В ту пору Рэндо не был столь искушен, чтобы понять, какие интриги плетутся за его спиной. Он и впоследствии частенько лишь задним числом разгадывал паутину замыслов островитян. Поразмыслив, полковник Хараи сказал себе: «Интриги — часть души этой дивной страны. Бороться с ними невозможно и не нужно». Он решил утвердить безусловную доминанту силы: чтобы интриги велись только за благосклонность правителя и за место в его окружении.
Как показало время, это было верным решением. Но еще до того, как Рэндо пришел к нему, два уроженца островов начали безмолвную битву за его благосклонность, закончившуюся полной победой одного из них.
Увидев, в какое отчаяние впал господин Кинай, когда комендант признал себя господином пришлеца-айлльу, Рэндо приписал это одному лишь страху, который Ллиаллау питал перед чистокровными демонами. Но в действительности медноволосый вельможа и рыжекудрый бог насквозь видели простодушного уаррца, и в споре, которые они за него вели, у самого Рэндо не оставалось даже права выбора.
Направляясь к воротам дома Кинаев, Тайс прекрасно знал, что Ллиаллау, демон на одну восьмую, — официальный наложник полковника Хараи (надо сказать, что об официальности этого статуса полковник не догадывался). Знал айлльу и то, какое действие оказывает на людей близость носителей демонической крови. Единственного прикосновения Рэндо в лесу под Лланом хватило ему, чтобы понять: этого могущественного человека несложно взять в руки. Когда на Хетендеране началось преследование лесных духов, Тайс немедля вспомнил о Высоком; известие, что Высокий успел стать господином Ниттая, как нельзя укрепило его в намерении отобрать у грязного Киная его место.
Самого Ллиаллау Тайс настолько запугал, что маленький вельможа предпочел совсем не показываться на глаза своему повелителю. Он не осмелился даже посетовать на то, что золотой и драгоценный Рэндо охладел к нему. Когда комендант счел, что пора «перестать злоупотреблять его гостеприимством», ниттаец остался в одиночестве, с разбитым сердцем — а также со всеми финансовыми льготами, которые получил от коменданта во дни милости.
Тайс пришел в объятия Рэндо так же непринужденно, как в его дом. Однажды вечером, когда Рэндо отдыхал в своем саду, перелистывая столичный литературный журнал, айлльу неслышным шагом подошел — и уселся у его ног.
— Высокий Харай, — сказал он с усмешкой.
— Что? — добродушно спросил Рэндо, любуясь им.
— Ты мне многим обязан.
Уаррец изумленно рассмеялся и отложил журнал.
— Вот как?
— Вспомни, с какой победы началось твое возвышение.
Рэндо продолжал смеяться; ему нравилось, что айлльу совершенно его не боится, а тонко рассчитанная прямота Тайса развлекала.
— Пожалуй, ты прав, — сказал комендант, отсмеявшись. — Хочешь чего-нибудь потребовать за такую ценную услугу?
— Нет.
— Нет? Тогда с чего ты решил… напомнить?
Тайс запрокинул голову, глядя на него снизу вверх; на губах айлльу играла усмешка, ленивая и вызывающая одновременно. Он прекрасно понимал, что делает, равно как понимал и то, что могучий пришелец из-за моря уже стал его добычей… Рэндо захотелось снова потрепать его по волосам, но он сдержался, ожидая ответа.
— Люди живут мало, но быстро, — сказал рыжий демон. — Когда они чего-то долго не понимают, становится обидно, что они впустую тратят дни своей жизни.
— Говори дальше, — насмешливо велел Рэндо.
— Зачем? — пожал плечами айлльу. — Ты уже понял. Ты мой, Высокий Харай, и тебе это нравится.
Уаррец улыбнулся, сощуриваясь. Тайс по-прежнему сидел у его ног, почти что откинув голову ему на колени, и не мог не замечать, как сильно Высокий Харай желает его сейчас. Ноздри айлльу чуть расширились — возбуждение он чувствовал и по запаху. Рэндо вплел, наконец, пальцы в его волосы, и Тайс сладко прикрыл глаза.
— Пожалуй, ты прав, — сказал уаррец.
Лениво, как сытый тигр, айлльу поднялся и перебрался к нему на руки.
В последовавшие за этим дни Рэндо часто вспоминал анекдот, рассказанный когда-то фельдмаршалом. Теперь он догадывался, что простодушных селянок в объятия демонов вела вовсе не развращенность. Малой долей подобной притягательности обладал и Ллиаллау, что в свое время облегчило маленькому вельможе задачу соблазнения заморского великана, но Ллиаллау был на семь восьмых человек. Аура чистокровного демона действовала, как чистый наркотик. Наивные лесные туземки, вероятно, просто не в силах были бороться с таким искушением… Рэндо еще не знал тогда, что удовольствие, испытываемое от близости с айлльу, не имеет ничего общего с наркотиком, разрушающим тело, а производит действие скорее обратное, но в любом случае не желал впадать в зависимость. Воля его, крепкая как кремень, легко обуздывала влечение плоти. Тайс, вначале полагавший, что сможет подчинить уаррца и потом руководить им, чувствовал, что добыча уходит из его клыков всякий раз, когда наскучивает пленом, и тихо бесился от этого. Он прилагал все больше усилий, чтобы привязать Рэндо к себе, но, в конце концов, сам оказался в положении, какое предназначал человеку: искреннее влечение сердца совершенно возобладало в нем над честолюбием и корыстью. Рэндо хватало проницательности, чтобы понимать это — и ему приятно было это понимать. Отчасти стремления Тайса были удовлетворены; уаррец, получавший несказанное удовольствие от их борьбы, действительно привязался к айлльу.
До сих пор Рэндо имел дело только с жадной покорностью Ллиаллау; угодливость вельможи вовсе не отталкивала его, Хараи принимал нравы островов как они есть, не осуждая и не пытаясь переменить их. Но стоило почувствовать, что может быть иначе: не отдых в объятиях искушенного послушания, а вызов, соперничество и победа над сильным и опасным противником, — как сердце билось быстрее, а в крови загоралось пламя.
Рэндо не понимал одного. Умный, хитрый и бесстрашный Тайс так притягивал его потому, что в глубине сердца Хараи чувствовал: если бы судьба подарила ему любовь того, кого единственного Рэндо на самом деле любил, то союз с жестоким и гениальным северянином был бы подобен союзу с древним божеством островов…
В это время Ундори впервые услышал о Золотом городе.
Ярко сияют под солнцем далекие крыши; стройные башни вонзаются в небо. До самой линии снегов горы облачены в зеленые покрывала листвы, а выше ослепительно светит лед. Лазурный купол небес раскинулся над Золотым городом. Только горам и небу дозволено господствовать над великой столицей айлльу, что царственно раскинулась на восточном берегу Хетендераны и отсюда владычествует над архипелагом… Нет города, чтобы мог соперничать с нею в мощи, и нет города прекрасней ее.
Был на Тиккайнае Серебряный город, но осмелился противопоставить себя роду эле Хетендерана — и пал в ничтожество. Нет больше Серебряного города, нет больше рода эле Тиккайнай, а уцелевшие вельможи его разбрелись по лесам подобно грязным людям.
…Эти существа, люди, несколько столетий назад приплыли с континента в своих примитивных ладьях; тогда айлльу даже не обратили на них внимания, сочтя разновидностью животных, обладающей подобием разума — ведь только животные смертны. Теперь люди расплодились как мыши, но вреда от них нет. Наоборот, чрезвычайно забавно наблюдать, как они подражают айлльу: строят высокие дома, создают государства, воюют друг с другом. Порой люди предоставляют владыкам островов любопытные развлечения.
Давно нет известий из другой страны айлльу, той, что на юго-западе континента, за огромной горной страной Лациат. В Золотом городе сочли, что западные айлльу выродились и захирели. Восточные собратья и прежде презирали их, потому ничуть не были удивлены.
Век за веком жизнь становится скучнее… Свойство ли это бессмертного разума, или и в самом деле в мир пришла старость? Неведомо. Но когда окончилась война с Тиккайнаем, айлльу Золотого города стало совсем скучно. Теперь одни находят развлечение в йуте, другие будоражат засыпающие чувства иными способами.
…Ярко сияют позади золотые крыши, безмолвно поют свою песню вечные льды. Великолепная кавалькада спускается от Великих ворот в долину. Сверкают украшения всадников, кони их — белее горных снегов. Хлопают крылья ручных драконов; чешуя породистых тварей ярка, точно шкуры выложены драгоценными камнями.
Айарриу эле Хетендерана отправляется на охоту.
— Только посмотрите, мой принц, — говорит Киайену эле Йорои, высокородный друг господина Хетендераны. — Что за полет, что за стати! Сейчас Гранат добудет эту большую самку.
Айарриу смеется.
— Вот и нет! — говорит он азартно. — У самки яйца. Погляди, брюхо ее еще не втянулось, но уже пустое. Она будет драться, как бесовка.
— Гранат хорошо натаскан, — гордо отвечает Киайену.
— Хочешь спор?
— Готов спорить на что угодно!
Принц, призадумавшись, следит за тем, как любимый охотничий ящер Киайену описывает круги на почтительном удалении от огромной серой драконихи. Та следит за ним, в гневе открыв огромную пасть. Издалека трудно оценить ее размер, но, похоже, самка способна унести в гнездо лошадь вместе со всадником…
Киайену взволнованно привстает на стременах. Он одержимый охотник. Добыть такого огромного ящера — большая удача. Прическа царедворца растрепалась, во время погони он умудрился обронить где-то серьгу, но даже не заметил этого. Айарриу потешается над ним.
— Ты поставишь Эйнеллау на то, что Гранат добудет дракониху?
— Что? — Киайену озадаченно хмурится. — Моего любимого наложника? Принц, на что вам полукровка?
— Я люблю полукровок, они свежее, — с усмешкой отвечает Айарриу. — Так ты не поставишь Эйнеллау? Не хочешь рисковать?
— Ха! — возмущенно говорит Киайену. — Я ничем не рискую!
Точно подтверждая его слова, в блистающей вышине ярый Гранат бросается в бой: рев и рык драконов ударяется о землю и отдается эхом. Дикая самка поднимается выше и бьет Граната хвостом. Он успевает схватить хвост зубами и отрывает острый шип с его конца. Дракониха издает оглушительный крик боли, но она отнюдь не побеждена. Камнем падает она вниз и вот — перепонка на одном из крыльев Граната надорвана.