— Да, это так. Парламент Дакии — пророссийский. И если НОАРД удастся совершить то, что они намерены… Будет гражданский конфликт, Миша!
— Тихо, Ир. Ищем дальше. Нам нужно нарыть как можно больше. И хорошо бы спрятать Шпеенхофа и передать в руки…
А кому его передавать?
Правительству? Нет гарантий, что они не выдадут его австрийцам. Наверняка там тоже есть заинтересованные в перевороте люди, и мы не знаем, кому из них доверять. Ладно, об этом подумаем позже, когда перестанем копаться в голове у дипломата и вырубим его.
Я начал копаться дальше и вскоре нашел другое важное воспоминание — заинтересовался знакомой обстановкой и вскоре понял, что чутье не подвело.
Теодор фон Шпеенхоф спешно покидал украшенный фресками зал Русского дома — торопился в одну из комнат отдыха, куда не было доступа остальным приглашенным. Было душно, пахло женскими духами и сухим розе. Австриец промокнул испарину на лбу носовым платком, но легче не стало. Он нервничал. Эту встречу пришлось готовить много недель, и даже сейчас все могло сорваться и пойти прахом.
Если он ошибется на этот раз, Крупп, этот старый маньяк, сотрет его в порошок. Нет, провала допускать нельзя. Слишком много средств вложено, слишком много сил потрачено. От того, сумеет ли он договориться, сейчас зависела его, Теодорова, жизнь.
Чрезвычайный посланник тоже незаметно покинул бал и уже ждал его перед входом. Рядом с ним попивала вино роскошная платиновая блондинка в эффектном наряде. Тоже русская?
Посланник положил руку на дверную ручку.
— Предупреждаю, его сиятельство — человек крайне своеобразный. И все же вам нужно ему понравиться, если вы надеетесь на сотрудничество.
— А люди из НОАРД будут?
Чрезвычайный посланник усмехнулся.
— Мой дорогой Теодор, разве печеный поросенок получает приглашение на ужин?
Глава 32
Я осторожно вышел из ментального пространства разума Шпеенхофа. Можно было поискать еще информацию, но для меня все уже стало понятно.
Интересную партию разыграли Юсупов и австрийцы. Привлечь НОАРД как основную силу и ею же пожертвовать. Уверен, Аспиде на повстанцев было глубоко плевать, а австрийцам, если уж они желали прибрать Дакию к рукам, нужен был кто-то более покладистый в правительстве.
И все же НОАРД были идеальным оружием для достижения целей: уже организованные, нацеленные на результат, горячие. То, что доктор прописал, если хочешь сделать грязную работу чужими руками. Не удивлюсь, если Юсупов пообещал позже помочь устранить некоторых особо несговорчивых повстанцев…
Мда. Интересно, что скажет Тереза или ее любимый Штефан на такой план?
— Миш, ты рановато вышел. Там есть еще кое-что, — сказала Ира.
— М?
— Воспоминания о недавнем приеме в Русском доме. Там были мы с тетушкой. А я все гадала, куда она тогда запропастилась в самом разгаре веселья…
Судя по тому, как замедлилась ее речь, Ира все же решила посмотреть эту сцену. Но довольно скоро она ко мне вернулась.
— В самом Русском доме ничего не происходило. Зато после этого наш Шпеенхоф встречался ночью в той же самой церкви с женщиной по имени Тереза. Речь шла о поставке вооружения. И там фигурировала твоя фамилия.
Я кивнул своим мыслям. Видимо, как раз тогда НОАРДовцы выпросили новенькие штурмовые винтовки, планируя захватить поезд. Что ж, совсем уж списывать со счетов повстанцев я бы не стал: Штефан с подружкой все же попытались перестраховаться и набить себе цену. Правда, им не повезло — с заложником вышла осечка. И все же идея была здравая. Думаю, за мою башку Юсупов отвалил бы достаточно золота — лишь бы я просто больше не путал Аспиде карты.
— Ладно, Ир, хватит с него. Шпеенхоф не одарен, длительное вмешательство может ему навредить, сама знаешь.
— Хорошо, — отозвалась младшая Штофф.
Медленно, по миллиметру, я принялся отрывать руки от головы Шпеенхофа. От него все еще разило даже не страхом — ужасом. Но к этому добавилось и недоумение.
Закрыв канал к его менталу, Ира едва заметным жестом сняла с пленника заклинание оцепенения, и в следующую секунду он в корчах повалился на диванчик.
— Аааа! Голова! Господи, какая же мигрень! У меня сейчас глаза лопнут!
Сторожившая выход Грасс лишь криво усмехнулась.
— Скажи спасибо, что вообще выжил. Судя по всему, головушку-то тебе заминировали. И та боль, которую ты чувствуешь сейчас — лишь тысячная той, какую бы ты испытал, сдетонируй заклинание защиты.
Мы с Ирой переглянулись, и я пожал плечами.
— Не знаю, не испытывал. Но у тех, кому не посчастливилось, глаза натурально лопались, как перезревшие ягоды.
Шпеенхоф, уткнувшись правым виском в твердый подлокотник, лишь застонал.
— Таблетку, изверги… Прошу, дайте хотя бы обезболивающее…
Черт. У меня никогда не было мигрени, но вот матушка моя, настоящая, из старого мира, ими страдала. И в моменты приступов ей становилось до того плохо, что порой приходилось вызывать «скорую» — никакие анальгетики эту боль не брали. А врачи кололи какую-то адскую смесь препаратов, после которой мама едва могла проснуться наутро. Так что на мигрени я насмотрелся, и Шпеенхофа сейчас было по-своему жаль. Это не похмелье. Это в разы хуже.
— Не помогут тебе таблетки, — вздохнул я и, обойдя диванчик вокруг, присел возле австрийца. — Ладно. Считай, это жестом доброй воли.
Я протянул к нему руку, активируя целительный поток. Шпеенхоф вскрикнул, шарахнулся от меня и тут же издал стон, напоминавший брачный крик старого марала.
— С такой болью лучше не шевелиться, — улыбнулся я с цинизмом юного врача. — Сюда иди, смертник. Лечить буду. Ты нам нужен в сознании и добром здравии.
Наблюдавшая за этой сценой Ира поправила бретельку платья и озадаченно на меня уставилась.
— Признаюсь, я ожидала немного другого от допроса.
— Привыкай, — кряхтя, отозвался я. — У нас и не такой абсурд бывает.
Видимо, боль оказалась настолько сильной, что австриец передумал сопротивляться. Обреченно подставив голову больным виском поближе, он прикрыл правый глаз и скривил лицо в гримасе невероятного страдания.
Я быстро подхватил поток, шустро конфигурировал диагностику — а вот на красное вино этому товарищу лучше не налегать, оно нередко усугубляет головные боли. Ладно, не будем мучить. Быстро добравшись до очага боли, я сперва растворил источник, а затем добавил чистой целебной силы — заодно станет бодрее и протрезвеет. Хотя на его месте я бы уже давно был трезв как стеклышко.
— Ну как, полегчало? — спросил я, отстранившись от жертвы допроса.
Шпеенхоф осторожно кивнул и для надежности даже ощупал висок.
— Святая Дева Мария… Вы и правда умеете даже это…
— Мы и не такое умеем, как ты уже мог убедиться.
— Почему я все еще жив? Мне говорили, что если кто-нибудь…
Ира продефилировала к столику, налила воды и протянула пленнику.
— На ваше счастье, господин Шпеенхоф, мы не впервые сталкиваемся с подобной ловушкой, — тихо сказала она и оглянулась на меня. — Мой… Друг позаботился о том, чтобы сохранить ваши жизнь и рассудок.
Теодор фон Шпеенхоф залпом выпил поданную воду и с сожалением взглянул на опустевший стакан. А затем поднял на меня слезящиеся глаза.
— Выходит, вы спасли мне жизнь, господин?
— Я лишь выполняю свою работу, — спокойно ответил я. — Калечить и убивать людей мне не доставляет удовольствия. Нам нужны ваши сведения, воспоминания, но не ваша смерть.
— К слову о воспоминаниях, — Аня достала из кармана небольшой предмет и бросила в мою сторону. Я поймал его на лету и удивился тяжести. Это был маленький шарик из горного хрусталя, явно зачарованный на запись. — Для надежности лучше зафиксировать все, что вы увидели.
Здраво. Я передал камень Ире.
— Знаешь, как им пользоваться?
— Теоретически.
— Приступай к практике. А я пока побеседую с нашим гостем.
К Шпеенхофу вернулась способность трезво мыслить. Он с опаской покосился на меня, когда я придвинул кресло и расположился напротив пленника.
— Ну, Теодор… Могу я называть вас так?
— После всего, что здесь произошло, я не оскорблюсь.
— Замечательно, — я позволил себе любезную улыбку. — Вам известно, кто я?
Шпеенхоф внимательно изучал мое лицо. Вдумчиво, неторопливо — нервы у мужика были как канаты, что дало ему сто очков в моих глазах. Наконец, он откинулся на спинку дивана и ослабил галстук.
— Позвольте провести логическую цепочку. Вы оказались в доме Штоффов — значит, знакомы с ними. Или хотя бы с госпожой Ириной. Вы говорите по-гречески с русским акцентом, хотя, должен признать, языком владеете весьма недурно. Наконец, вы одаренный — причем настолько квалифицированный, что смогли снять защитный блок с моей памяти. Однако ранее я не видел вас в местном свете. Очевидно, вы предпочитаете скрывать свое пребывание в Букуреште. Учитывая все эти обстоятельства, а также характер моей деятельности и место нашей беседы, я склоняюсь к тому, что вы, господин, состоите на службе в особых органах Российской империи.
Грасс рассмеялась со своего поста.
— Браво, Шпеенхоф! Разложили как по нотам.
Я налил еще воды и подал стакан пленнику. Заслужил.
— Что ж, даже жаль, что вы так легко попались, Теодор.
— Поддался слабости, грешен, — отпив несколько глотков, ответил австриец. — Признаюсь, я не учел, что госпожа Ирина может быть замешана. Ее тетка сделала все возможное, чтобы убедить всех нас в том, что юная Ирина не принимает никакого участия в проекте. Снимаю шляпу, Ирина Алексеевна. Вы меня переиграли. И все же мою гордость уязвляет, что вы пригласили меня на ужин отнюдь не из личной симпатии. Признаюсь, я был окрылен надеждой.
Ага. Только вот крылышки-то я тебе подрежу, любитель молодых сочных девиц. Чтоб не повадно было.
Но в какой-то мере мне даже был симпатичен этот австриец. Даже сейчас, когда его жизнь всецело зависела от нас, он пытался сохранять достоинство. Хотелось отнестись к пленнику с уважением.