1
На необитаемом и безымянном острове — правильней, островке — сидит — правильней, полулежит — на скамеечке Косолапов и пишет; а пишет он книгу «Многоцветный пиар».
Пень вместо стола и лоно природы сближают его с историческим персонажем, и вовсе не бессознательно, а даже очень сознательно подражает Ленину Косолапов.
Ленин в Разливе, а Косолапов на острове, и нет ничего смешного. Косолапов любит природу, хотя и урбанист. Он чтит память Ленина, хотя и аполитичен. Ленин сегодня забыт. Ленин — страшилка-смешилка. Дать, что ли, справку? Родился в Симбирске. Окончил петербургский университет экстерном. Профессиональный революционер. Юрист, публицист, практик партстроительства. Долгое время жил в эмиграции. Один из вождей революции 1917 года. Руководил советским правительством. Умер в 1924 году. Похоронен в Москве, в Мавзолее. Мавзолей знает каждый, чего не отнимешь. И вот парадокс. Тело Ленина В.И. как достопримечательность Мавзолея более известно, чем Ленин сам — во всяком случае, все могут сказать, где Ленин лежит, но не каждый ответит, что Ленин отстаивал.
В отличие от некоторых, Косолапов не находил тело Ленина объектом художественным, не рассматривал хранение мумии в открытой для всех гробнице как бессрочный перформанс, не обзывал труп вождя инсталляцией и, будучи сам продвинутым акционистом, не одобрял концептуальных выходок, связанных с Мавзолеем. К ленинскому трупу он относился с почтением едва ль не мистическим. Популярность объекта — не в смысле посещаемости, а в смысле того особого места, которое он по-прежнему занимал в сознании современников, — серьезно волновала Косолапова. Кого сегодня заботит мумия египетского жреца, выставленная в Эрмитаже?
Непреходящую актуальность вопроса, это неизменное внимание к чужому, тем более мертвому телу — что тех, что других — Косолапов рассматривал как своего рода реликтовое эхо грандиозной, ни с чем не сравнимой, давней и дивной раскрутки целого комплекса глобальных идей, от которых сегодня сумбур в голове, но эхо-то… эхо-то длится, звучит. Заворожить — не на день, не на два — на многие десятилетия полпланеты… и длиться, звучать!.. даже в гуле поздних откатов… Это ли не мастерство? Он и по смерти оставался великим пиарщиком, но перед живым Косолапов готов был преклониться.
Три года назад, собрав команду для выборов в Красноярске, политтехнолог Косолапов призывал коллег читать Ленина. — Читайте «Лев Толстой как зеркало русской революции»! Что ни фраза — свинцовая капля. «Зеркало — революции»! Русской! Вот образ! Толстой!.. Герцен тоже надежно забыт, — пожалуй, даже круче Плеханова. Но кто его разбудил — звучит реликтовым эхом: это они — декабристы! Те самые декабристы, которых уже путают с октябрятами, — но не иссякла энергия заклинания, и не надо напрягать память: они и только они, декабристы разбудили Герцена. Слишком далеки от народа. Социализм, мои дорогие, плюс электрификация всей страны, ум, честь и совесть нашей эпохи. И не важно, кто именно был политической проституткой.
(А еще Косолапов рекомендовал прочесть статью Умберто Эко о «Манифесте коммунистической партии», в которой некогда культовое произведение Маркса и Энгельса рассматривалось как непревзойденный шедевр высокого пиара.)
Книга будет состоять из двух частей. «Черно-белый пиар» — это первая часть, и вторая — так решил Косолапов — «Весь спектр». Наряду с голубым и зеленым во всем этом спектре найдется место и красному. Косолапов обязательно напишет о Ленине.
Творческий путь Косолапова был неровен, был труден, тернист. Потерпев неудачу с постановкой «Женитьбы», Косолапов со сцены ушел. Был он молод и открыт соблазнам авангардизма. «Ушел в зал», — напишет биограф. А что такое зрительный зал, если взглянуть на публику незамыленным взором? Материал удивительный — чистый, наивный, невинный. Косолапов додумался до того, до чего европейская театральная мысль, не будь Косолапова, доходила бы еще лет двести: Косолапов изобрел театр-паразит, нечто совершенно оригинальное. Представим себе небольшую труппу, человек пять-семь, проникающую на какое-нибудь представление. Участники труппы, маскируясь под добропорядочных зрителей, занимают места в соответствии с купленными билетами, но, главное, в соответствии с замыслом. Начинается первичное действие — на сцене. Группа-труппа пока себя ничем не выдает. Все наслаждаются игрой актеров (первичных). Ближе к середине спектакля театр-паразит обнаруживает себя повышенной активностью одного-двух псевдозрителей, между ними завязывается интрига, никакого отношения не имеющая к происходящему на сцене. По мере развития вторичного (паразитического) сюжета в действие вступают другие «паразиты», так или иначе подыгрывающие начинателям. Цель представления — втянуть в игру как можно больше зрителей, переключив на себя их внимание с игры первичных актеров, и предоставить публике возможность самореализоваться в безотчетной и непредсказуемой игре, лишь мягко корректируемой актерами театра-паразита в соответствии с заранее намеченной сюжетной канвой. Надо сказать, что театр-паразит не ставит перед собой задачи срыва основного спектакля, и этим он принципиально отличается от организованной клаки. «Мы не клакеры, мы актеры». Как и любой паразит, театр-паразит заинтересован в жизнедеятельности кормящего организма.
Гениально! — решали все, кому Косолапов излагал свою нетривиальную концепцию. Энтузиасты сами просились в труппу. Косолапов хотел премьерным выступлением порезвиться на классике — на Чехове, например, или Шекспире. Все вместе, однако, решили оттянуться на чем-нибудь современном. Шла тогда пьеса «Дон Педро» о двух замороченных пенсионерах, племянница одного из них выходила замуж за богатого, но подозрительно жуликоватого бразильца. Трагикомедия. Спектакль же паразит назывался «Серийный убийца», о чем в афишах, естественно, не сообщалось. Премьера прошла успешно. На словах Георгия Васильевича, персонажа первичного представления: «Фу, Антон Антоныч, как вы меня напугали», — актриса-паразитка неожиданно узнала в актере-паразите, сидящем тремя рядами выше, ни много ни мало серийного убийцу, которого якобы разыскивает милиция. Она не сразу выдала свое волнение, волнение нарастало постепенно и так же постепенно передавалось близсидящим зрителям. Наконец «серийный убийца» почувствовал что-то неладное; он пытался незаметно уйти, но другой актер-паразит ему смело препятствовал; «серийный убийца», сбив набок рыжий конспиративный парик, остался на месте и только прятал лицо, закрываясь программкой; его между тем узнали другие зрители, провоцируемые паразитической группой-труппой, разумно рассредоточенной по залу. К тому моменту, когда на первичной сцене Антон Антоныч и Григорий Васильевич стали вспоминать, почем шла водка при большевиках, уже добрая половина зала находилась при убеждении, что серийный убийца от возмездия не уйдет.
Основной спектакль закончился, как и положено, поклоном. «Серийный убийца» воспользовался замешательством, вызванным аплодисментами, и рванул сам на сцену, чтобы, расцеловав первичных актеров и отвесив залу поклон, стремительно скрыться, только его и видели.
Спектакль-паразит требовал некоторой подготовки, требовалось, например, изучить кратчайший путь от кулисы до служебного выхода.
Примерно тогда же Косолапов испытал себя в живописи. Он устроил выставку своих работ «23 черных квадрата». Производство черных квадратов, каждый из которых был не лучше и не хуже квадрата Малевича, оказалось на удивление дорогостоящим, и весь грант, выхлопотанный на это дело Косолаповым, ушел на покупку холстов, черной краски и аренду подходящего помещения. Пиаром квадратов уже занялись задним числом, после второй выставки Косолапова.
А вторая называлась «Каскад фонтанов» и была посвящена памяти Дюшана. 19 одинаковых писсуаров демонстрировались в трех залах галереи. О выставке много писали, вспоминали заодно и квадраты, корреспондентка Би-би-си брала у Косолапова интервью, красивое слово «симулякр» замелькало в модных журналах применительно к произведениям мастера. Сам Косолапов пиарил себя напропалую, есть упоение в саморекламе. Он объяснял: «Каскад фонтанов» не только количественно, но и качественно отличается от «Фонтана» Дюшана. Если тот единственный писсуар изначально принадлежал лично художнику (вторая авторская копия хранится в частном собрании, тогда как первая и сам оригинал, к сожалению, не сохранились), то 19 писсуаров Косолапова не суть собственность художника, но взяты напрокат в магазине-салоне «Квазар», кстати, спонсоре выставки. Директор магазина присутствовал на презентации, шампанское текло рекой, потенциальные спонсоры присматривались к персоне Косолапова.
Театр-паразит между тем бездействовал, актеры устали дурачиться, но труппа продолжала существовать виртуально — как миф, как фантом, как неуловимый для вездесущих обозревателей тайный отряд особого реагирования. И публике, охочей до зрелищ, и мнительной администрации респектабельных площадок присутствие скандальных паразитов уже начинало просто мерещиться, — не дай вам Бог уснуть во время спектакля, чихнуть, вспомнить о невыключенном утюге… Косолапов настрочил несколько аналитических работ, безбожно блефуя в описаниях своих представлений; его заметила заграница, он приглашался на театроведческие конференции (увы, на гастроли пригласить не могли в силу понятных причин). Апофеозом раскрутки в России было косолаповское выступление в телепрограмме «Аспект», когда он анонимно, с чулком на голове («нас нельзя знать в лицо»), к радости ведущего, угрожал театральной общественности новыми «паразитическими проектами», и это уже напоминало шантаж.
Много позже, переболевший «дет. бол. л-ны», увлеченный черно-белым политическим пиаром, несколько обуржуазившийся (но не настолько, чтобы отказаться от косички) Косолапов прогуливался по залам Бруклинского музея. Привезли выставку с Британских островов. Трудно представить, чтобы что-то могло тронуть душу Косолапова, но одному он радовался безусловно — той веселой непринужденности, с которой в меру отпущенные европейцы отдездемонили политкорректных американцев. О нет, какая-нибудь композиция из слоновьего дерьма под эгидой Королевской Академии, может быть, и хороша была сама по себе, но разве меньшую художественную ценность имел пиаровский спектакль, разыгранный вокруг несчастных какашек? Инициирование волны возмущения, организация пикетов протестующих старушек у входа в музей, изящное позицирование высокопоставленных персон в превосходно глупейшее положение, когда они, боясь потерять лицо, вынуждены бестолково порицать организаторов вернисажа, — это все добротный, зрелищный, провокативный театр. А если бы знала публика о прихотливом узоре отношений деликатного рода, да хотя бы финансовых, сотканных с необыкновенным изяществом теневыми ткачами, кто бы пялился тогда на голого короля, чье место десятое? Но красоту этих нарядов способен оценить лишь посвященный.
Себя сегодняшнего и себе подобных Косолапов причислял к настоящим художникам. Истинное искусство — то самое — создается сегодня если не в подполье, так в закулисье. Слоновья какашка, клонированный дюшановский писсуар или говорящая кукла в лице очередного народного избранника — суть внешняя сторона представления. Настоящее творение невидимо для большинства.
Это как, представим, грибница (да, Косолапов грибник) — скрытая под землей, невероятно сложная в своей изощренной простоте, многоканальная, разветвленная, прихотливо сплетенная — вот гордость Создателя, вот натуральное чудо! — а то, что мы принимаем за гриб, — всего лишь внешнее тело, отросток, предназначение которого быть съеденным; публика скушает все.
Косолапов вспомнил Курехина, и мысль его перенеслась от грибов опять к Ленину. Круг замкнулся. Косолапов в Разливе. Он еще напишет о мудрости, о знании, о мастерстве. Мастерство — вот критерий художественности. А вы: «какашки, какашки»… Как много тем. Как много идей. Хватит не на одну книгу.
2
Косолапов изучал окрестности. Его интересовали особенности городского ландшафта в связи с предстоящим свадебным торжеством.
Вообще говоря, свадьба как прием эффектной раскрутки не нов, и не Косолапов эту штуку придумал. И, хотя непосредственно до бракосочетания дело редко доходит, желание изменить свою на данный момент холостяцкую жизнь время от времени громко декларируется всевозможными искателями популярности (куда-нибудь кандидатами, например). Из практики избирательной можно вспомнить потуги по крайней мере двух независимых кандидатов на элекциях в первую и вторую Думу, соответственно одного в Нижнем Новгороде, другого — в Екатеринбурге; оба пытались украсить свои избирательные кампании неожиданными женитьбами; в обоих случаях эффект несколько ослаблялся тем, что и без того каждый из кандидатов состоял в гражданском браке со своей партнершей по PR. Таким образом, речь шла всего лишь об официальном признании уже существующего порядка вещей.
В 1998-м перед элекциями в Законодательное Собрание в Петербурге популярная драматическая актриса поведала общественности о скором заключении брака с неким субъектом, который, как сразу же выяснилось, по случайному стечению обстоятельств оказался мало известным до этого момента независимым кандидатом. До сих пор деятели сцены поддерживали кандидатов морально, но не вступали с ними в супружеские отношения.
Хрестоматиен пример с шотландской принцессой, 1991. В трудные для себя (и страны) дни августовского катаклизма, казалось бы, нелепый слух о своей помолвке с шотландской принцессой пустил и без того сверхпопулярный тогда телеведущий информационной программы, а когда об этом заговорили все, сам же слух опроверг. Мнимая помолвка воспринималась потребителями новостей в том же ряду, что и нешуточные события тех дней — аресты и самоубийства государственных деятелей.
Вспоминается также, что пику популярности главного либерального демократа страны соответствовало его неожиданное венчание с гражданской женой (дело уже шло, по светским меркам, к серебряной свадьбе); событие широко освещалось в печати. Как раз тогда этого экстравагантного политика прочили ни много ни мало в президенты России. Впрочем, венчание — это особая тема.
Наконец, рекламные свадьбы и разводы — обычная практика в шоу-бизнесе. Косолапов ревностно следил за всевозможными возмущениями в арт-тусовке, которой он когда-то изменил ради полит-.
Что касается Богатырева, то его свадьба представлялась воображению Косолапова как свадьба богатыря. А почему бы и нет? Раз Богатырев — богатырь, то пусть и свадьба будет богатырской — с залихватским весельем, кулачными боями, медовухой и угощением пивом прохожих. Богатырев покажет широту характера и щедрость души.
Торжество можно устроить вон там — у спуска к воде на Речном бульваре. Или на площади перед академическим театром драмы, в котором идут французские водевили. Хорошо бы в парке, но страшно, что затопчут газоны.
Косолапов свернул в Покровскую часть. Город, этой частью представленный, называли «старым». Он полюбил здесь прогуливаться. Транспорта не было. Кое-где сохранилась брусчатка. Двухэтажные купеческие дома, во дворах высокие поленницы дров. Белье висит на веревках. Баня, в которой, по преданию, мылся Шаляпин.
Внезапно он ощутил у себя за спиной — даже не движение — присутствие автомобиля: к нему подкрадываются; он обернулся. «Вольво», а за рулем улыбающийся Филимонов. С Косолаповым поравнявшись, машина остановилась.
Косолапов сел, спросил:
— Куда?
— Никуда. Ты мобильник отключил, а я тебя разыскиваю, а ты идешь, — говорил Филимонов, по-прежнему улыбаясь. — С чего начнем, с плохого или хорошего?
— Как обычно — с плохого.
— Дуремар в городе.
— Зараза какая. Он еще жив?
— Не только жив, но и вовсю практикует.
— И кого же он атаковать собирается?
— А кто его знает. Может, Каркара, может, Шутилина, может, нашего Богатырева…
— Он и Несоеву может.
— Запросто. Ему что женщина, что старик, что калека… Залепит тортом и порядок. Ты думаешь, Гречиха нанял?
— Лично я не нанимал, — сказал Косолапов.
— Да нет, он сам по себе. Выжидает, кто в лидеры вырвется.
— Идиот. Какой идиот… Хорошо бы, если б Каркара…
— На Каркара уже покушались. Вряд ли он будет Каркара.
— А помнишь, в Казани? Там тоже на одного якобы покушались, а потом проник Дуремар на пресс-конференцию и заехал при всех тортом по физиономии…
— Да он может и председателю счетной комиссии…
— Ладно, — сказал Косолапов, — с изоляцией не будем спешить. Но в голове имеем. Давай, порадуй хорошим.
— Читай. — Филимонов достал бумаги лист.
— Что это?
— Креативка.
ПРЕДСКАЗАНИЕ ПО СИСТЕМЕ ДРЕВНИХ ШУМЕРОВ, —
прочитал Косолапов.
Известно, что жрецы древних культов в Месопотамии, Персии и других странах Востока предсказывали будущее с помощью священных птиц, в частности священной вороны. Благодаря древним шумерским трактатам и вопреки распространенному мнению техника предсказаний сохранилась в неприкосновенности до наших дней и хорошо известна специалистам. Проблема заключалась в отсутствии соответствующих ворон. Однако положение, похоже, меняется. Недавно на муниципальном кладбище была замечена ворона, уникальная раскраска перьев которой определенно указывала на экстрасенсорные способности птицы. Несомненно, это ворона-прорицательница.
Сотрудникам Академии неортодоксального прогнозирования удалось установить диалог с необыкновенной особью. Священная птица дала ответы. Вот протокол сеанса.
Протокол сеанса
ВОПРОС. В чем Вам представляется кризис современного общественного сознания?
ОТВЕТ. Кар. Кар.
ВОПРОС. В чем Вам видится корень неудач коммунальной реформы?
ОТВЕТ. Кар. Кар.
ВОПРОС. Считаете ли вы необходимым административное объединение восточного и западного районов?
ОТВЕТ. Кар. Кар.
ВОПРОС. Будут ли пенсионеры получать пенсию без задержки?
ОТВЕТ. Кар. Кар.
ВОПРОС. Будут ли этой зимой по-человечески отапливать дома?
ОТВЕТ. Кар. Кар.
ВОПРОС. Удастся ли остановить рост безработицы?
ОТВЕТ. Кар. Кар.
ВОПРОС. Ждет ли нас голод?
ОТВЕТ. Кар. Кар.
ВОПРОС. Что нас ждет впереди, если мы допустим безответственный выбор?
ОТВЕТ. Кар-кар! Кар-кар! Кар-кар!
— Гениально. Откорректируй вопросы в сторону реальности и пускаем в тираж.
— «Кар. Кар», — пребывал Филимонов под впечатлением текста Тетюрина.
— И чем же он сейчас озадачен?
— Как ты и просил. Историей любви. «Кар. Кар».
3
Год назад ему уже предлагали подобное. По наводке знакомых ему позвонил некий субъект и спросил, не желает ли Виктор Александрович отпиарить одну почтенную даму; заказчик ждал от Тетюрина сказки о Золушке. Предполагалось издать отдельной брошюрой, чтобы опускать в почтовые ящики.
Но дама на Золушку не тянула. Отец — академик, мать — соответственно жена академика, счастливое детство, привилегии и блага, учеба в Англии, влиятельный муж, недолгая научная деятельность, престижное членство… политсоветы, собрания, депутатство, комитет по хер знает чему; тень, в которую вдруг удалилась, и — бизнес (особо темный период); вот вынырнула опять — с новым, еще более влиятельным супругом. И это вы называете Золушкой?.. В качестве исходного материала Тетюрину предоставили распечатку беседы мадам с анонимным интервьюером — заготовки для внутреннего пользования. Поразительно никчемный текст. Как ни пытался ее расколоть дознаватель хоть на что-нибудь дельное, кандидатка во власть несла благоглупости. Ее спрашивают о бескорыстных поступках, совершала ли в жизни такие? — да, отвечает, однажды дала погорельцам восемь (точность какая!) рублей, но потом пожалела, подозревает, что мелкие жулики; далее следует монолог на тему «доверяй, но и проверяй». Просят поделиться ярким впечатлением детства — рассказывает, как на курорте в Анапе плакала горько: ей хотелось шелковое платье с рюшечками, а родители купили без рюшечек, потому что с рюшечками было другого размера. И так далее, и всюду мотив разочарования. И в дем. движении, и в перспективах судебной реформы, и в способе разведения хомяков, чем первый муж баловался, пока хомяки не выродились и не подохли, — во всем, решительно во всем разочаровалась. Прямо-таки какой-то Онегин в юбке. Ничего не вытанцовывалось. Правда, безотносительно Золушки что-то брезжило в рассказе о долгом пути героини, буквально: по темному парку пути, ежедневно ею преодолеваемом в пору ее занятий наукою; дело в том, что тот путь от автобусной остановки до места службы народ называл, оказывается, «косыгинской тропой», потому что, по легенде, «тропа» в стародавние времена была чудесным образом заасфальтирована в течение одной ночи, предшествующей посещению тамошних мест пред. сов. мином Косыгиным. Как, однако, звучит выразительно: «Тропой Косыгина»! Вот где собака зарыта. Чем не слоган?.. Но Тетюрин даже пофантазировать не успел — позвонил представитель заказчика: «И что наша Золушка?» Тетюрин объяснил, что Золушку невозможно. «Кого же возможно?» — спросила телефонная трубка сердито. Да кого угодно, хоть Красную Шапочку, хоть Алису в Стране чудес (а что? — хорошо: «Путем Косыгина — в страну чудес»…), но только не Золушку. Тетюрин не понимает; они платят за Золушку. Им нужна Золушка и никто другой. Мастурбировать с Золушкой Тетюрин не захотел — категорически отказался. «Странно, — послышалось в трубке, — а мне говорили, вы профессионал…»
И то верно, профессионалу какая разница? — он и Карабаса-Барабаса в Золушку превратит, а надо будет, и Дюймовочку — в Кащея Бессмертного. Но Тетюрин тогда еще не профессионализировался. Он и сам чувствовал свою проф. непригодность.
Теперь другое.
Любовь так любовь. Страсть значит страсть.
Да и свобода фантазии не слишком пока еще стеснена; ему доверяют.
В кресле разлегся, уставился в угол. Будем работать. Готов.
Местное пиво горчит.
Мыслить следует с удовольствием.
Богатырские подвиги, да. Первое, что приходит в голову, — еще утром пришло. Темный переулок, бандюки — тут наш богатырь с благородным лицом, защитник униженных и оскорбленных… «А теперь, душа девица, на тебе хочу жениться!» Или одна из кавказских войн, с аналогичными возможностями. Тетюрин представил Богатырева с автоматом Калашникова и сразу же отогнал непристойный фантазм; он еще перед завтраком зарекся думать о военных подвигах Богатырева.
Богатырев, конечно, богатырь, но в любви должно ему явить другую доблесть. Доблесть нежного сердца.
Итак, правда жизни. Без нее никуда. Тетюрин полдня перебирает в памяти чужие знакомства. Кто как. Кто где. Одни на вечеринке, другие в поезде… Драматург Ш. познакомился с будущей женой еще в детском саду, — всю жизнь вместе!.. Или пример: на курсах английского языка с глубоким погружением… А эти, значит, в Тбилиси… Все не то, совершенно не то.
Вот когда он разочаровался в чужом опыте, вот когда сосредоточился на своем. От всех его первых встреч первая встреча с Катей выгодно отличалась фактурой. Здесь что-то было.
Тетюрин лег на кровать и стал адаптировать.
(Представим адаптирующего Тетюрина.)
Пиво у лежащего на спине Тетюрина глоталось неловко — с уморительным звуком; булькало в районе кадыка. В свободное от глотков время Тетюрин отгонял жужжащую осу от горлышка бутылки.
Назовем ее Чарли (Бобик! — издевательски подсказывал внутренний голос, вечный враг всех серьезных тетюринских начинаний…)… Чарли, очаровательный Чарли… Руслан!.. Руслан, восточноевропейская овчарка (геополитический, кстати, мотив), убежал от собаколюбивого Богатырева… Не убежал — украли! Отстал от поезда. Могла ли хрупкая барышня приютить восточноевропейскую овчарку?..
Образ богатыря определенно мешал Тетюрину.
Не надо нам ни овчарок, ни ротвейлеров. Конечно, дворняжка!.. «дворянских кровей»!.. лохматая, юркая, преданная, веселая, с огромными умными глазами и горячим дрожащим языком, доверительно (?) предъявленным жестокому миру… Тетюрин вспомнил дворнягу актера Сергея Дрейдена, с которой тот появлялся в клубе «Борей», что в подвальчике на Литейном, — актер Сергей Дрейден сидел за столиком, ел грибной суп, пил кофе, а собачка, к радости художников и литераторов, здешних завсегдатаев, дефилировала в проходе, волоча за собой поводок и виляя хвостиком; когда-то ее поспешили назвать мужским именем Тиберий — по недоразумению, потому что она оказалась девочкой.
Тетюрин сам умилился.
Хорошо. Путь правильный. Он впал в полудрему.
У Богатырева пропала собака, обыкновенная дворняга Ушанка (уши у нее такие, знаете ли…). Сейчас мода на породистых собак, а Богатырев подобрал бездомную. Друг в дружке души не чаяли. Вы и не знаете, наверное (это для интервью), дворняги ведь гораздо умнее породистых, их способности искусственно не культивируются, они от всех пород лучшее в себе таят. Встанет на задние лапки и смотрит тебе в глаза, — иной раз вернешься из департамента, усталый, раздраженный, столько несообразностей вокруг, такая несправедливость… бюрократизм, идиотизм, бандитизм, авантюризм (etc), чувствуешь, руки опускаются, сил больше нет, надо ли это кому-нибудь, то, что делаю?.. такие иной раз сомнения подступают… и вдруг подходит к тебе Ушаночка, встает на задние лапки и смотрит в глаза, словно сказать хочет: держись, Богатырев, ты ж богатырь, Богатырев, не сдавайся, крепись, надо!.. даже самому совестно становится за слабость свою… Так и глядим друг на дружку, словно беседу ведем, без слов и без тявканий, молча, как близкие существа. Посадишь ее на колени, поцелуешь в мордаху, гладишь, ласкаешь — и ей хорошо, и самому легче… А иной раз возьмешься разрешить какую-нибудь важную социальную проблему… взять ту же детскую поликлинику или пенсии те же, ну разве пенсия это? разве на эти гроши можно человеку прожить?.. или вот мать-одиночка, ей ребенка в школу устраивать… и говоришь с непробиваемым таким лбом, от которого много зависит, но которого ничем не пронять, у которого только в мозгах все мысли о собственной выгоде, а на слезы стариков, на плач детей ему начхать, который… в общем, дать бы ему в глаз по справедливости… но вспомнишь Ушаночку, кулак сам и разожмется… Ты хоть и Богатырев, но кулаками делу не поможешь. Твое оружие — терпение, воля, доверие избирателей. Не в силе Бог, а в правде.
Несет. Упрощай. Не кощунствуй.
Бутылка на пол упала, покатилась, пустая. Тетюрин даже поднимать не стал. Повернулся на бок лицом к стене, очи смежил.
У Богатырева собака пропала — не английский бульдог, не датский дог, не ирландский сеттер, — наша обыкновенная русская дворняжка, которую когда-то подобрал Богатырев на улице, накормил, обогрел, спас. А назвал он ее Ушанкой, Ушаночкой и очень к ней привязался. И вот однажды Ушанка пропала. Дал Богатырев объявление в газету, расклеил объявления по всему городу, даже в милицию обратился и в частный сыск. Месяц прошел, другой, Богатырев уже отчаялся свою Ушаночку найти, и вдруг ему говорят в частном агентстве: по такому-то адресу живет одна женщина — Артемида Андреевна (имя условное), и гуляет она с лохматой собачкой, очень на вашу Ушанку похожей. Бросился Богатырев недолго думая по тому адресу — ветер, буря, гроза, он бегом, бегом, под дождем-ливнем, — открывает ему дверь симпатичная женщина Артемида Андреевна, и видит Богатырев: две миски, красная и синяя, а рядом на коврике притулилась Ушаночка, ушки опущены, вся дрожит, грома боится… Он как закричит: Ушанка! Ушанка!.. Ушанка кинулась ему навстречу, и тут женщина тоже Ушанку окликнула, но уже по-своему, как принято в ее доме… и застыла Ушанка на месте, и не знает, к кому ей бежать, то на Артемиду Андреевну поглядит, то на Богатырева… Тут они сами в глаза друг другу поглядели, Богатырев и Артемида Андреевна, а у Артемиды Андреевны в ее глазах карих и тревога, и страх, и надежда, — и знаете, как такое бывает, когда с первого раза — словно ток между нами прошел, как хотите назовите: жребий, случай, судьба, — но поняли мы в этот миг, что Ушанку уже никогда поделить не сможем, вот такая история.
4
Тетюрин изложил на бумаге историю любви Богатырева и устроил в штабе маленькую презентацию. Читал с чувством.
Слушали: Филимонов, Кукин, Жорж, Колян и Рита.
Постановили: одобрить.
Рита сказала: «Слезы жить не дают», — но с громом и молнией показался ей перебор.
Жорж и Колян сказали: «Блестяще», — сначала один «Блестяще» сказал, потом другой, но оба возражали против частного сыска.
Филимонов сказал, что ему что-то напомнило, но сказать, что напомнило, он что-то не смог, — значит, не напомнило, а только напоминало. Лично он, разумеется, за.
Кукин Борис Валерьянович, вопреки всем ожиданиям, энергично хвалил.
По его мнению, Тетюрин удачно применил метод опредмечивания идеи. Каждая мысль, претендующая на пиаровскую выразительность, должна олицетворяться чем-нибудь зримым и осязаемым. Борис Валерьянович даже сделал небольшое сообщение на эту тему, благо публика была расположена слушать.
В качестве иллюстрации Кукин привел пример, взятый им из наблюдений за ящиком. Показывали какое-то шоу-судилище: как бы все по-настоящему — реальный конфликт, истец, ответчик, прокурор, адвокат, судья, присяжные заседатели, — но без обязательного исполнения приговора; телесуд, по замыслам авторов передачи, имел не юридическое, но нравственное значение. Кукин уже не помнит суть конфликта, дело в другом — в примечательном выступлении адвоката. Тот утверждал, что его подзащитного оклеветали, что он стал жертвой грязных интриг и что «сегодня в этот зал выплеснуты отвратительные нечистоты». Выступление перед присяжными адвокат начал с того, что достал из полиэтиленового пакета большую лохматую мочалку и кусок мыла. «Господа, — сказал адвокат, — даже этой мочалкой и этим мылом мы не сумеем отмыться от той грязи, в которой нас всех сегодня измазали!» По лицам присяжных, свидетельствует Кукин, пробежала судорога омерзения.
Другой пример. Первые элекции в Государственную Думу, 1993. Небывалый успех В.В. Жириновского. За несколько часов до официального прекращения предэлекционной агитации лидер либерал-демократов выступал по TV. Неожиданно он достал откуда-то из-под стола коробку конфет и букет цветов и сказал взволнованным голосом, что эти конфеты и эти цветы он дарит вам, матери-одиночки, — счастья вам и т. п.
По мнению Кукина, дворняга, предложенная Тетюриным, в той же степени олицетворяет идею любви, в какой мочалка и мыло — идею клеветы и подлости, а конфеты с цветами — идею надежды на сбыточность сокровенных желаний.
Но и это не все. Кукин особо приветствовал принцип подхода: знакомство через собаку. Здесь он усматривал концептуальный ответ мордоделам Каркара — на убийство одной собаки мы отвечаем спасением другой. Отличное решение. По мнению Бориса Валерьяновича, образу мертвой собаки Каркара, фатально коррелирующему с идеей гибели и безысходности, в подсознании избирателя теперь будет противополагаться образ живой собаки Богатырева, олицетворяющей спасение и любовь.
— В чем я не уверен, — рассуждал Борис Валерьянович, — так это в выборе собачьей клички. Ушанка… С одной стороны, хорошо: доброта, теплота, уют, ощущение домашности, не так ли? Где-то даже неожиданно, нестандартно… посмотрите, вместо характерного для данной ономастики грубого эр — Рекс, Курт, Адмирал — предлагается нетрадиционный глухой шипящий звук ша: Ушанка, Ушаночка… Если вдуматься, это имя более кошачье, чем собачье, но в координатах нашего мифа столь парадоксальная фонетика вполне адекватна исходной задаче, что я и отношу к безусловным плюсам. А вот минус. Почему, собственно, Богатырев назвал собаку Ушанкой? Мы ведь все знаем, что такое ушанка, и ни для кого не секрет, что шкура некоторых собак в конечном итоге идет на головные уборы. Что же хотел сказать Богатырев, называя собаку Ушанкой? Не выдает ли Ушанка в Богатыреве приверженца черного юмора? Или, еще хуже, не выдает ли в нем некие тайные помыслы?
Тут все внимавшие Кукину дружно запротестовали, и Борис Валерьянович не стал настаивать на безупречности своего доброжелательного анализа.
Имя «Ушанка» всем нравилось.
5
Эта ночь для Филимонова оказалась библиотечной; он провел ее у Оленьки Жур.
Где-то около двух, когда черед настал угомону, во дворе под окном кто-то с чувством разбил бутылку, — Ольга повернулась на другой бок, лишив толстобокого Филимонова причитающейся ему части общего одеяла. Он никогда и никого в постели, даже собственную жену, не называл по имени (во избежание понятных недоразумений), а потому сказал так: «Дорогая!» Статус-кво был немедленно восстановлен; чем-то тронуло Олино сердце его «дорогая», она поцеловала в лоб ночного пришельца, нежно потрогала его подбородок и, склонясь над лежащим на спине Филимоновым, вдруг — в темноте — ни с того ни с сего — принялась исповедоваться: рассказывать о своих мужиках, какими были они. Все они были читателями библиотеки. Филимонов явственно представил каждого из своих предшественников: капитана милиции, в которого когда-то воткнули гвоздь и который, любя Ольгу, продолжал жить с нелюбимой и глупой супругой… тщедушного, но доброго преподавателя химии, чья ортопедическая обувь источала неприятный кисловатый запах и от кого родила Ольга четыре года назад мальчика Рому — Филимонова тезку… а также представил Юрия Ильича, с волосиками в ушах, старшего технолога производства костяной муки, не вернувшего двухтомник Хемингуэя… Быть их современником неприятно Филимонову было. Он слушал Ольгу с нарастающим беспокойством. С некоторых пор в нем развивалась реалофобия, профессиональная болезнь имиджмейкеров. Он побаивался действительности, особенно голой и неприукрашенной.
С удивлением узнал Филимонов, что при городской читальне обитает бомж, подобно тому, как это бывает при некоторых столовых, — не имеющего документов нельзя записать официально, но все-таки его подкармливают духовной пищей — дают читать толстые журналы, безвозмездно рассылаемые по библиотекам России небезызвестным Институтом «Открытое общество».
— И ты с ним тоже спала? — Филимонов спросил.
— Нет, ну что ты… Но он глядит на меня голодными глазами… И часто рассказывает о себе… Знаешь, он…
— Не надо!
Филимонов сам стал рассказывать — не о себе, о других — историю о тех двоих, — как они познакомились посредством собаки, и не могла выбрать собачка между потерявшим ее мужчиной и нашедшей ее женщиной, все смотрела то на одного, то на другого.
— Тебе ничего не напоминает? — спросил Филимонов.
— Что-то да… Дай подумаю…
— Ну что, что? — торопил Филимонов.
— «Каштанку»!..
— Да ты что! Правда?
— Причем — мультфильм!
Мультфильм!.. «Каштанка»!.. Вот тебе дежа-вю! Он ведь чувствовал, что это на что-то похоже!.. Ай да Тетюрин, ай да сукин сын!.. И пусть!.. Отлично.
Только в «Каштанке» вообще женщин, кажется, не было — ни в рассказе, ни в мультфильме… Там два мужика… Не суть важно. Пусть припоминают, пусть ощущают смутную причастность к событию.
Бывшему редактору Филимонову никогда не доводилось редактировать Чехова.
Но мультяху он видел. Давно.
— Только, пожалуйста, очень тебя прошу, больше не рассказывай о своих любовниках.
— Не буду, — покорно Оля сказала.
Филимонову захотелось что-нибудь ей приятное сделать.
— Хочешь, мы тебе присудим второе место на конкурсе анаграмм? Приз дадут.
— Какой?
— Ну не знаю, вафельницу электрическую… Или утюг…
— А почему не первое?
— Первое место, по всей видимости, получит Харон. Он зав. терапевтическим отделением в «Притоках».
— Ну хорошо.
— Спи, дорогая.