Впрочем, в моем положении имелись и плюсы, главным из которых оказалось большое пополнение из числа Товиети, приходивших ко мне поодиночке и группами. Симея и ее помощники сначала настаивали на том, чтобы им было разрешено образовать свои собственные отряды, однако я был не настолько наивен, чтобы решиться пойти на это (не стоит забывать, что я все еще не мог решиться доверять этим людям). Оправдываясь тем, что создавать целые подразделения из новичков опасно и для них самих, и для тех, кто несет службу рядом с ними, я разместил их по всей армии.
Симея отнеслась к этому скептически, но все же согласилась, хотя и не скрывала, что делает это неохотно. Конечно, Симея была очень молода, но быстро соображала и умела анализировать события. Я надеялся, что она и прочие Товиети будут оставаться на моей стороне до тех пор, пока я не покончу с Тенедосом, но не испытывал ни малейшей уверенности в том, что они не предадут меня, как только решат, что до победы рукой подать.
Армия встретила их с вполне здоровым скептицизмом. Ни для кого не была секретом репутация убийц, которой пользовались люди с шелковыми удавками, а кое у кого они даже убили друзей или родственников. Но Товиети не давали никаких поводов для беспокойства. Они держались в меру обособленно от других, не творили никаких кровавых ритуалов, которые приписывала им молва, и старались не отставать в учебе от других солдат.
Что же касается моих опасений по поводу того, как поведут себя Товиети в предчувствии близкой победы… я, как и большинство людей, мечтал постелить на пол красивый ковер из шкуры льва, который продолжал вовсю пугать джунгли своим рычанием.
Симея Амбойна имела трех ближайших помощников: один из них был мой старый знакомый, продолжавший именовать себя Джакунсом (он казался мне трудолюбивым и разумным человеком), затем вечно хмурый человек по имени Химчай, которому я пока что не мог дать оценки, и женщина по имени Джабиш, фанатичка, настолько преданная своей секте, что это неминуемо должно было рано или поздно послужить причиной ее гибели — до такой степени она была настойчива, добиваясь того, чтобы все принимаемые решения толковались исключительно в пользу Товиети.
Но в нынешнем положении я готов был завербовать даже монстров из глубин преисподней, если бы только они поклялись хранить мне верность в течение хотя бы самого непродолжительного времени.
Вторым источником массового пополнения явились жители Каллио, многие из которых когда-то сражались против имперских войск. Они ненавидели Тенедоса ничуть не меньше, чем в те времена, когда я был военным губернатором Полиситтарии и подчинялся брату императора, и поэтому тысячами стекались под мои изодранные знамена, видя в нас олицетворение своей вражды к бывшему императору. Их, похоже, нисколько не тревожило ни мое прошлое, ни то, что в военном отношении наше войско было, несомненно, самым слабым из тех четырех армий, которые в данный момент имелись в Нумантии.
Больше того, они совершенно добровольно раскрыли перед нами свои тайные склады, арсеналы и казначейства, благодаря чему процесс восстановления моей армии пошел гораздо быстрее, чем я мог предполагать в самых смелых мечтах.
И, конечно, нельзя было не подивиться тому, что самые непримиримые из моих прежних врагов, каллианцы и Товиети, оказались теперь чуть ли не самыми верными моими сторонниками.
Вопрос заключался в том, что мне следовало делать дальше.
Я начал разработку своих планов с оценки того, чего можно было ожидать от моих врагов и ненадежных союзников.
Великий Совет должен удерживать Никею, чтобы иметь возможность хоть в какой-то степени контролировать Нумантию, а ключом к Никее была Дельта, на которую Тенедос пока что не нападал.
Лейш Тенедос должен захватить Никею, как только завершится Сезон Бурь, поскольку в противном случае король Байран наверняка быстро двинется на север и атакует его с тыла; король Байран должен уничтожить Тенедоса раньше, чем бывшему императору удастся объединить страну против Майсира.
Ну а мне предстояло болтаться посередине с несколько потрепанной, мягко говоря, армией, не имея возможности выступить против Тенедоса как из-за приближающегося периода непогоды, так и из-за того, что я не мог оставить свои коммуникации и базы, какими бы они ни были, под угрозой неминуемого майсирского нашествия.
Болтаться…
Идея, которая пришла мне в голову, должна была показаться любому очень странной. К тому же осуществить ее не мог никто, кроме меня самого. А это было, безусловно, невозможно, поскольку я не имел права перекладывать на чьи-либо плечи все эти хлопоты и неразбериху, неизменно сопровождающие формирование армии.
А затем погода переменилась, завершился Сезон Жары, ему на смену пришел Сезон Дождей, начались муссонные ливни, приковавшие меня и мою армию к месту по меньшей мере до Сезона Росы.
Решение проблемы, позволившее мне освободиться от моего вынужденного бездействия, явилось совершенно неожиданно. Оно имело облик человека, который, как я думал, давно затерялся где-то в неведомых странах.
Это был Кириллос Линергес, единственный из трибунов Тенедоса, кроме меня и Йонга, уцелевший после сражений в Майсире. Во времена Совета Десяти он был армейским сержантом, затем странствующим торговцем, дела у которого шли хорошо, так как в конце концов он обзавелся дюжиной лавок, разбросанных по всей Нумантии. Линергес был спокойным человеком; он не производил впечатления силача, зато не знал себе равных в храбрости и был выдающимся тактиком, почти не проигрывавшим сражений.
После того как я обнял его, словно давно потерянного и вновь обретенного брата, он чуть заметно улыбнулся и сказал:
— Я подумал, что ты не откажешься от небольшой помощи.
— Клянусь всеми богами, не откажусь, — с юношеским пылом воскликнул я. — Ты теперь… проклятье, я еще не решил, какие у нас будут звания, но, впрочем, что ты скажешь насчет первого трибуна? Или ты считаешь, что нам не следует возрождать ничего, что имело бы отношение к тому времени?
Он пожал плечами.
— Не в званиях счастье.
— Да, — согласился я. — От них нет пользы ни в тюремной камере, ни… не знаю, в каких местах ты находился. До меня дошли слухи, что где-то за пределами Нумантии. Надеюсь, что это было невероятно романтично.
— Я попросил нескольких друзей осторожно распустить такой слух, — ответил он. — А на самом деле я решил, что безопаснее всего будет укрыться у родственников Гуланы, моей жены, при том, конечно, условии, что меня никто не выследит по пути к ним.
— Я думал точно так же, — с горечью сказал я, — и возвратился в Симабу. Я заблуждался.
— А я нет… какое-то время, — ответил Линергес. — Родственники Гуланы предоставили мне убежище, где я узнал, что такое крестьянский труд. Для тех, кто не привык к этому с детства, ужасно тяжелое занятие. Я не стал бы рекомендовать его тому, кто желает сделать карь еру. Но я решил, что открывать новую лавку или даже отправляться с коробом торговать по деревням будет не слишком разумно.
Впрочем, я по большому счету не имел ничего против сельского хозяйства. Я считал, что славы прошлых лет мне вполне достаточно, и не имел ни малейшего желания возвращаться к солдатскому ремеслу, но, похоже, времена не оставляют нам иного выбора, не так ли?
— Именно так, — согласился я. — Ни времена, ни Тенедос. Он предложил мне вернуться к нему на службу, а затем, когда я попытался отказаться от участия в борьбе, напал на мою семью.
— Со мной он не стал проделывать таких гнусных штучек, — сказал Линергес. — Вероятно, я не так много значил для него, как значил ты и значишь теперь, в на стоящее время. А может быть, я лучше тебя смог залечь на дно. До меня доходили слухи о том, что он разыскивал меня и хотел, чтобы я вернулся к нему на службу. Я не ответил ни единым словом, так как не намеревался служить никому, кроме моего семейства и самого себя. Но чем больше проходило времени, тем яснее мне становилось, что я не смогу остаться в стороне от гущи всех событий, как бы напыщенно это ни звучало.
— Если ты не возражаешь, я задам тебе еще один вопрос. Почему ты не вернулся на службу к императору?
Линергес вздохнул и почесал нос.
— Не люблю делать скоропалительных выводов. Но то, что император делал в Майсире, было ужасно. Я думаю — проклятье, я точно знаю, — что он нарушил присягу, которую принес в тот день, когда ты возложил на него императорскую корону. Но он нарушил и другие клятвы, те, о которых никто из нас не говорит вслух. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.
Я понимал. Клятва в человечности по отношению к армии, к своим солдатам, своим гражданам. Но лишь чуть заметно кивнул в ответ.
— Так что, раз уж у меня не получилось остаться в стороне и я не мог заставить себя служить Тенедосу, а в хранители мира не идет никто, кроме самых отпетых мерзавцев… Так что у меня просто не оставалось иного выбора, кроме как пойти к тебе.
— А я никогда еще так не радовался при виде новобранца, — сказал я. — Ты знаешь, что Йонг тоже вернулся?
— Я встретил его по дороге. Он на три дюжины ладов обозвал меня дураком за то, что возвращаюсь в армию. И еще поинтересовался, неужели я все еще считаю себя бессмертным.
— А ты так считаешь?
— Конечно. — Линергес не улыбнулся.
Он уже говорил мне об этом прежде, но я ни тогда, ни сейчас не мог понять, была это его привычная шутка или он говорил серьезно.
— Тогда, о Безумный, то есть я хотел сказать, Бессмертный, пришло время запрячь твоего ленивого осла и заставить его работать. Я на некоторое время поручаю тебе весь этот бардак. Постарайся построить их по струнке, но все же не завинчивай гайки слишком туго.
— А ты в это время?..
— Я хочу поиграть под дождиком. Я, Йонг и, возможно, еще сотня-другая самых буйных сумасшедших.
Синаит и Кутулу, после того как я рассказал им о своей затее, совершенно точно сочли меня сумасшедшим. Но я помнил прогулку под дождем, совершенную много лет назад в Кейте. Тогда мы впервые отправились на поиски демона Тхака, а никто в округе даже и подумать не мог, что какой-нибудь солдат решится отправиться в поход в разгар Сезона Бурь.