Я почти физически ощущал, как его воля, возможно его магия, накатывалась на меня. Я начал что-то говорить, остановился и задумался, а его глаза в это время обжигали меня яростным огнем. В конце концов я собрался с мыслями и, очень тщательно подбирая слова, сказал то, что должен был сказать.
Тенедос поджал губы, а к его лицу прилила кровь ярости.
— Что ж, — чуть ли не взвизгнул он. — Ладно, ладно! Ты изменил, предал своего законного императора. Да будет так! Дамастес а'Симабу, ты совершал в своей жизни много ошибок. Но эта была самой худшей и непоправимой, этой ошибкой ты обрек на гибель и себя, и тех безумцев, которые имели глупость пойти за тобой. Ты не пожелал принять мою протянутую руку, отказался от предложенного мною мира. Так пусть будет война, безжалостная, непримиримая война до тех пор, пока один из нас, ты или я, не вернется на Колесо. Но я обещаю тебе, что не меня Сайонджи первой примет в свои объятия!
Вздыбив лошадь, он развернул ее и галопом погнал к своим позициям. Копыта гулко стучали по твердой, подсохшей земле.
Я тоже поехал назад, туда, где ждали Синаит и Симея.
— Вы слышали?
— Нет, — ответила Синаит. — Мне показалось, что у вас с императором приватный разговор.
— А я не столь щепетильна, — твердо сказала Симея. — Я подслушивала изо всех сил. Дамастес, если ты позволишь, я расскажу Синаит, о чем у вас шла речь.
— Я не только позволяю, — ответил я, — но и хочу, чтобы это стало известно твоим Товиети и всей армии.
— Отлично! — воскликнула она. — Я рассчитывала, что ты скажешь именно так. Если все узнают, что ты только что отказался от короны, это прибавит армии силы в бою.
Глаза Синаит округлились.
— Это вовсе не так патетично, — сказал я. — Имея дело с Тенедосом, я, доведись мне выбирать между семью дюймами стали под ребра и золотым обручем на лысине, предпочел бы сталь. Но не будем задерживаться. Нам предстоит сражение, так будем драться. Я по горло сыт этим колдуном и его словесными выкрутасами.
20ВОИНЫ САЙОНДЖИ
Будь это одно из тех сражений, которые можно выиграть или проиграть, да еще если бы я до сих пор оставался первым трибуном Тенедоса, я предпочел бы оставаться на месте и дожидаться, пока противник не обрушится на меня. У мятежников — моей армии — была плохо налажена связь, куда хуже, чем у Тенедоса, а численностью мы лишь незначительно превосходили врагов.
Но, исходя из того, насколько стремительно и скрытно он пересек Латану, ширина которой составляла здесь около двух лиг, я допускал, что его тыл, может быть, не так уж и крепок. Однако до сих пор ни люди Кутулу, ни разведчики Йонга, ни наши волшебницы не могли сообщить, каким образом был осуществлен этот, не побоюсь громкого слова, героический переход.
Примерно через час после того, как переговоры — а наша беседа была, несомненно, переговорами — закончились неудачей, загремели барабаны и армия Тенедоса двинулась в наступление.
Не было никаких хитрых маневров — он начал с фронтальной атаки на мои позиции. Меня это не удивило, и, уж конечно, я не стал думать о Тенедосе как о неразумном или некомпетентном военачальнике. Его магия, какой бы она ни была, не могла осуществляться без крови, причем не имело никакого значения, кто ее прольет — мои или его солдаты.
Они приближались шагом, а потом, не обращая, как мне показалось, внимания на то, что кричали их офицеры, побежали трусцой в нашу сторону и ринулись вверх по пологому склону, где их встретил убийственный град наших стрел. Пригнув головы, прикрываясь щитами, вражеские воины рвались вперед. Первая шеренга оказалась выбита чуть ли не до единого человека, следовавшая за ней вторая, тоже понеся тяжелые потери, замерла в нерешительности, а третья, топча по пути своих раненых и умирающих товарищей, накатилась на нас.
Они сошлись с бойцами моей передней линии, и сражение утонуло в облаке пыли, сквозь которую с трудом можно было рассмотреть кучки воинов, то расходящихся, то снова кидавшихся друг на друга. Сражающиеся то сплачивались вокруг своих штандартов или же на небольших пригорках, то рассыпались поодиночке, мелькали поднимавшиеся и опускавшиеся мечи и алебарды, порой над полем боя облачками взметались стрелы, направленные в невидимые мне цели.
Второй удар Тенедос нанес своим Правым флангом. Атакующие двинулись по широкой дуге, пытаясь обойти мое Левое крыло. Его конница — я с удовлетворением заметил, что кавалеристов у него было заметно меньше, чем у меня, — прикрывала разрывы во фронте его войска и располагалась на флангах.
Я сидел на том же самом пригорке — высшей точке поля битвы — и прилагал все силы для того, чтобы держать рот на замке и не посылать к домициусам гонцов с приказами следить за их Левыми или Правыми флангами или же вводить в дело резервы, а не беречь их, как подарок, сделанный к юбилею любимой бабушкой. Для меня во время сражения труднее всего сдерживаться и не вмешиваться в мелкие стычки, доверять своим командирам и держать при себе оценку ситуации, в то время как где-то мчатся, рассыпаясь лавой, кавалеристы, где-то пятится назад сбитый со своей позиции полк, повсюду орут офицеры, да раненые бредут спотыкаясь, пытаясь выбраться из гущи боя, или же просто падают наземь и стараются укрыться за трупами людей или лошадей.
Синаит тоже заметила, что кавалеристы Тенедоса на рысях пытаются обойти наш Левый фланг.
— Мне кажется, что это должно показаться им любопытным, — сказала она и, опустив ладонь в стоявший перед нею сосуд, несколько раз плеснула водой в воздух. Вода имела странный аромат, как будто в ней были растворены неизвестные благовония, и не падала каплями на землю, а повисала в воздухе, образуя цветной туман.
Волшебница что-то чуть слышно пробормотала. Когда она умолкла, я поинтересовался, что она делает.
— Обратите внимание на их лошадей, — сказала она с чуть ли не мечтательным видом.
Кавалеристы Тенедоса двигались все быстрее и вот-вот должны были перейти на полный галоп, но внезапно сбились в замешательстве. Я всмотрелся в даль, но не сразу разглядел сквозь пыль, клубившуюся над полем боя, что остановило их. Лишь через некоторое время я увидел исчезающие следы иллюзии, созданной Синаит, — стремительно уменьшающееся в размерах озеро. Вы, скорее всего, назвали бы это явление миражом и были бы почти правы. Разница лишь в том, что этот мираж выглядел достаточно реальным для того, чтобы напугать мчащихся галопом лошадей и заставить их метнуться в сторону. При таком аллюре этого вполне хватит для того, чтобы сорвать кавалерийскую атаку, особенно если конники не имеют идеальной подготовки, для которой нужны годы.
Так и получилось: атака захлебнулась, не начавшись, многие конники попадали наземь, а я быстро послал на Левый фланг конных разведчиков и в поддержку большой отряд лучников, приказав им, воспользовавшись замешательством, напасть на кавалеристов. Лучники со всех ног побежали вдоль наших линий, взяв с собой только свое оружие и побросав заостренные колья, которые должны были втыкать в землю перед своими позициями. Они пытались не отстать от разведчиков, но те умчались карьером, желая первыми обрушиться на врага и без помехи ограбить трупы — таков был их традиционный промысел. Во время гражданской войны редко захватывают пленных, поскольку выкуп, как правило, не предлагается или не принимается.
Затем я приказал всему Левому крылу перейти в наступление. Для этого было самое подходящее время. Мне было любопытно посмотреть, как это будет сделано, тем более что командовал крылом еще один представитель моей старой гвардии, когда-то капитан, а теперь домициус, Пелым. Прежде он командовал эскадроном в 10-м Гусарском полку и был крайне недоволен тем, что я превратил его в пехотинца: несмотря даже на более высокое звание, он считал это понижением. Если сегодня он преуспеет и останется в живых, то станет генералом; но я время от времени спрашивал себя, заставит ли это его смириться. Пожалуй, нет. Кавалеристы твердолобостью уступят разве что баранам.
А замешательство наступающих все усиливалось, и вскоре наступление прекратилось, а затем войска подались назад, на исходные позиции. Впрочем, они не бежали, а отступали, сохраняя чуть ли не полный порядок.
К тому же Тенедос бросил в сражение далеко не всех своих солдат. То, что происходило, пока еще было очень далеко от того генерального сражения не на жизнь, а на смерть, на которое я возлагал большие надежды, так как оно давало нам возможность покончить с Тенедосом в самом начале военной кампании.
Мой Центральный фланг, которым командовал Линергес, держался непоколебимо и буквально молниеносно восстановил порядок после того, как первая атака Тенедоса была отбита.
Кто-то завопил, указывая рукой в сторону. Я взглянул туда и увидел, что солдаты Тенедоса снова кинулись в атаку против моего Центра.
Я отправил на Правый фланг гонца с приказанием командовавшему им некоему Илкли, высокопоставленному Товиети, бывшему в прошлом их агентом в имперской армии, осторожно выдвигаться против наступающих и попытаться нанести им фланговый удар, но не забывать при этом контролировать свой собственный Правый фланг на случай еще одной атаки Тенедоса.
Вместе с Синаит, Симеей, Свальбардом и эскадроном охраны, которым командовал барон Пилферн, я направился вперед, чтобы попытаться понять, кем же были эти новые нападающие.
По мере их приближения я начал беспокоиться, поскольку они были одеты в необычную форму: темные сапоги, коричневые штаны и куртки с черными нагрудными и наспинными защитными металлическими пластинами. На головах у них были старомодные тесные шлемы со стрелками, защищающими лицо, и отверстиями возле ушей. Я не мог не задаться вопросом, где Тенедос нашел деньги на такое снаряжение: оно было столь шикарно, что подошло бы и для гвардии любого короля.
Вооружены они были в основном мечами и короткими копьями, но ни у одного не было щита.
И еще одно показалось мне очень странным: хотя наступавшие солдаты были очень хорошо экипированы, двигались они как рекруты, всего лишь день-другой тому назад надевшие солдатскую форму. Они то и дело спотыкались, бестолково размахивали оружием и время от времени падали, цепляя при этом кого-нибудь из своих товарищей.