Тот факт, что родственники и друзья Сарджи поверили в историю, сочиненную Ашем с Буктой, и повторяли ее всем, кто приходил выразить соболезнования, сослужил хорошую службу. У всех складывалось впечатление, будто близкие покойного с самого начала знали, что сирдар и сахиб охотились в местности, которая расположена гораздо дальше к югу от Ахмадабада, чем граница с Раджастханом – к северу от него. Данное обстоятельство вкупе с поведением Аша и отсутствием свидетельств, что вдова раджи находится в Гуджарате или что она вообще жива, по всей видимости, убедило шпионов первого министра, что они идут по ложному следу, и к концу недели Гулбаз доложил, что наблюдение за бунгало больше не ведется.
Той ночью никто не прятался в тени кустов рядом с домом, а на следующее утро, когда Аш выехал верхом в город, он сам понял, что за ним больше не следят, просто нутром почуял. Тем не менее он не стал рисковать и продолжал вести себя так, как если бы опасность еще не миновала. Только по прошествии еще трех дней и ночей, в течение которых он не заметил никаких признаков слежки, он расслабился и стал дышать свободнее – и начал думать о будущем.
После того как наблюдение за ним прекратилось, у него не было причин задерживаться в Ахмадабаде дольше, чем нужно. Но он не мог уехать немедленно, так как две из трех предложенных начальником станции дат отъезда, которые давали возможность заказать билеты сразу на поезд до Бомбея и поезд, идущий оттуда в Дели и Лахор, уже прошли. Последняя дата предполагала задержку еще на несколько дней, но наконец Аш уладил вопрос с билетами и велел Гулбазу заняться подготовкой к отъезду, поскольку у него самого есть другие дела.
Несмотря на треволнения, омрачившие и без того напряженный период после возвращения Аша в военный городок, необходимость заняться обыденными делами оказалась благом. В сочетании с долгими часами вынужденной праздности и еще более долгими бессонными ночами она дала ему предостаточно времени, чтобы разобраться с проблемами будущего. Однако главная проблема оставалась нерешенной: что делать с Джали?
Раньше все казалось очень просто: будь она свободна, он женился бы на ней. Теперь она была свободна и от раджи, и от Шушилы, и вроде бы ничто не мешало Ашу жениться. Но трудность заключалась в том, что пропасть между мечтами об отдаленном будущем и реальной действительностью оказалась пугающе широкой, почти непреодолимой…
То же самое можно было сказать и о чувствах Аша по отношению к Корпусу разведчиков. В какой-то момент незабываемого путешествия со свадебным кортежем он всерьез подумывал дезертировать – покинуть Индию вместе с Джали, найти убежище в другой стране и никогда больше не увидеть Мардана и Уолли с Зарином. Сейчас у него в голове не укладывалось, как он мог, даже в первом угаре безумной страсти к Джали, помышлять о такой возможности. Впрочем, тогда он был в немилости, изгнан из полка, отослан с границы и понятия не имел, сколь долго продлится ссылка и сочтет ли нужным какой-нибудь будущий командующий корпусом вообще взять его обратно. Но теперь положение вещей изменилось: он получил приказ возвратиться в Мардан и снова приступить к своим служебным обязанностям, которые оставил, когда присоединился к охоте за Дилазах-ханом и похищенными винтовками. О том, чтобы отказаться вернуться, не могло идти и речи. С разведчиками Аша связывали слишком давние и слишком крепкие узы, и даже ради Джали он не мог заставить себя разорвать их и навсегда потерять Уолли и Зарина. Да это и не имело смысла, раз он все равно никогда не сможет открыто назвать Джали своей женой, даже если сумеет убедить кого-нибудь сочетать их браком.
– Проблема заключается вот в чем… – объяснил Аш, обсуждая ситуацию с миссис Виккари, которая была единственным человеком в Гуджарате, кому он мог не просто открыться, но и рассказать свою историю в полной уверенности, что почтенная дама сохранит ее в тайне и выслушает все беспристрастно, без всякого предубеждения насчет происхождения Джали или его собственного.
Он нуждался не в совете, прекрасно понимая, что не последует совету, идущему вразрез с его желаниями, а в собеседнике. В разумном и сочувствующем собеседнике, который любил Индию так же, как он сам, и с которым он мог обсудить ситуацию и благодаря этому привести в порядок собственные мысли. И миссис Виккари не обманула ожиданий: она не осудила и не похвалила желание Аша жениться на индусской вдове и не пришла в ужас ни от такого его намерения, ни от мнения Анджали, что в законном браке нет необходимости.
– Видите ли, – сказал Аш, – как только о нашем браке станет известно, она окажется в опасности.
– И вы тоже, – заметила Эдит Виккари. – Пойдут разговоры, а в Индии молва бежит быстро.
Разумеется, дело было именно в этом. И Аш проникся к миссис Виккари невыразимой благодарностью за то, что она сразу поняла суть проблемы, а не принялась приводить более очевидные доводы против подобного брака – начиная с того, что, покуда он не достигнет возраста тридцати лет или не дослужится до майора, он не вправе жениться без согласия своего командира (которого при существующих обстоятельствах точно не получит), и завершая тем, что в полку вроде Корпуса разведчиков, где служат мусульмане, сикхи, индусы и гуркхи, британский офицер, женившийся на индусской вдове, неминуемо станет предметом всеобщего порицания. Таким поступком он посеет раздоры среди подчиненных, оскорбив не только индусов с их кастовым сознанием, но, вероятно, и сикхов; мусульмане будут презирать его за неуважение к собственной религии, а сикхи, мусульмане и гуркхи, вместе взятые, станут подозревать его в симпатии к единоверцам жены всякий раз, когда ему придется разбирать споры между индусом и приверженцем иной веры либо представлять того или другого к присвоению очередного звания. Разведчики попросят его уволиться, и ни один полк Индийской армии не примет его по вышеперечисленным причинам.
Аш прекрасно понимал это, как понимала и миссис Виккари. Но обо всем этом не стоило беспокоиться по той простой причине, что, даже если у него получится жениться на Джали, такой поступок, совершенный открыто, будет равносилен подписанию ей смертного приговора (да и ему самому тоже), поскольку подобный брак, едва лишь о нем станет известно, неизбежно вызовет много разговоров, предположений и пересудов. В стране вроде Индии, где не только полки, но и государственные служащие, офицеры медицинской службы, полицейские, священнослужители, торговцы и прочие британцы – все в сопровождении большого количества слуг-индийцев – постоянно перебираются с одного места на другое по первому же требованию начальства, такого рода история непременно будет обсуждаться в клубах всех военных городков от Пешавара до Тривандрума и на всех базарах, где слуги сахиб-логов собираются посудачить о делах ангрези и рассказать сплетни своего военного городка. А в Индии слухи разносятся быстрее, чем в любой другой стране мира…
В скором времени в Бхитхоре узнают, что тот самый офицер разведчиков, который сопровождал невест покойного раджи на бракосочетание и находился в Гуджарате в то время, когда раджа умер, а одна из вдов исчезла, впоследствии женился на индусской вдове. Первый министр сложит два и два вместе, получит правильный результат и отправит своих шпионов расследовать ситуацию, после чего смерть Джали будет всего лишь вопросом времени, причем весьма непродолжительного. Бхитхор потребует мести за смерть своих подданных – всех солдат, погибших в сражении у прохода к тайной дороге Букты, – и за тяжкое оскорбление, которое нанесли княжеству похищением вдовы покойного правителя.
– Брак придется сохранить в тайне, – сказал Аш.
– Значит, вы все-таки намерены жениться на ней, хотя говорите, что сама она не видит необходимости в законном браке?
Но Аш всегда отличался крайним упрямством.
– А как же иначе? Неужели вы думаете, что она нужна мне в качестве любовницы, наложницы? Я хочу знать, что она моя жена, пусть даже я не смогу открыто называть ее так. Я… я просто должен жениться. Не могу объяснить….
– Вам не нужно ничего объяснять, – сказала Эдит Виккари. – На вашем месте я чувствовала бы то же самое. Конечно, вы должны жениться на ней. Но это будет непросто.
Трудность, пояснила она, заключается в следующем: поскольку брак является церковным таинством, ни один священник не согласится сочетать брачными узами христианина и индуску, пока не получит доказательств, что последняя действительно обратилась в христианство.
– Над Богом нельзя смеяться, знаете ли, – мягко заметила миссис Виккари.
– Я и не собирался смеяться. Но я никогда не считал Его англичанином, или евреем, или индийцем, или представителем любой другой национальности, которые мы придумали для себя. И я не думаю, что Он различает нас по национальному признаку. Но я с самого начала сознавал, что Церковь не поженит нас, как не поженили бы жрецы Джали, даже если бы я рискнул обратиться к ним с такой просьбой, чего я не сделаю. Может, мировой судья?..
Миссис Виккари решительно помотала головой. Она знала местного британского судью гораздо лучше, чем Аш. Мистер Чедвик, заверила она, не пойдет на такое ни под каким видом. Вдобавок он непременно доложит о просьбе Аша насчет брачной лицензии комиссару, который не только придет в неменьший ужас, но и примется задавать разные неприятные вопросы. А когда начнутся расспросы – пиши пропало.
– Да, – горько сказал Аш. – Нам нельзя идти на такой риск.
Казалось, выхода нет. Просто невероятно, глупо и несправедливо, чудовищно несправедливо, что два взрослых человека, желающие пожениться, не вправе этого сделать, хотя от их брака никому не станет хуже. Это ведь сугубо личное дело, и если люди могут сочетаться браком в море без мирового судьи и лицензий, как та пара на «Кентербери-Касл», наверняка есть такой же простой способ пожениться на суше, и он…
– Боже, ну конечно! – возбужденно выпалил Аш, вскакивая на ноги. – Рыжий Стиггинз! «Морала»! Как же я раньше не подумал об этом?
Рыжий вроде бы говорил, что отправляется в Карачи через несколько недель, и приглашал Аша присоединиться к нему. И если «Морала» еще не отплыла…