Он поворачивается и идет назад.
…Минуту назад ноздри Айарриу уловили запах человека: старого, больного, не владеющего магией и совершенно не испытывающего страха перед Желтоглазым. Человек прошел неподалеку. Запах его был омерзителен для чуткого носа айлльу, принца затошнило, когда он распознал все болезни, поселившиеся в теле человека к исходу шестого десятка лет его жизни — но в густом покрове живой гнили различались иные нотки. Они были слабы; Айарриу предположил даже, что чует их лишь потому, что хочет чуять, но потом убедился: несколько минут назад слуга находился рядом с айлльу.
Желтоглазый привез из Золотого города целый обоз клеток… Так сказал Тайс, и Аяри ему поверил. У Тайса в запасе было достаточно жуткой правды, чтобы лгать. А потом и Харай сказал, что хочет увидеть айлльу из города. Он собирался взять их под свое покровительство. Услышав это, Аяри так растерялся, что промолчал, хотя следовало упасть в ноги… «Я поблагодарю его потом, — решил он, поразмыслив. — И я поговорю с ними первый».
Эн-Тайсу собирался говорить со слугами Желтоглазого. Туземцы, которых тот нанимал, все не отличались большим умом; Желтоглазому нужны были такие слуги, чтобы не владели магией. Хитроумный и скользкий, как угорь, Тайс полагал, что у них можно будет выведать что-то о встречах Ундори и его приказах. Он умел втираться в доверие.
Айарриу думал о своем городе.
…Идти по гнусному запаху больного тела неприятно, но несложно. Почти не принюхиваясь, Аяри шагает туда, откуда пришел слуга. Запах ведет во флигель. Лестница — узкий коридор — окна под потолком, и из них тянет запахом зелени — лестница — незапертая дверь… Аяри выходит на свет, и сердце его обрывается. Он слишком хорошо помнит это место. Меньше двух лет прошло. Когда-то он думал, что окончит здесь свои дни. Почти ничего не изменилось с тех пор, только повозок меньше, но недавно они стояли здесь: на желтой прибитой земле заметны следы тяжелых колес.
Солнце светит.
Ослепляет.
Ничего нет. Только запахи — чудовищно, невозможно знакомые… Дыша ими, Айарриу стоит, не думая ни о чем, забыв о времени. Не может, не должно быть в доме Желтоглазого этих запахов, немыслимо представить, чтобы удушающий, мертвящий дух Желтоглазого смешивался с этим нежным благоуханием… Нет Желтоглазого, и дома его нет. Кувшинки цветут в озерце, томится под солнцем сочное разнотравье, придворные дамы хрустально смеются, смешивая ароматы в расписных чашах, ослепительно сияют золотые крыши, поют свою песню вечные льды… Ледяная лилия айлльу — Айелеке эле Хетендерана.
Ее не может здесь быть. Это иллюзия, мучительное видение, порожденное злобной волей Ундори. Потому-то двери оказались незаперты, что угрюмые заклинания перегораживают запретный путь. С самого дна разума они поднимают образы, которых Айарриу даже не боялся, потому что не мог о них думать. Айелеке в доме Желтоглазого.
Но такую иллюзию разве что Тайс мог бы вообразить, с его грязными мыслями и грязным языком… потому что никогда, во сне ли, бодрствуя ли, Айарриу не представлял перед собою сестру нагой.
Она стоит перед ним. Она словно подернута инеем. Зрачки ее даже не пульсируют — распахнулись широко, как черные луны, и замерли. Она нага, точно наложница, которую сейчас понесут к хозяину, и только волосы, благоуханный серебряный водопад, прикрывают ее тело. Единственный предмет, надетый на ней — собачий ошейник.
— Арри, — говорит она, и голос ее по-прежнему подобен шепоту ручья летним днем.
Опомнившись, Айарриу отводит, наконец, лицо; остановившимися глазами глядя куда-то в сторону, он быстро расшнуровывает рият, стаскивает его с плеч и укрывает наготу Айелеке.
— Арри, — повторяет она, точно забыв все иные слова.
Брат вскидывает глаза.
Все так, как прежде. Он словно смотрит в странное зеркало, лишь немного изменяющее его черты, делающее их нежнее и тоньше… Айарриу и Айелеке — близнецы. Между двумя айлльу не может быть связи прочней, чем такая: демоны непостоянны в любви и ненадежны в дружбе. В детстве принц и принцесса осознавали себя единым существом. Потом связь перестала быть такой тесной, но они неизменно с полумысли понимали друг друга…
— Я заберу тебя отсюда, — шепчет он и порывисто прижимает сестру к груди. — Я заберу тебя.
Айелеке высвобождается из его рук и уходит.
Оторопев, Айарриу смотрит ей вслед, не птыаясь препятствовать. Белый рият падает с плеч принцессы. Она словно забыла, как носить одежду. «Я увидел ее и прикоснулся к ней, — приходит в голову принцу, — но ее здесь нет. Это призрак…» Серебряные волосы Айелеке колышутся… она идет неторопливо, но уверенно, точно услышала зов, и скрывается в доме.
— Оставьте ее, мой принц, — слышит Айарриу и вздрагивает. — Желтоглазый сделал с нею все, что хотел.
Незнакомый айлльу склоняется, зашипев от боли, и поднимает с земли верхнее платье принца. Подает ему. Айарриу все не может прийти в себя. Он внюхивается в запах сестры, все такой же нежный и приятный, пытаясь понять, что с ней. Пальцы его машинально зашнуровывают платье.
Айлльу стоит, ожидая, когда Айарриу переведет на него взгляд.
Лицо его страшно изуродовано; на нем нет шрамов, но кожа айлльу точно была скроена не по его мерке и свисает с костей.
— Вы не узнаете меня? — спрашивает он, наконец. — Говорили, что мой запах изменился… Или вы тоже побывали в руках Желтоглазого и теперь не понимаете слов?
— Что?
— Перед вами Ниэрену эле Диайя, принц, — айлльу слабо улыбается и кланяется. Его позвоночник точно копье: спина не гнется.
Айарриу изумленно смотрит на дальнего родича. Пара лет прошла с тех пор, как он последний раз видел Ниэрену, как он мог не распознать его запах?
— Госпожа Айелеке назвала ваше имя, — говорит царедворец, — это удивительно. Она не помнит даже имени госпожи Интайль. Есть надежда. Желтоглазый не всесилен.
— Что?.. — едва слышно повторяет принц.
…В последнее свое путешествие полковник Ундори взял с собой не ученых и следопытов, а людей, называемых «тенями». Их было много, и каждый в бою не уступал самому Желтоглазому. К тому времени, как небольшая армия уаррцев пересекла горы, ушей королевы Интайль уже достигли слухи о завоевании островов. Она поняла, как разительно люди Запада отличаются от привычных айлльу смиренных островитян. В Золотом городе полагали, что Айарриу погиб в сражении. Если даже принц эле Хетендерана не сумел справиться с уаррцами, айлльу следовало думать не о том, как покарать их, а о том, как спастись. Двор решил оставить город и отправиться морем на Яннию; там жрецы Царя-Солнце все еще хранили в своих школах и монастырях сокровенные тайны островов.
Но выбраться из города не удалось. «Тени» успели окружить его. Вся знать айлльу разом угодила в руки людей.
— Никто не понимал, что нужно этим людям, — говорит Ниэрену. — Они ничего не требовали, ни о чем не спрашивали, не хотели знать, кто королева, а кто служанка. Позже мы поняли, что им не нужны наши тайны, и даже наши сокровища не нужны. Только наши тела.
— Города больше нет?
— Я не знаю. Желтоглазый не разрушил его. Сломив сопротивление и набрав пленных, он повернул обратно. Возможно, в городе еще кто-то живет. Простите мне дерзость, мой принц, но, быть может, теперь вы ответите на мои вопросы? Я никак не думал, что увижу вас снова, и я весьма изумлен тем, что вы появились здесь.
— Сколько вас? — сухо спрашивает Айарриу.
— Несколько десятков, я полагаю. О многих я не знаю, живы они или мертвы.
— Что Желтоглазый сделал с моей сестрой?!
— Только он может ответить на этот вопрос…
Даже сейчас бешеный взгляд Айарриу пугает царедворца, и тот снова кланяется, хотя это движение очевидно причиняет ему боль.
— Он использовал какое-то заклятие над госпожой Айелеке, — уставившись в землю, говорит Ниэрену. — После этого она как бы потеряла разум… она не разговаривает, не носит одежды и почти все время спит. Иногда он зовет ее к себе, и после этого она улыбается. Вот все, что я знаю.
Айарриу закусывает губу. Зрачки его пульсируют.
— Мой принц, — говорит Ниэрену тихо, — может быть, вы захотите повидать вашу матушку?..
— Она уже не встает, — говорит Ниэрену, едва поспевая за быстрым шагом Айарриу. — Но она в полном рассудке, хотя душа ее полна боли… Госпоже Интайль довелось видеть свою дочь в таком ужасном состоянии, она думала, что и вы, принц, погибли. Надеюсь, ваше появление доставит ей немного радости.
— А что с тобой? — сухо спрашивает Айарриу. — Твой запах стал другим. Ты еле двигаешься. И кожа обвисла.
Ниэрену улыбается.
— Насколько я знаю, — отвечает он, — это называется старостью.
Айарриу замирает на месте, так, что бывший царедворец Золотого дома мало не тыкается носом ему в спину.
— Айлльу не стареют!
— Желтоглазый решил доказать обратное…
— Что с моей матерью? Она тоже больна этой болезнью?
— Нет.
…Повозки стоят вдоль высокого забора; в ярком свете полуденного солнца лишь под ними остается немного тени. Под одной из повозок лежит куча тряпья. Среди мерзкого, колом стоящего духа грязи и животных Айарриу различает запах, похожий на аромат матери. Его трудно узнать. Принц даже не помнит настоящего запаха ее тела: госпожа Интайль всегда любила благовонные притирания. В доме Желтоглазого их нет, и к тому же она больна…
— Госпожа Интайль, — говорит Ниэрену. — Госпожа, проснитесь! Даже здесь, в этом ужасном месте, нас находит радость. Откройте глаза.
Бледная рука, лежащая поверх расшитых лохмотьев, чуть поднимается. Ниэрену, кряхтя, встает на колени и сжимает руку королевы. Айарриу замер в трех шагах от повозки и не может двинуться с места; его сковывает ужас и отчаянное, превозмогающее веление воли нежелание видеть и понимать.
— Оставьте меня, господин Ниэрену, прошу вас, — тихо говорит мать; речь ее так изысканна, точно она не лежит в бессилии и грязи на земле, а отдыхает среди роскоши своих покоев. — Мне снится чудесный сон… я вижу своего сына живым…