Выходя на берег, он сложил ладони лодочкой и зачерпнул воды: осторожно приближался к ней, радуясь придуманному озорству. Но она была настороже: не успел он привести в исполнение задуманное злодейство, как она вскочила на ноги, выбила из его ладоней воду, да так, что брызги полетели на него самого, и со смехом побежала в море.
Он догнал ее, схватил за руку, она вырвалась, бросилась в воду, поплыла, он тоже поплыл рядом с ней. Море было спокойным, лишь медленный тихий прибой чуть заметно покачивал сверкающую водную поверхность.
Потом они снова лежали рядом и говорили о пустяках. Время бежало с невероятной быстротой, а он все откладывал и откладывал сообщение, с которым, собственно, и пришел. И лишь когда надо было уже идти на обед, каждому в свою столовую, он наконец заговорил с внутренней неохотой и с плохо скрытым замешательством:
— Да, знаешь, насчет сегодняшнего вечера… Дело в том, что у нас в доме отдыха сегодня массовое мероприятие. Принято решение двинуться в поход на Ай-Петри. Так что…
— Так что мне придется в этот вечер обойтись без тебя? Это ты хотел сказать?
— А может быть, и ты пойдешь с нами?
— Куда? На Ай-Петри?
— Ага. Мы хотим с его вершины посмотреть на восход солнца.
— Нет уж. Лучше без меня. Я приехала сюда отдыхать, а не карабкаться по горам.
В ее голосе, пожалуй, не слышалось раздражения, но от его внимания не ускользнуло, что движения ее, когда она надевала через голову платье, были несколько порывистыми. «Сердится, — подумал он. — Значит, я ей не безразличен».
В пять часов Мартин появился перед входом в столовую. Только одна пожилая — в его представлении — дама, наверное, какая-нибудь доцентка, в синих тренировочных брюках и черном пуловере, с полупустым рюкзаком за плечами, стояла неподалеку. Она была черноволосая, худощавая, с длинным с горбинкой носом и черным пушком усов. Он поздоровался кивком головы и прислонился к столбу, досадуя на себя за свою преувеличенную точность. Ему было известно еще со школьной скамьи, что массовые мероприятия вроде этого никогда не начинаются вовремя, но такая уж у него была привычка — приходить на любую встречу за несколько минут до назначенного часа.
Прошло десять минут, однако никто больше не показывался. Он всматривался в даль зеленых аллей, но никого нигде не было видно. Издали, оттуда, где располагались спортивные площадки, доносились глухие удары мяча. Дама взглянула на часы:
— Уже десять минут шестого. Очевидно, поход отменяется. Я слышала разговор, что проводник якобы отказался, потому что ему не дали столько, сколько он запрашивал.
— Что вы говорите?
— Правда, был такой разговор. Но я не уверена…
— Почему же не вывесили объявление?
— Но ведь все было полуофициально, договаривались так, между собой. Администрация с самого начала ничего слышать не хотела об этой экскурсии. Что же нам теперь делать?
— Затруднительное положение.
— Было бы, наверное, слишком рискованно, если бы мы двое… — начала дама нерешительно.
— Нет, нет, конечно, это невозможно, — поторопился он, ибо нерешительность дамы показалась ему подозрительной.
— Ну, тогда ничего не поделаешь, возвратимся на свои орбиты. До свидания, молодой человек, может быть, как-нибудь в другой раз, — и дама удалилась с загадочной улыбкой.
…Оба его товарища, как будто ничего не случилось, спокойно играли в волейбол. В паузах при переходе подачи они короткими фразами отделывались от его настоятельных укоров:
— Мы думали, ты все знаешь!..
— Проводник отказался в последний момент!..
— Слишком мало оказалось желающих!..
— Мы тебя везде искали!..
— Кухня не выдает сухого пайка!..
— Все знали, только ты один не знал!..
Когда наступил перерыв в игре, он набросился на них:
— Была ведь железная договоренность! Как же вы…
— Что ты пристал, ситуация изменилась, чего тебе еще надо?
— Лентяи вы несчастные и белоручки, вот вы кто!
— Мы пропускаем мимо ушей твою площадную брань.
— Полкило колбасы и буханку хлеба может приобрести на свои средства даже студент.
— А проводник? Кто поведет нас к сияющим вершинам? Может быть, ты?
— Хорошо. Я согласен.
Он уже несколько дней назад в подробностях выспросил о дороге на Ай-Петри одного старика, сторожа в курортном парке, но говорить сейчас об этом ему не хотелось. Его устраивало только безоговорочное доверие.
— О нет, поставить человечество перед опасностью потери двух его светлейших умов — этого мы допустить не можем. Давай лучше сыграй с нами в волейбол, нам как раз не хватает одного нападающего.
Итак, он попусту тратил слова. На какое-то мгновение он даже пожалел о черноволосой даме, с ней их было бы все-таки двое. А так он остался совсем один. Что же делать? Опять разыскивать Флору и все объяснить ей чтобы она подумала, что он флюгер, который несколько раз на дню меняет свои намерения? Или прятаться весь долгий вечер, а на другой день придумывать для нее что-нибудь про красоту восхода солнца на Ай-Петри? Нет, все это полностью противоречило его натуре. Что сказано, то должно быть сделано. Не желают другие, значит, пойдет он один. Где теперь искать еще союзников? Да, ему не остается ничего другого, как осуществлять запланированное массовое мероприятие в единственном числе.
Он постоял еще некоторое время у волейбольной площадки с гаснущей надеждой обнаружить среди игроков или зрителей родственную душу, которая откликнулась бы на его зов, затем бросил взгляд на часы, стрелка дошла уже почти до шести, и, не сказав больше ни слова своим компаньонам, быстрым шагом пошел прочь.
До Кореиза он мог бы доехать на автобусе, но ожидание на остановке было для него слишком нудным, пассивным и пустым занятием, поэтому он пошел пешком по узкой, однако покрытой хорошим асфальтом дороге, постепенно поднимающейся в гору. Настроение у него было приподнятым, принятое решение представлялось ему единственно правильным, его решимость нравилась ему самому, он был доволен собой, не спасовал перед трудностями дальнего пути, перед загадками нехоженых троп, он сдержал свое слово, он поступил благородно и по-мужски. В ушах его звучала бодрая, веселая мелодия песенки из диснеевского фильма «Белоснежка и семь гномов», обутые в кеды ноги вышагивали легко и размашисто, несмотря на встречающиеся довольно крутые подъемы, полупустой рюкзак поерзывал легонько за спиной из стороны в сторону и приятно потирал слегка обожженную солнцем кожу. Солнечный диск уже скрылся за гребнем горной цепи, круто обрывающейся по направлению к морю, но где-то там, за горами, оно еще стояло достаточно высоко и хорошо освещало все небо. С моря поднималась приятная прохлада, старые белые домики Кореиза с их доверчиво открытыми окнами и цветочными горшками за тонкими порхающими занавесками смотрели на него дружелюбно.
По левой стороне открылась узкая, круто поднимающаяся в гору тропинка. «Наверное, это и есть та самая тропинка, которая мне нужна», — подумал Мартин, однако описание, полученное неделю назад от старого сторожа в парке, уже несколько стерлось в его памяти, и он не решился сворачивать. Прошел еще некоторое расстояние вперед, чтобы удостовериться, не встретится ли впереди другая тропинка, более отвечающая описанию сторожа.
Вскоре он увидел магазины — продовольственный и промтоварный — и понял, что дошел до центра поселка. Он решил повернуть обратно, немного досадуя на себя, потому что его преувеличенное стремление действовать без риска стоило ему целого лишнего километра — четверть часа светлого времени! Улица была безлюдной, и только у закрытых дверей продмага сидела на ступеньках крыльца толстая пожилая женщина с мешком подсолнечных семечек. Он не любил, находясь уже в пути, спрашивать дорогу без крайней необходимости, в таких случаях он сам себе казался слишком зависимым, несамостоятельным, почти беспомощным, а это было ему не по душе. Но сейчас ошибка в выборе дороги могла бы обойтись слишком дорого, поэтому он изменил своему принципу и решился навести справку у торговки.
— Кудай-то? На Анпетрею? Это где ж такое? — уставилась на него женщина.
— Вы сидите под Ай-Петри, мамаша! Вон он, наверху. Гора такая. Может быть, вы видели, как туристы, такие вот, как я, с рюкзаками, проходили здесь? Куда они сворачивали с этой улицы?
— Эх, малый, туристы, они всюду шастают. Тута вот объявились какие-то. Проходят один опосля другого, карманы подставляют, двадцать стаканов семечек взяли, а как платить, то никого и нету. Вот это твои туристы, да-а?
Он досадовал на себя за свою наивность. Однако теперь уже он взбирался энергичной походкой по крутому уклону и с каждым шагом все больше убеждался, что тропинка была именно той самой, и эта уверенность возвратила ему хорошее настроение. Вскоре он увидел источник, бьющий из трубы, замурованной в каменную стену, и вспомнил, что старик сторож рассказывал о таком горном роднике. Кристально чистая вода била из трубы упругой, толщиной в руку, струей, он нагнулся к ней и хлебнул несколько глотков, вода была сладкая и холодная до судороги в челюстях. Поселок остался позади, довольно широкая тропа вела среди дикого кустарника. Вскоре показались первые сосны леса, вдали виднелись разбросанные по склону домики, какие-то ограды, но все это выглядело довольно беспорядочно и не годилось для ориентировки. Однако тропа, хотя и не сильно вытоптанная, различалась достаточно ясно и вела вверх.
Вдруг небо стало быстро темнеть. В течение нескольких минут всю местность окутала ночь, черная, без проблеска света, как до сотворения мира. Он продолжал идти вперед, но ощутил справа какое-то препятствие, то ли ограду, то ли заросли кустарника. Он остановился, и в ту же минуту раздался громкий лай собак. Он отскочил влево и натолкнулся на колючий куст. Невидимые собаки заливались неистовым лаем, и он никак не мог определить, то ли они приближаются, то ли только рвутся где-то на своих цепях. В кромешной темноте он инстинктивно начал пятиться назад, беря немного влево. На всякий случай вынул из кармана большой охотничий нож. Вдали п