— Предназначение? — не понял я.
— Я же твой оруженосец, — пояснил Фил, — оруженосец должен прикрывать тебе спину и играть на твоей стороне. Это благодаря тебе я из простого слуги стал сыном лорда и мне была оказана честь стать оруженосцам герцога. И благодаря тебе я смог отчасти поквитаться за мать, раскроив Роджеру череп, а этого гада Мерлина мы обязательно отыщем, и благодаря тебе я смогу отомстить за всех своих близких.
— С чего это ты вдруг вспомнил? — не удержался я от горькой иронии.
— Я всегда это помнил. Иногда зверь меня отпускает, и я вспоминаю самого себя, — тихо ответил Фил. — От чего еще больнее тогда, когда зверь подчиняет себе мои эмоции, и остается только ненависть ко всему, что связывает меня с человеком. Но я помню, что ты всегда был добр ко мне и во всем помогал. Многим ли в жизни так везет с его сеньором?
— Фил, я тебе не сеньор, я твой друг, — серьезно возразил я.
— Не слишком ли большая честь для проклятого медведя? — Фил в сердцах пнул софу и, видимо, тут же пожалел о содеянном, схватившись за ушибленную ногу.
— Для проклятого медведя может быть и большая, а для тебя в самый раз.
— Твоя доброта, Эрик, способна на очень многое…
— Как и твоя, Фил. И ты был не прав. Не только Венди будет грустить о тебе, если ты погибнешь. Я тоже буду горевать о тебе. Горевать до конца своих дней.
— Кажется, мы с тобой перебрали с сантиментами, — усмехнулся Фил, сглатывая ком.
— Похоже на то, — согласился я, чувствую, першение в горле.
Очень своевременно вернулся в гостиную Томаш, и, не глядя на меня, протянул зеркало. Я быстро взял его и передал Филу.
— Сегодня первый учебный день в академии, — заявил Томаш, садясь на софу. Тон у него был при этом такой, будто он объявлял о чьей-то смерти. — Лейла очень встревожена, но не говорит чем. Требует, чтобы мы срочно вернулись в столицу. И она против того, чтобы вы портили зеркало.
— Да, а как вернуться домой она тебе не рассказала? — не смог сдержать я раздражения.
— Мы могли бы рассказать все Леону, он наверняка помог бы нам вернуться — на полном серьезе выдвинул абсурдную идею Томаш.
— У тебя память отшибло? — Едва сдерживаясь, чтобы не тюкнуть этого остолопа по башке, поинтересовался я. — Ты не помнишь наш последний разговор и то, что через каждое слово Леон обещал казнить меня? Король ясно дал понять, что мы сами по себе и из этой истории должны вернуться или победителями или вообще не возвращаться!
— Это вовсе не значит, что он не согласился бы помочь сейчас, — упрямо мотнул башкой Томаш. — Ведь Киру же мы не похитили, значит войну не развязали. Нам необходимо срочно вернуться домой!
— Как только, так сразу. Томаш. Не позволяй избалованной девчонке помыкать тобой, — посоветовал я.
— Ты недооцениваешь её, Эрик, — обиделся Томаш. — Она очень умная и утонченная девушка и просто так не стало бы наводить панику.
— Томаш, мы тоже здесь не плюшками балуемся! — прорычал я. — Я и без её соплей знаю, что нам нужно поскорее возвращаться. И мы вернемся, а твое зеркало нам в этом поможет! Ты сделал правильный выбор!
— На чью кровь будем настраивать зеркало? — вмешался в нашу перепалку Фил.
— В смысле? — не понял я.
— Это некроманская магия, Эрик. Она работает на крови, –пояснил Фил. — На ком-то из нас нужно сделать узел. Я могу сделать и на себе, но моя кровь… она теперь грязная… Оскверненная зверем, поэтому за результат я не ручаюсь.
— Нет, — покачал я головой. — Делать нужно на меня.
Я протянул Филу руку. Он сделал надрез и взял пару капель моей крови. Измазал кровью локон Закиры и смочил все это добро своей слюной. Положил перепачканный локон на зеркальце.
После чего распростер руки. Зеркало повисло перед ним в воздухе. Он стал что-то неразборчиво нараспев бубнить. Голос его становился все более гортанным, неприятным. Свет дрогнул. По стенам заплясали корявые тени.
Сокол внутри меня сердито клекотнул, дернулся, так, что в глазах потемнело от боли. Я скрипнул зубами, усилием воли задавливая протест птицы.
Локон вспыхнул зеленным мертвенным пламенем. Удушливо запахло гарью и мертвечиной. Дунул ледяной ветер, задувая пламя и взметая пепел.
Мгновение и все вернулось на круги своя. Лишь коричневое пятно на зеркале и сладковатый, едва уловимый запах серы напоминали про обряд.
— Готово, — Фил вернул мне зеркало, пошатнулся и устало опустился на софу.
Вид у него был, как будто он сутки таскал на себе бочки с селедкой. Мне в прошлой жизни доводилось таким заниматься, чтобы прокормить себя в лихие девяностые.
Я протянул Филу кувшин с водой. Он вцепился в него трясущимися руками, я даже усомнился донесет ли он его до рта. Однако Фил справился, и в несколько глотков осушил емкость до дна. Затем откинулся на подушке и прикрыл глаза.
— Ты в порядке? — спросил я Фила.
— Нормально — хрипловато откликнулся Фил.
Я заглянул в зеркало, но ничего кроме подпаленной поверхности разглядеть не удавалось, как я им не крутил, как его не тер.
— Не сработало, я ничего не вижу, — нехотя признался я.
— А я говорил, — проворчал Томаш.
Фил открыл глаза и долго пытался сфокусировать взгляд.
— И не увидишь, пока не капнешь на зеркало пару капель своей крови, — наконец-то пояснил он.
— А сразу сказать было нельзя? — буркнул я, стряхивая на зеркало пару капель своей крови и присаживаясь рядом с Филом на софу.
— Я думал ты догадливей, — хмыкнул Фил.
Томаш, словно бы нехотя подтянулся к нам. Мы все трое уставились в зеркало. Зеркало впитало мою кровь. На поверхности заклубилась дымка. Обзор стал медленно прояснился.
Мы узнали тронную залу, по которой бешенной пантерой, с перекошенным лицом металась Закира.
На её троне сидел бледный, злой Рамир и холодно наблюдал за истерикой своей госпожи.
— Получилось! — ошеломленно ахнул Томаш.
По всей видимости он до последнего сомневался, что Фил знает, как настроить оптику его зеркальца на шпионаж.
— Как ты посмел прийти ко мне с такими обвинениями⁈ — завопила Закира.
Я аж вздрогнул от неожиданности. Скример хренов.
— А кто бы еще осмелился на такое⁈ — в свою очередь не оставшись в долгу заорал Рамир.
— Наглые, подлые чужаки, которых ты прикормил!
— Звука нет, –разочарованно вклинялся в их скандал голос Томаша.
Я понял, что слышать происходящее в зеркальном пространстве могу только я.
— Я все слышу, — не отрываясь от разговора, ответил я. — Потом расскажу.
— Ну, во-первых, — цедя звуки, словно через ультразвук, чеканил Рамир, — рядом со мной сидел Эрик, он свою бусину отдал Жасмин. А остальные двое сидели напротив, и я уж точно заметил бы, если бы они кинули в моё вино бусину. Во-вторых, этот Эрик спас меня, когда я поперхнулся. Ну и, в-третьих, и самое главное, у них нет мотива. Они не знаю, что это за бусины, они вообще ни черта не знают.
— А у меня значит мотив есть⁈ — всплеснула руками Закира.
— Есть, — кратко ответил Рамир.
— Да как ты смеешь⁈ — затопала ногами Закира. — Ты!
— Только в память о прошлом я даю тебе шанс доказать мне обратное.
Закира какое-то время зло таращилась на своего визиря, но видимо, поняв, что взглядом его не проймешь перешла к более решительным действиям.
— Что ж, тебе нужны доказательства, визирь⁈ Смотри же!
Закира щелкнула пальцами. На столе появилась клеть, закрытая плотной черной тканью. Закира медленно стала натягивать черные перчатки.
— Не надо этого, Закира! — поморщился Рамир.
— Нет, я хочу, чтобы ты увидел, что я вынуждена делать ради нас!
Она подошла к столу, сдернула черную ткань с клетки. В клетке с отвратительным визгом взметнулись летающие сколопендры. Их огромные выпуклые глаза казалось смотрят осознанно в самую душу. Закира приоткрыла створку и схватила одну из сколопендр.
— Фу! — отшатнулся от зеркала Томаш.
— Не отводи глаза, я хочу, чтобы ты это видел! — с этими словами Закира откусила у сколопендры заднюю часть и стала с хрустом жевать еще двигающую плоть.
Изувеченная сколопендра визжала, пытаясь вырваться из рук Закиры, но Закира методично укус за укусом поглощала её. Лицо её во время трапезы ничего не выражало, только из глас тихо скатывались слезы.
Томаш побелел как полотно и бросился в уборную, Фил тоже вскочил, но добежать не успел и стал испражнился прямо в кувшин. Меня и самого мутило, но я должен был досмотреть этот спектакль до конца.
Дожрав сколопендру, Закира снова накрыла клеть простыней и, щелкнув пальцами, убрала злосчастную клетку со стола.
— Я еще раз спрошу тебя, Рамир. Как ты мог заподозрить меня⁈ Зная, что мне приходится терпеть ради нашей любви.
— Именно поэтому и заподозрил⁈ От любви до ненависти один шаг, Закира. Мы оба уже не те, что прежде…
— Ты больше не любишь меня? — трагическим шепотом спросила Закира. — Может лучше было бы дать ему меня поглотить?
— Дело не в этом, Закира. Ты стала другой… — потупился Рамир. — И я теперь другой. Я не уверен, что мы вообще способны на чувства.
— Тогда зачем мы боремся? Зачем я делаю все это?
Закира опустила голову, волосы упали вперед, она закрыла лицо руками. Тонкие плечики меленько задрожали от сотрясающих тело рыданий.
Я поморщился, терпеть этого не мог, лучше бы еще сколопендру сожрала.
— Брось, Закира, ни к чему строить из себя романтическую дурочку, которую предал возлюбленный, — закатил глаза Рамир. — Мы с тобой оба знаем, что мы выше этих слащавых сказочек о вечной любви и преданности. Мы с тобой пожертвовали всем не ради любви, а ради власти и величия. И мы этого добились!
— Может ты и прав, — Закира оборвала свои притворные рыдания. — Наш султан был ничтожеством, который боялся собственной тени, и мы должны были ради величия великого Уруса сделать то, что сделали. Но это были мы! Ты и я! Если нас больше нет, и ты мне не веришь, то мы не сможем удержать власть!
— Я верю тебе, Закира, но я не был бы тем, кто я есть, если бы веру не подвергал сомнению. Ты сумела убедить меня в своей невиновности. И я прошу у тебя прощения за свои подозрения, — изрек Рамир. — Мы все вернем. Когда эти олухи, которых волей великой Амадей были направлены к нам, помогут нам исцелиться от проклятья! Мы вернем способность к страсти, а значит и возродится наша любовь. И тогда нас никто и ни что не остановит. Мы покроем нашим величием весь мир.