— Всё! Заканчиваем этот разговор.
— Князь, — поднялся уже немолодой, но, судя по облику, опытный боец.
Оно так и было. Он и ещё несколько человек, некогда служившие ещё у его отца, узнав о возвращении Андрея, бросили его брата Дмитрия Стародубцева. Дмитрия, наверное, глодала совесть, он не сделал никаких попыток их вернуть. Так вот этот боец расправил усы и заговорил глуховатым голосом:
— Я те не советую пробовать их обмануть. Тута не пройтить. Надобно искать другой путь.
— Это почему? — возмутился Захар.
Боец посмотрел на него свысока:
— Чё те скажу, — он покосился на князя, — повоюй с моё, поймёшь. Одно знай, — он помахал перед носом Захара толстым пальцем, — у их лошадь чужого чуить, не хужить пса.
Он вновь прошёлся по усам и неторопливо присел. Князь задумался. А ведь верно говорит старый боец. Тут надо думать. И вдруг его осенило:
— Есть выход, есть. Седлаем коней и к Волге!
Больше он им ничего не сказал.
Солнце склонялось к закату. Западный берег уже почернел, а восточный наслаждался последними мгновениями осенявших его золотыми лучами. Татарская стража, следившая за рекой, разослала на траве шкуру и разложила съестные припасы, которыми их снабдили заботливые жёны.
— Эхма! — вырвалось у одного, сломавшего облепленную жирным мясом баранью кость. — Щас бы хорзы глоточек.
— Или арзы, — поддержал его другой страж.
И тут же воскликнул:
— Гляньте, никак рыбаки. У них найдётся.
Первый посмотрел на реку. Действительно, два рыбака направляли хилое судёнышко к берегу.
— Сотский сказал никого не пущать, — произнёс тот, кто первым их увидел.
— Ты слухал, да плохо. Он сказал, если будут приставать большие лодии.
— А-а! — протянул тот и поднялся. — Пойду узнаю, може што есть! — и подмигнул.
Ему повезло. У рыбаков осталось немного арзы в бурдюке.
— Вот всё, что есть, — сказал тот, кто был постарше.
Монгол развязал горло и понюхал. Ой! Как пахло! И он скорее побежав к своим друзьям. А рыбаки спокойно вытащили лодку на берег. Взвалив на плечи сети и улов, стали подниматься по берегу. Проходя мимо стражников, старший, остановившись, спросил:
— Може, рыбки хотите?
— Сам жри... — грубо ответил один из них.
Рыбак усмехнулся, подбросил мешок и неторопливо пошёл к городу. За ним потянулся и его напарник.
Вскоре они наткнулись на лачугу, в которой добрая собака ночевать не будет. В ней жила старуха, русская. Она с радостью пустила к себе постояльцев, втайне надеясь на подношение. И не ошиблась, те накормили её жирной, наваристой ухой, приподнеся стаканчик доброй русской медовушки. Язык у ней развязался. И старуха попробовала было начать рассказ, как она сюда попала. Но, увидев, что пришельцы, не доев уху, уснули мёртвым сном, поняла всё и махнула сухой рукой:
— А!
Утром солнце едва позолотило крутые берега, как пришельцы были на ногах и, взвалив на плечи улов, отправились с ним на рынок. Один из них, вероятно, хорошо знал город, потому что вёл второго уверенно, ни у кого не спрашивая, так ли он идёт к... рынку. Вскоре они оказались вблизи ханского шатра. Охрана вокруг него была такой, что пройти, как бывало раньше, невозможно.
— Что же делать? — досадливо произнёс тот, кто был постарше.
— Пошли на рынок, князь, — проговорил второй, — там видно будет. Может, встретим знакомого.
— Ты, Захар, прав! — подбросив на спине улов, который незаметно сполз вниз, согласился князь Пожарский.
Они направились прочь от шатра.
Захар оказался прав и в другом. Правда, это случилось на второй день, когда им пришлось продавать посоленную рыбу. Мимо прошёл один из слуг самого хана. Пожарский узнал его по шраму под правым глазом. Хоть он и не знал, как его звать. Догнав, остановил. Татарин, увидев перед собой русского в оборванной одежде, схватился за рукоять сабли.
Русский неожиданно заговорил на татарском.
— Не бойся, — сказал он, — я тебе ничего плохого не сделаю. Я князь Пожарский, был несколько раз у великого хана. Ты меня помнишь?
Тот начал вглядываться. Но, похоже, из его памяти он выпал. Князь понял это и решил ему помочь.
— Вспомни, как ты принёс виноград, а хан запустил его тебе в лицо. Ему попалась гнилая ягода.
Этот момент татарин помнил. Он ещё раз взглянул на Пожарского, и его лицо расплылось в широкой улыбке.
— Помню! — воскликнул тот. — Но что с тобой случилось? — спросил татарин, разглядывая его лохмотья.
— Да... не обращай внимания! Обоз отстал, а мне пришлось всё отдать, чтобы переплыть Итиль.
— А-а! — понимающе закивал тот. — Чё надо? — спросил татарин.
— Расскажи хану, что видел меня и скажи ему, что я очень... очень, — повторил он, — хочу его видеть.
— Ладно! — бросил татарин, пытаясь уйти.
Но Пожарский придержал его за локоток.
— Возьми! — сказал он и протянул золотое колечко с маленьким бриллиантом, который так блеснул на солнце, хоть глаза закрывай.
— Ладно! Ладно! — пряча подарок в кису, проговорил татарин, — завтра я приду суда!
Татарии пришёл. И не один. Его сопровождали с десяток тургаудов. Такая свита напугала Пожарского.
— Идём! — бросил татарин и повернулся в сторону возвышающего вдалеке главного шатра необъятного татарского ханства.
Хан оказался твёрдым и преданным дружбе человеком. Увидев в таком наряде Пожарского, он был весьма удивлён, и князю пришлось рассказать всё о своих приключениях. Хан слушал гостя внимательно. Его пожиревшие брови редко двигались. Когда Пожарский закончил повествование, хан понял всё.
— Кто смел, вопреки его воле, выставить кольцевую охрану вокруг града? — грозно обратясь к царедворцам, спросил он.
Толпа молчала. Хан приподнялся. Это был худой признак. Ещё мгновение — и он отдаст команду сломать шею одному из присутствующих. Все вздрогнули. Из средних рядов раздался чей-то голос:
— Омовжа!
Чанибек давно замечая, что этот темник не раз презрительно улыбался, когда говорил хан.
— Сюда его!
Вскоре, в сопровождении нескольких тургаудов, появился и Омовжа.
— Кто приказал выставить охрану вокруг города? — грозно пристав, спросил хан.
— Я! Прости и помилуй, великий хан! Я хочу...
Но было поздно! Хан провёл по своему горлу рукой. Татарина схватили и тут же сломали шею.
Затем хан приказал всем удалиться, оставив одного Пожарского. Чанибек не мог смотреть на ободранного гостя и приказал принести ему свою одежду. Ханский стол был, как всегда, обилен. Потягивая прохладную арзу, они вели беседу. Чанибек спросил у Пожарского, как он считает: почему Омовжа выставил такое охранение. И Пожарский начал, не долго раздумывая:
— Я, великий хан, тебя считаю не только великим, но и другом. А у нас на Руси за друга каждый готов отдать свою жизнь.
— Хороший обычай, — вставил хан.
— Поэтому я буду говорить то, что думаю.
Тот закивал.
— Я знаю, что великий Литовский князь хочет прислать к тебе своего брата, — сказав это, он посмотрел на Чанибека.
Тот только улыбнулся. Пожарский продолжил:
— Олгерд умный, хитрый и коварный князь. Я думаю, что он хочет, чтобы ты помог ему сломать шею великому Московскому князю, который служит тебе, как и его отец, верой и правдой.
Татарин качает головой.
— Так вот, — продолжил князь, — сам Олгерд христианин. Ему уже принадлежат несколько русских княжеств. Свалив московского князя, он забирает вожжи в свои руки. А став таким могущественным, он больше не захочет платить тебе дань. Понял? — Пожарский посмотрел на хана.
Лицо того было серьёзным. Он, почувствовал Пожарский, во всём объёме понял грозящую ему опасность.
Чанибек хлопнул в ладоши. Точно из-под земли появился предводитель тургаудов.
— Литовского князя, когда он появится, брось в темницу! — грозно приказал хан и, повернувшись к Пожарскому, сказал:
— Вернёшься к своему князю, скажи ему: пусть пришлёт людей и заберёт пленника. Или, постой, я лучше сам его вам отправлю.
Когда они расставались, хан как бы между прочим бросил:
— Давненько я не видел великого князя.
Пожарский в ответ с улыбкой сказал одно слово:
— Будет! — и добавил: — Береги, великий, себя! С отпадчиками[28] разберись. Это они хотели нас разделить!
Хан после этого долго допытывался, что за слово отпадчик. Когда узнал, было поздно.
Глава 16
Обойдя пасущийся табун, к костру, около которого сидело несколько человек, подошёл Егор. Они раздвинулись, давая парню место.
— Что-то Выдра запаздывает, — проговорил кто-то из них, — а жрать охота, аж в пузе булькает.
— Ты как боров: жрать здоров! — пошутил кто-то из ребят.
— А сам тоть! Чья бы корова....
— Едить! — крикнул один из парней.
Все повскакивали. И действительно, к ним с дороги съехала телега. Выдра! Он вёз хлеб, кое-что из продеуктов. Когда Выдра появился среди своих, подавая мешки, сказал:
— Чё в замке делатса!
— Чё? Чё? — задавили его вопросами.
— Чё! Казнить будуть одного прусса. Ягор, ты де? — Выдра завертел головой.
— Я здесь! — ответил тот.
Он оказался в стороне от костра и как новичок пока не очень активничат.
— Ты слыхал? — спросил Выдра, обращаясь к поднявшемуся Егору.
Парень только кивнул головой.
— Ты не понял? Так ето твово... э... — глядя на Егора, сказал тот, садясь на телегу.
К нему метнулся Егор.
— Мойво? — переспросил он.
— Твойво, твойво, — подтвердил Выдра, — но! — и взмахнул кнутом.
— Я с тобой! — крикнул Егор, прыгая на телегу.
— А жрать? — заорали пастухи.
— Без меня! — махнул Егор.
— Ну и дурак, — сказал кто-то.
Но Егор уже не слышал.
Стража в замке была строгой. Выдру они узнали, недавно отъезжал, а об Егоре ему пришлось рассказывать. Ничего, пропустили. Всю дорогу Егор думал, где он будет искать Камбилу и остановился на том месте, где ему пришлось прожить несколько дней в подземелье, откуда его вытащил Гланда. Мимо его дверей тогда часто проходили вооружённые люди. Они уходили вглубь, в темноту. Он слышал их голоса. Непонятные ему: «Хальт! Гроз!» каждый раз повторялись.