Завели самосвал, оседлали его, обсели машину, и мотая развевающимися на ветру лентами, погнались за кобылой уже моторизованные.
Набрали скорость. Ветер в хари. Что б не потерять с трудом добытые, всеми возможными и не всегда законными способами, бескозырки, нам пришлось ленты взять в зубы.
Лошадь оглянулась на наши серьёзные, со сжатыми челюстями, лица, поняла, что ей кирдык, и побежала искать спасения у людей – выбежала на плац, где как раз ракетчики проводили послеобеденное посторенние.
Умничавший перед строем крупный чин как увидел на плацу бегущую на него лошадь, так прямо в транс впал, и заревел как пароход.
Когда же нас увидел, то заикнулся и затих, смог только отпрыгнуть в сторону, и выдавить из себя: "Кто вы такие?"
Ответ был дружный, но не оригинальный – пока самосвал вокруг него разворачивался мы рассказали какую-то там моряцкую речёвку: "Мы – морЯки, поём корабляцкие пестни, нас е….ут, а мы крепчаем!"
Чин посмотрел вслед удаляющегося самосвала, и глядя на белый, марлевый верх бескозырки стоящего на подножке самосвала "моряка" прорычал: "Ну, Мабута! Мабута!…….(далее следуют такие слова и выражения, что лучше их не повторять)"…
Армия должна воевать.
Если нет боевых действий – она разлагается. Когда на войне стреляют, офицер командует и его волнует только победа, и её достижения, а не расстёгнутый крючок на солдате.
И хрен станет офицер мясо из солдатского котла тырить – застрелят свои же.
А в мирное время не застрелят. Поэтому и в котлы лазят, и за крючки казнят. Свои. Вроде свои. Вроде своих же.
От чего так? А мир на дворе, и заняться больше нечем. И вместо холодных, грязных окопов – тёплая уютная канцелярия роты, и вместо командования бойцами на передовой – надо пасти стадо духов и слегка борзеющих дембелей.
По сути, офицер это обычный пастух. И замашки как у настоящих пастухов, что волам хвосты крутят, и методы и мировоззрение.
А в быту да, они другие люди, хорошие, весёлые, жизнерадостные, кидаются на помощь женщине с ребёнком, что б через дорогу перевести. Но только переступают порог военной части, так всё человеческое куда-то девается, и вылезает что? И ребёнка той же женщины по мордасам за расстёгнутый крючок воротничка…
Недаром есть поговорка: "Одеваю портупею и тупею, и тупею".
У нас говорили так: "Не дай Бог война! С такими отцами-командирами из нас, рядовых, никто не выживет".
Даст какой-нибудь очередной великий маршал приказ любой ценой взять к Новому году высотку с залёгшим на ней пулемётчиком, и погонят нас эти начальники палкой в атаку на пулемёт, и поляжем мы все как один, а наш комбатишко потом будет гордиться медалькой за взятие…
Да, взятие будет, но не от ума военного или таланта полководческого, а потому, что немецкий пулемётчик просто сойдёт с ума. Как во Вторую мировую сходили с ума пулемётчики немецкие – не выдерживал человеческий рассудок такой бойни, когда толпы советских солдат во весь рост на пулемёты шли, и падали как трава скошенная, ибо якобы "звала Родина-мать", а на самом деле многие командиры были обычной безмозглой мразью, и ради того, что б побыстрее в тыл выйти на переформирование, выполняя приказ гнали солдат как скот на гарантированную бойню.
Да так героически гнали, что потом в сводках записывали: "от батальона осталось 10 человек". А каких человек? Командир, замполит да прихвостни…
Все порядочные офицеры гибли вместе с солдатами, а оставались кто? Самые бессовесные сволочи…
А в армии мы жили как в стаде. "Пастухи" – своя жизнь, "бараны" – своя, и по человечески не пересекались. Только "ать-два!"
Кажется, что они все, поступая в военные училища, мечтали об одном, а в натуре получили совсем, совсем другое. Думали, что получат мёд, а получили дерьмо. В том дерьме надо как-то выживать.
Они и выживали, привыкали, но от чего-то во всех своих бедах считали виновными не себя, или систему, в какой жили, а солдат, которые своими преступлениями типа "сбежал 18-летний пацан на танцы", портили им жизнь.
И службу-то тянуло процентов 10–15, не более, а остальные лишь бы день до вечера. А вообще, мы как-то к офицерам относились хоть и без уважения. но комбата побаивались, а остальных просто обходили стороной. С каким-то чувством сострадания, причина которого выразилось во фразе "мы то тут на два года, а они навсегда".
Дослуживай спокойно.
Возвращайся здоровым.
Твой друг, бывший военный строитель, а ныне – рядовой в запасе и гражданский человек
Юрий Киселёв.
От такого философски-юморного письма, хмель прошел. В головах зашевелились трезвые грустные мысли. Примолкли ребята…
Рамиль нервно постукивал пальцами по поверхности стола, словно подбирая ритм. И действительно, за неимением гитары, оставленной в казарме, под стук пальцев, он в разном темпе мысленно повторял слова своего нового стихотворения, подбирая мелодию, и вдруг запел:
Той холодной весенней порой
Состоялся на плаце парад.
Ты в едином строю, мы гордимся тобой,
Потому что попал ты в стройбат.
Очень скоро сошла пелена
С твоих глаз и увидел ты ад.
– Тяжкий труд и унылых дней череда.
На два года стройбата ты раб.
А в лесу над казармой солнце встает
И солдату подъем предвещает
Снится дом и девчонка, которая ждет,
О солдате своем вспоминает.
Замполит был гнилой интриган,
А начштаба вообще идиот,
Маразматик и бабник старый комбат,
Что творится вообще не сечет
Офицеры все с водкой на ты.
Прапора не ушли далеко.
Вот такой оказался Советский стройбат
И солдату служить нелегко
Утро хмурое. С неба – снег с дождем.
Ветер рвет непросохший бушлат.
Вот от сих, копать – и до вечера.
Стисни зубы ведь ты же солдат.
Не успел солдат провалиться в сон,
Вновь звучит приказ – на дрова!
И ушел солдат в ночь холодную.
На распилку дров до утра…
Здравствуй сын – пишет мама письмо.
Мы волнуемся – как ты, родной?
Не волнуйся, мамуля, все хорошо
И вернусь я вскоре домой.
Вот два года промчались, как сон.
Все лишенья твои позади.
Но всю жизнь будешь помнить ты гарнизон,
Где болота, дожди, комары…
Вновь, холодной весенней порой
Состоится на плаце парад…
Не грусти, молодой и достойно служи
Ведь попал ты в советский стройбат.
Деды смотрели на работающих салабонов и молчали, вспоминая свои первые дни своей службы…
Не верьте что в стройбат попадали одни алкоголики, дебилы и уголовники.
Военно-строительные войска были самыми многочисленными войсками Советского Союза.
Столько дебилов не могло быть стране советов. К тому же дебилов вообще в армию не берут, а преступный мир при социализме влачил жалкое существование. Так что в стройбате служило множество умных и талантливых пацанов.
Вот из них армия порой делала и алкоголиков, и дебилов, и преступников. Но и многие таланты выявлялись и во время службы.
Толик Трофимов увлекся радиоконструированием.
Он собрал, спаял и засунул в самодельный корпус радиоприемник собственной конструкции, ловивший все радиостанции, вещавшие в мировом эфире. Громкость динамиков позволила бы транслировать музыку для целой танцевальной площадки. Единственным недостатком своего детища Толик считал отсутствие цветомузыки.
И вот, когда Толик, вспоминая первую неудачную пьянку, уставился в угол, он увидел электротехнический ящик. Другие ящики, щиты, блоки и модули, расставленные и развешенные в зале, спокойно светились огоньками разноцветных индикаторов, а этот ящик, буквально усыпанный цветными стеклянными глазками, бездействовал.
Со школьных времён, Толик помнил фразы, сказанные классиками: "Человек сам творец своей судьбы" и "Мы не можем ждать милостей от природы – взять из наша задача!".
Толик Выпил очередную дозу водки и направился навстречу своей мечте, выковыривать цветные индикаторы. Легким движением руки, сжимавшей обязательный для любого электрика инструмент – отвёртку, Толик отщелкну крышку и замер от восторга. Ящик был буквально напичкан рандолевыми пластинами, прикрывавшими полупроводниковые микросхемы.
РАНДОЛЬ!
Какое слово может быть слаще для слуха стройбатовца, чем РАНДОЛЬ!
Рандоль это какой-то сплав, иногда применяющийся для изготовления медицинских стерилизаторов. С дух сторон он покрыт сверкающим хромом, а между ними рандоль!
Металл, не отличимый от золота по блеску и цвету.
Рандоль! Это грудь дембельского кителя, сверкающая золотыми, похожими на ордена, значками ручного изготовления.
Рандоль! Это зубные коронки – фиксы, блестящие во рту, словно золото у фартовых уркаганов, вороватых завмагов и высокопоставленных работников райкомов и райисполкомов.
Бысто "дёрнув" десяток индикаторов, Толик начал извлекать верхнюю пластину рандоля.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ПОПАДАНЦЫ ИЗ СТОРОЙБАТА
СЛУЧАЙНЫЙ КИРДЫК ОТ ТОЛИКА ТРОФИМОВА
Рандоль! Я любовался сверкающими пластинами рандоля. Мне не нужно никакого дополнительного освещения. Не нужно потому, что моё лицо, наверное, в тот момент от радости, светилось словно отполированная рандолевая фикса, а глаза сверкали хищным, алчным огнем клондайкского золотодобытчика.
Вскрытый мною электрический щит, напичканный сотнями блочных микросхем, был облицован изнутри рандолевыми пластинами. Словно стоматолог, вооруженный щипцами и сверлом бормашины, я, перекинув в левую руку отвертку, правой рукой выдернув из сапога плоскогубцы, нырнул в пасть электрического чуда.
Так, где же тут зубики-болтики крепящие самые задние задние пластины? Ага вот они родимые! Аккуратно выкручиваю один болтик, вытаскиваю его, теперь второй, и… черт! Болтик падает прямо на соединительную колодку. Искры обжигают руку! Я роняю отвёртку на входной провод. Получается банальный "коротыш", от которого отвертка раскаляется до белого свечения и каплями жидкого металла стекает вниз, плавя изоляцию и замыкая десятки проводов неведомого назначения.