— Он вернулся четыре дня назад и попытался войти. Я приказала слугам выгнать его и распорядилась, чтобы он вывез отсюда все свои вещи до сегодняшнего дня, иначе я сложу их в кучу перед домом и сожгу. Сейчас как раз заканчивается погрузка.
Я увидел в руках у Лаведана небольшой ящик и вспомнил маленькую модель корабля, которой он так гордился. Он передал ящик кучеру, осторожно пристроившему его на козлах кареты. Грузчики один за другим забирались внутрь; до меня донеслось щелканье кнута, и фургоны длинной вереницей двинулись по улице.
Граф Лаведан подошел к своему жеребцу, остановился и посмотрел на дом. Он смотрел довольно долго, и мне вдруг пришло в голову, что он может видеть меня. Как ни странно, мне захотелось спрятаться, хотя я ничуть не боялся его. Видимо, подсознательно я еще ощущал себя любовником, укравшим жену у человека, не заслужившего такой участи.
Потом граф оседлал коня и ускакал, не оглядываясь назад. Маран смотрела ему вслед, пока он не исчез за углом.
— Теперь я живу одна, — ровным голосом произнесла она. Я не видел ее лица, но знал, что на нем сейчас появилось выражение ребенка, ожидающего наказания.
— Ты не обязана жить одна, если только сама этого не хочешь, — осторожно произнес я после небольшой паузы.
Она повернулась ко мне.
— Дамастес, уверен ли ты в своих словах? Если ты переедешь сюда, все узнают, что ты послужил причиной позора моего мужа. Он знает, что у меня роман с другим мужчиной, и сам говорил мне об этом, но он пока не знает имени этого мужчины.
Лаведаны — могущественный род. Я уверена, что он использует против тебя все доступные ему средства и попытается уничтожить тебя или хотя бы разрушить твою карьеру. Разве я стою этого?
Выражение ее лица говорило о том, что она так не думает.
Я мог бы ответить здраво, сказав, что уже достиг гораздо более высоких чинов, чем мог мечтать, и вполне доволен жизнью. Я мог бы сказать, что моя репутация позволяет усомниться в том, что граф — человек, трусливо бежавший из города во время кризиса — может, по крайней мере, в ближайшем будущем, представлять для меня угрозу. Но если даже я ошибаюсь, то в худшем случае он может добиться моего понижения в звании до капитана и отправить в один из пограничных полков, тем самым исполнив мою заветную мечту. Я мог бы ответить здраво, но вместо этого...
— Выражаясь солдатским языком, имел я его вместе с его лошадью, — сказал я.
Уголки губ Маран приподнялись в улыбке, впрочем, быстро исчезнувшей.
— Ты можешь заиметь другого, гораздо более опасного врага, — продолжала она. — Не знаю, что подумают об этом мои родственники. После возвращения я послала длинное письмо в Ирригон — разумеется, не упоминая твоего имени. Не знаю, дошло ли оно до адресата. Я собираюсь написать новое, так как до сих пор не получила ответа.
Я уверена: они считают, что мое поведение запятнало фамильную честь Аграмонте, и вполне могут желать смерти тому негодяю, который послужил причиной моего падения. Ты готов к этому? Должна добавить, что Аграмонте значительно более могущественны, чем Лаведаны.
Я не ответил, но взял Маран за руку и повел ее в другую часть комнаты, застеленную толстым ковром. Я не отрываясь смотрел ей в глаза, пока мои руки медленно раздевали ее. Потом я освободился от собственной одежды. Нежно поцеловав Маран в губы, я наклонился и поцеловал соски ее грудей. Ее дыхание щекотало мне затылок.
Я уложил ее на ковер, опустился над ней на колени и развел ее ноги в стороны. Она вздрогнула; ее руки ласкали мои длинные волосы, рассыпавшиеся по ее бедрам. Я приподнялся, и мой напрягшийся член скользнул в нее, словно по собственной воле. Мы двигались вместе, оба с открытыми глазами, паря на гребне поднимающейся волны. Потом волна рухнула с огромной высоты, и я почувствовал, как ее плоть сжимается вокруг меня.
— Надо полагать, это и есть твой ответ, — прошептала она после того, как наше дыхание немного успокоилось.
Это было больше чем ответом. Это было началом нового этапа наших отношений.
Мы лежали вместе, обняв друг друга.
— Завтра я вызову плотников и обойщиков, — сказала Маран. — Когда они закончат работу, здесь не останется и следа его пребывания. Ты хочешь высказать какие-нибудь пожелания насчет мебели или отделки?
— Как я могу? Это твой дом, а не мой.
— Если ты живешь здесь, мой Дамастес, то это и твой дом тоже.
Я поцеловал ее.
— Хорошо. У меня есть только одно требование: у нас с тобой будет общая спальня. Если хочешь, устроим ее здесь, где мы танцевали. Мне нравится, когда солнце греет наши тела.
— Я надеялась на это, — прошептала она. — Я никогда не понимала, почему он не хотел просто спать рядом со мной, обнимать меня. Не понимала этого... и некоторых других вещей, — она вздрогнула и поспешно сменила тему: — А как быть с его кабинетом? Ты хочешь переделать его по своему вкусу?
— Мне все равно. Пусть там будет детская.
Ее глаза расширились от удивления, затем она хихикнула.
— У вас богатое воображение, сэр.
— В самом деле? — пробормотал я. Мой член неожиданно напрягся. Я резко, глубоко вошел в Маран. Она ахнула; ее ногти впились мне в спину. Я прижал ее колени к груди и улегся сверху, крепко сжимая ее ягодицы; спустя некоторое время мы оба одновременно закричали в последний момент.
Листки новостей могли проявлять неосведомленность в описании настоящих событий, происходящих в Нумантии, когда репортеры писали под диктовку Совета Десяти, но зато они были необычайно искусны в раздувании скандалов.
Я едва успел перевезти свои скудные пожитки в дом Маран — в наш дом, как я старательно напоминал себе, будучи самым молодым и беднейшим из всех нумантийских домициусов, — когда о нашем романе раструбили по всему городу. Теперь все знали меня как Дамастеса-Обольстителя, Совратителя Жен и Грозу Богачей.
Я слышал смешки за своей спиной в большой палатке, которую офицеры 17-го Уланского полка использовали в качестве столовой. Разумеется, я не мог достойно ответить на сплетни или бросить вызов, как бы мне того ни хотелось. Не знаю, кто болтал больше других — возможно, некоторые шалопаи из Золотых Шлемов или же слуги, решившие таким образом прибавить немного серебра к своему жалованью. Я не искал виноватых: горожане жаждали скандала, и если бы слухи не просочились в одном месте, то нашлась бы другая отдушина.
Тенедос тоже подшучивал надо мной.
— Дамастес Прекрасный! Ну что ж, домициус: вы определенно снова приобретаете репутацию сердцееда. Теперь городские красотки могут засвидетельствовать, что в вашем распоряжении имеется два длинных меча!
Все красотки и искательницы славы, досаждавшие мне в первые дни нашего пребывания в Никее, удвоили свои усилия в надежде соблазнить меня или хотя бы провести приятный вечер в моем обществе. Теперь их желания и предложения высказывались в самой откровенной форме.
— Как они не понимают, что я счастлив с одной женщиной? — возмущался я. — Вообще, из-за чего такой скандал?
— Если они считают, что могут не стесняться в выражениях, то почему ты должен стесняться? — спросил Тенедос. — Ты всего лишь человек, не так ли? Разве все мы бо льшую часть свободного времени не пытаемся совокупляться со всем, что движется?
— Сэр, я не никеец.
— Это не так уж и плохо, — задумчиво промолвил Тенедос.
Насколько мне было известно, в те дни он продолжал хранить верность Розенне. Но это не имеет отношения ко второму интересному событию, о котором я хочу рассказать.
Демон был размером с мой большой палец и напоминал тюленя с тигриными клыками и четырьмя хватательными конечностями. Когда я приблизился к нему, он зашипел.
— Что это? — поинтересовался я.
— Полезный маленький дух, — ответил Тенедос. — В данный момент он собирается поработать для меня золотоискателем.
— Как бы это не оказалось для него непосильной задачей, — скептически произнес я.
— Он будет искать всего лишь одну монетку, — пояснил Тенедос. — Я использую ее, чтобы добраться до остальных... если там вообще есть что искать.
Он наклонился над крошечным существом и продекламировал:
Харарх,
Фелаг,
Миилаш,
М'рур.
Демон пропищал в ответ что-то на таком же непонятном языке и нырнул в воду.
Поинтересовавшись, могу ли я потратить час своего времени на одно дело, которое может оказаться интересным, Тенедос предложил мне после обеда проехаться к тому месту, где раньше находилось логово Товиети.
Деревянный люк был распахнут настежь, открывая темную, маслянистую массу воды, заполнившую тоннель, когда Тхак устроил землетрясение.
Прибыв на место, я обнаружил, что демон уже вызван и выпущен за пределы маленькой пентаграммы. Рядом располагалась значительно более крупных размеров восьмилучевая звезда величиной с грузовую повозку, со множеством странных символов, вырезанных на деревянных досках причала. Чуть поодаль стоял открытый сундук с магическими принадлежностями Тенедоса. Отряд солдат терпеливо ожидал у большого трехосного фургона, запряженного четверкой волов.
Я осведомился, что за чертовщина тут происходит.
— Друг мой, я решил позаботиться о нашем материальном благополучии, — ответил Тенедос. — Хотя мы свели знакомство с сильными мира сего, и наши леди довольно богаты, у нас обоих нет даже собственного ночного горшка или окна, из которого его можно было бы выплеснуть.
Насчет меня он не ошибался, но я сомневался, что сам Тенедос был таким уж бедняком.
— Теперь, с благословения богов, я собираюсь изменить это прискорбное положение, — продолжал он. — Если хочешь, можешь познакомиться с ходом моих рассуждений. Товиети были... и остаются тайным обществом, не так ли?
— Конечно.
— Ты когда-нибудь слышал о тайном обществе, не владеющем огромными богатствами?
— Нет... но, с другой стороны, я никогда не видел этих богатств. Правда, единственное тайное общество, с которым я знаком, — это секта душителей, поэтому я не могу делать обобщений. Тайны всегда рождают слухи о богатстве. Я помню одного старого отшельника, жившего в горах неподалеку от фермы моего отца. Все считали, что он сказочно богат, но после его смерти нашли лишь старый халат, деревянную миску и две медные монетки.