
Лицо моего отца не выражало ничего. А мне было обидно, надо было такого наплести даже если я чего-то там и не помню, быть такого точно не могло!
— Так как на вашей стороне нет свидетелей, предлагаю суд Триликого! — торжественно провозгласил монах. — Пусть он рассудит ваш с Герцогом Томашем спор и определит подлинную верность меча. И степень вашей виновности или невиновности в краже.
В зале повисла пауза. На миг мне показалось, что маска отца дрогнула и наружу вырвалась горечь.
— И в чем суть? — не выдержал я идиотской торжественной паузы.
— Суть очень проста, — продолжал монах. — Я благословлю одного из свидетелей герцога Томаша именем Триликого. Вы вдвоем возьметесь за рукоять меча. И меч укажет свою преданность. Если Эрик украл меч, то Белый Брат покарает его и спалит его плоть золотым огнем, если Эрик не воровал меча, то Черный Брат сожжет свидетеля Томаша красным огнем.
— А почему свидетель, а не сам Томаш? — нагло спросил я.
Монах ничего не ответил. Но так посмотрел на меня, что мне по-настоящему стало хреново.
Выходило, что моя жизнь будет зависеть от мнения на мой счет какой-то железяки? Ещё и в случае нелицеприятного мнения обо мне, меня сожжёт заживо какой-то мать их брат. А вот заваривший всё это и оболгавший меня Томаш останется не при делах при любом раскладе!
— А если я откажусь? — спросил я, на всякий случай. Все-таки своя шкура дорога.
На лице Томаша расплылась самодовольная улыбка.
— Тогда вас ждёт смерть всякого вора — колесование, — равнодушно пожал плечами монах.
Вот эта поворот! Выбор, как говорится, голосуй или на кол. Пожалуй, я хочу уже свалить отсюда куда подальше. Лучше домой на диванчик, да перед телевизором, да с рыбкой, да с пивком… А лучше шашлычка бы, да с лучком. У меня выделилась слюна и на весь зал мое голодное брюхо издало недовольное урчание.
— Ну, ок, давайте свой суд! — буркнул я. Выбор-то какой?
Глава 2
— Кто готов засвидетельствовать слова его светлости герцога Томаша? — пафосно прогрохотал монах.
Удивительно, что из его тщедушного стариковского тела мог выходить звук, который продирал до костей. Или мне так с перепугу почудилось?
Естественно, вызвался козлобородый детина. С самодовольной ухмылкой он вышел в центр зала.
— Я, сэр Урик, готов подтвердить право моего господина, его светлости герцога Томаша, на меч!
— Да будет так! — торжественно кивнул монах.
Я тоскливо подумал, что финал моей недолгой жизни выходит паршивый. Хоть бы накормили перед экзекуцией. Опять живот выдал ураган устрашающих звуков, и я в унисон ему громко икнул, злостно нарушая пафос ситуации.
Все присутствующие покосились на меня с немым негодованием. Лицо отца окончательно окаменело в маску презрения, как будто я виноват, что жрать хочу.
Томаш презрительно закатил глаза, мол, видите, какой из него избранный? Я так и хотел ему ответить, что получше некоторых. Лишь свидетели Томаша, не сдержавшись, хрюкнули.
Козлобородый встал напротив меня. И уставился рыбьими глазами как удав на кролика.
Но я кроликом-то быть не привык. Поэтому виду, что ссыкую не стал подавать, а так невзначай сделал козлу ручкой, мол, да пошёл ты.
Напротив нашей парочки выжидательно запрокинув руки встал монах. И… ничего не произошло.
— Чего ты медлишь? — едва слышно, сквозь зубы, прошипел мне козлобородый детина.
— Жизнь тебе продляю, — не растерялся я.
Проблема была в том, что я абсолютно не понимал, что надо делать. Зато было приятно смотреть, как вытянулось и побелело лицо козлобородова Урика.
— Ваша светлость, Эрик, прошу вас, прикажите мечу встать между вами и сэром Уриком! — с нетерпением присоединился к раздражению козлобородова монах.
Я смутился, поняв, что монах в этом нелепом виде ожидал сакрального действа от меня, и опять все выглядело так, будто я над ними всеми издеваюсь или, ещё хуже, будто я трушу.
Я по-прежнему не вдуплял, что делать. Но на удачу решил поиграть роль шизика и заговорил с мечом, по примеру монаха, напуская на себя побольше пафоса.
— Меч мой, вними моей просьбе, помоги нам сЕром Уриком (спецом поизмывался я над сЭром, произнося словечко через «е» в стиле переводов Гоблина) отыскать правду. Встань между нами и позволь рассудить нас Триликому, ибо честь в нашем мире — превыше всего! — изрекая на свет эту престранную тираду, я с грустью осознавал, что мне суждено умереть для этого мира клоуном.