— На моей памяти — нет, — отвечал проповедник. — Однако они вполне довольны повторением старых.
— И далеко вы продвинулись?
Стаутенберг пожал плечами:
— Я не надеюсь обратить весь поселок, но мне кажется, с каждой неделей на моих службах собирается все больше народу. — Он улыбнулся. — Мы живем по земной семидневной неделе, двадцать четыре часа в сутках, и я отказываюсь верить, будто моя паства растет исключительно потому, что в воскресенье утром больше негде бесплатно посидеть в тишине.
— Какой он, этот поселок? — спросила Кристина.
— На самом деле? Население — семьсот — тысяча человек, вся работа так или иначе связана с рудниками. Разведано с пяток крупных стеллитовых жил. Почти все, кроме меня, в хорошую погоду бродят по горам, ищут еще, и шансы на успех довольно велики. Похоже, большинство считает, что богатство или под ногами, или сразу за углом, так почему бы не спустить его самым привычным способом. Я не назову Погост любимой вотчиной сатаны, не настолько мы велики и не настолько разложились… однако многие стремятся, чтобы он заслужил такое прозвание.
Стаутенберг указал подбородком:
— Вот один из самых ретивых.
Вольф обернулся. К ним шел Кенфилд. Шагов на десять от него отставали злобного вида бритоголовый верзила и среднего роста человек во всем сером. У обоих на поясе висели кобуры. Вольф с любопытством отметил, что бластеры — тяжелые, состоящие на вооружении у федеральной армии.
— Доброе утро, святой отец, — воскликнул Кенфилд. — Кто ваши друзья?
Джошуа представил себя и Кристину.
— Боюсь, бессмысленно напоминать, — сказал Стаутенберг, — что я простой проповедник и ваше обращение мне не подходит.
— Извините… святой отец. Все время из головы вылетает. — Кенфилд взглянул на Вольфа. — Значит, вы остановились в моем заведении… и говорите с представителем другой стороны. Пытаетесь подстелить соломки, мистер Вольф?
— Нет, — отвечал Джошуа. — Я давно понял, куда мне дорога.
— И куда же?
Джошуа ухмыльнулся. Кенфилд растерялся, но тоже ответил улыбкой.
— Собираетесь осесть в наших краях? — спросил он.
— Нет, мы проездом.
— А, — сказал Кенфилд. — Ну, хорошо вам у нас погостить.
Он кивнул Кристине и пошел прочь.
— Интересно, поймет ли он когда-нибудь, что все мы здесь — только проездом, — мягко произнес Стаутенберг.
— Вероятно, нет, — сказал Джошуа. — Такие, как он, слишком серьезно воспринимают километровые столбы.
Они заканчивали обедать, когда из соседнего игорного зала донеслись крики. Кристина обернулась, Джошуа смотрел краем глаза, притворяясь, что ему все равно.
Кричали: «Шулер поганый… обманщик… чертов подонок», затем трое потащили к выходу четвертого. Один — в зеленой кепочке — был крупье, другие двое — бритоголовый и серый — спутники Кенфилда. На том, кого они волокли, были большие горняцкие ботинки, чистые, залатанные рубаха и штаны.
В дверях шахтер вырвался и набросился на крупье. Серый повалил его ударом сзади, детина несколько раз пнул ногой. При этом он широко улыбался.
— Джошуа! Сделай что-нибудь! — прошептала Кристина.
— Нет. Сейчас не время заниматься благотворительностью.
Верзила обошел шахтера, старательно прицелился и с размаху двинул ботинком в голову. Удар прозвучал глухо, словно череп был уже сломан.
Двое других подобрали неподвижное тело, распахнули дверь и выбросили шахтера на улицу.
Детина вразвалку прошел по комнате, глядя на едоков. Все опускали глаза.
Он остановился рядом с Вольфом и Кристиной. Джошуа заметил, что рука Кристины метнулась за пазуху, к пистолету.
Вольф спокойно смотрел на бритого. Тот заморгал, отвел глаза и вернулся в казино. Двое спутников последовали за ним.
— Плохая планировка, — сказал Вольф, беря меню, чтобы выбрать десерт.
— Что-что?
— В хорошем притоне должен быть черный выход, — отвечал он.
Кристина сказала, что у нее пропал аппетит, и Вольф потребовал счет. Они вышли.
— Погоди, — сказал Вольф. — Давай заглянем в соседнюю комнату.
Кристина хотела было возразить, потом сжала губы и пошла за ним.
Вдоль стены тянулись игральные автоматы, на нескольких столах лежали кости, за другими, покрытыми зеленым сукном, ждали игроки: у всех были фальшивые улыбки и длинные, подвижные пальцы. Кенфилд облокотился о стойку бара в дальнем конце комнаты. Он увидел Вольфа, подошел.
— Странно, что вы не заглянули раньше, — сказал он.
— Боюсь, вы во мне ошиблись, — отвечал Джошуа. — Я не играю.
Кенфилд удивился, но постарался не подать виду.
— А ваша дама?
— Она пробовала как-то, но устала все время выигрывать, — сказал Вольф.
Кенфилд холодно улыбнулся, кивнул и вернулся к стойке.
— Боюсь, я употребил неправильное слово, — пробормотал Вольф. — То, что происходит за этими столами, нельзя назвать игрой.
— Я немного на тебя сержусь, — сказала Кристина.
— Знаю, — отвечал Джошуа. — Но у нас достаточно своих проблем, мы не можем заниматься еще и чужими. И потом, кенфилды сами себя уничтожают.
Кристина легла в постель, погасила лампу и повернулась спиной к Джошуа.
Вольф уже оделся; когда Кристина проснулась.
— Джошуа, — сказала она мягко. — Я была вчера не права. У нас действительно хватает своих забот. Не сердись на меня.
Вольф сел на кровать.
— Забавно. Я только что хотел извиниться перед тобой за вчерашнее. И я никогда на тебя не сержусь. — Он поцеловал ее. — Просто мне надо кое с кем поговорить. Я подумал, нам нужно найти себе какое-нибудь занятие, пока не придет корабль. Встретимся за ланчем.
Он снова поцеловал ее. Кристина скинула одеяло.
— Не делай этого, — сказал Вольф, — или я никуда не уйду.
— Это будет дурно? — спросила она вкрадчиво.
— Я уже говорил, что отказываюсь вступать в богословские споры.
Вольф позвонил в комнату, спросил Кристину, не спустится ли она к нему в ресторан.
Когда она шла по коридору, ее перехватил Кенфилд.
— Миссис Вольф…
— Просто Кристина, — отвечала она.
— Кристина. Я хотел убедиться, что я… или кто-нибудь еще в «Саратоге» не обидели чем-нибудь вас или вашего друга.
— С чего вы взяли, будто мы сердимся? — сказала Кристина и поняла, что практически повторила утренние слова Вольфа. Ей стало забавно.
— Ну, мне кажется, я угадал в вашем друге человека азартного, и мне странно, что он отклонил предложение посидеть за нашими столами. Я хотел убедиться, что здесь нет нашей вины.
— Разумеется, мистер Кенфилд. Может быть, мистер Вольф просто не уверен, что вам по карману его ставки.
Кенфилд вспыхнул, открыл рот. Кристина поклонилась и прошла в ресторан.
Вольф встал, поцеловал ее, отодвинул для нее стул.
— Вижу, ты болтала с Кенфиддом.
— Да. Он интересовался, не дуемся ли мы на него.
— Дуемся? Нет, не дуемся, — сказал Джошуа. — Он огорчен, потому что мы не попались на его обираловку?
— Это значит — нечестная игра?
— Угу.
— Ну, так вот…
Кристина рассказала, что ответила Кенфилду. Джошуа хохотнул.
— Ловко ты его поддела! Кстати, мне рассказали, что Кенфилд владеет не только «Саратогой», но и остальными тремя игорными домами. Твой друг Тони прав — он душу дьяволу продаст, чтобы стать хозяином поселка. Похоже, ему принадлежит доля в нескольких борделях, а также многие участки вокруг Погоста. Он скупает высокопробный стеллит примерно за тридцать пять процентов рыночной стоимости. В пробирной конторе дают шестьдесят, зато Кенфилд не спрашивает, откуда взялся металл.
— Что такое стеллит? — спросила Кристина.
— Занятный металл, — сказал Вольф. — Красивый. В природном виде — розовато-сиреневый. Под влиянием высоких температур приобретает еще десяток оттенков. Не бьется, не окисляется, не портится от времени, очень легкий, поэтому его используют для управления двигателями звездной тяги, в других тонких механизмах, которые должны выдерживать высокое давление. В обработанном виде становится ювелирным изделием. Запредельно дорогой. Ты, милая, росла вдалеке от света. Если бы ты видела голографии богатых прожигателей жизни, то знала бы стеллитовые побрякушки.
— Меня никогда не интересовало, что болтается на богачах, — ответила Кристина. — Так, значит, Кенфилд заправляет в поселке?
— Пока не совсем, — сказал Вольф. — Чтобы назвать поселок своим, он должен заполучить еще пару штолен. Но он к этому идет. А теперь давай есть, у меня после ленча встреча.
— Можно с тобой?
— Извини. Я очень тебя люблю. Просто не хочу тащить в такую грязь. Я имею в виду буквальную. Что стряслось?
Кристина смотрела на него широко открытыми глазами.
— Ты никогда раньше не употреблял слова «любовь».
Джошуа взглянул прямо на нее и отвел глаза, делая вид, что читает меню.
— Ты права, — сказал он через некоторое время. — Не употреблял.
Вольф свернул с центральной улицы на поперечную колею, ведущую к одной из штолен. Он делал вид, что не замечает идущего за ним невысокого человека в сером костюме.
Вокруг выработки не было ни ограды, ни охраны. Вольф направился к устью. Шахтер в белой каске его заметил.
— Эй!
Вольф подошел.
— Чего ищете?
— Человека по фамилии Нектан.
— Он под землей. Меня зовут Редрут, я начальник участка. Чужим тут делать нечего. И уж тем более я не пушу вас вниз. Слишком опасно.
— А что бывает, когда приходит хозяин?
— А?
— Разве у него нет друзей? Разве они не ходят смотреть, откуда берется его богатство?
— Это другое дело!
Вольф протянул купюру:
— Считайте меня другом.
Редрут задумался, помотал головой:
— Нет. Очень опасно.
На первую купюру легла вторая, затем третья.
— Если убьешься, пеняй на себя.
— Если так случится, можешь затолкать меня в забой, обрушить кровлю и сказать, что никогда меня не видел, — посоветовал Джошуа.