— И тя тоже! — крестя, за всех ответила Марфа.
Отлежавшись с дороги, первое, что сделал Евстафий, поехал в гости к боярину Осипу Захаровичу, зная по словам Марфуши, что тот забрал её любимого. Но каково же было его удивление, когда на месте хором он увидел обгорелые брёвна. Первое, что мелькнуло в голове, что боярин погиб.
— Вот ето да, — досадливо вырвалось у него. — Чё же делать? — Он даже растерялся.
Потерев лоб, пошире открыл дверцы кареты и увидел, как какие-то люди разбирали чёрные брёвна.
— Эй! — крикнул он.
Те оглянулись.
— Пойди сюда, — позвал он довольно громко.
Один из них, вогнав в дерево топор, подошёл.
— Чё, боярин, надобно? — грубовато спросил мужик.
Боярин из кармана достал серебряную монетку:
— Держи, — и протянул её мужику.
Тот взял и с удивлением посмотрел то на монетку, то на боярина, а в голове вертелось: «За что?»
— Скажи, мил человек, а Осип-то жив аль нет?
— Жив, боярин, жив! — ответил тот, опуская монетку в карман.
— А где он?
— Да в деревне... — и рассказал, как случился пожар, где был в это время Осип и как уехал в свою деревню.
Выслушав его, боярин вернулся к себе.
— Ты куды ето, батяня, ездил? — за обедом спросил Фёдор.
Евстафий решил ничего не говорить ему.
— Да... так... прогулялся. Город посмотрел.
Сын ничего не сказал, только подозрительно посмотрел на отца. Дорогой и, вернувшись, они мало общались друг с другом. Когда подъехали к евстафьевским хоромам, сын спросил:
— Батяня, я поживу у тя? Не хочу душу теребить, — пояснил он.
Отец бросил коротко:
— Поживи.
Как не посочувствовать сыну, недавно похоронившему свою жену.
И вот эта забота. Старый боярин почувствовал, что она как-то сковывает его деятельность. Перед его глазами часто появляется Марфуша, ему не хватает её внимательного ухода. Не забыто и его обещание. И он решил действовать. Цедя сквозь зубы кисель, процедил:
— Я... тута... отъеду...
Куда, зачем, надолго ли — не пояснил. Сын, видать, понял его настроение, ничего спрашивать не стал. У него у самого появилось забот по горло. Скоро подходил срок переизбрания посадника, а он не думал отказываться от своего решения попробовать добыть этот пост себе. Был же когда-то им отец, почему и ему не посидеть в его кресле?
Старый боярин, несмотря на лютовавший мороз, поехал к Осипу в деревню. Хоть не ближний это свет, но ничего, силёнку в себе он почувствовал. Осип был так удивлён появлению такого гостя, что в первый момент даже не знал, что сказать.
— Давай, зови в хоромы, обогрей гостя, — проговорил Евстафий, стоя на крыльце, топчась вместе с хозяином.
— А-а! Ага! — обрадовано воскликнул Осип, услужливо открывая дверь.
В едальне, куда гостя завёл хозяин, было тепло. В печи весело потрескивали дрова. Пока Осип распоряжался насчёт кормления гостя, тот, по привычке, грел руки у огня, не без улыбки вспоминая разговор с Лукой.
За обедом Евстафий рассказал, зачем к нему пожаловал. Выслушав его, Осип, в свою очередь, поведал, что знал и о Марфе, и о Егоре. Удивился встрече Евстафия и Марфуши и спросил:
— Чё ты так заботишься? Уж не...
— Не-е... — качает головой Евстафий, — долг мой перед ней. Жисть мне спасла.
— А-а-а! — понимающе тянет хозяин и весьма печально закончил: — Егор погиб, защищая Варлама, своего предводителя.
Услышав это, гость что-то задумался. А потом, похоже, повеселел.
Всю обратную дорогу домой Евстафий обдумывал, как лучше поступить. Но ничего путного не нашёл, как ехать к Марфе, всё рассказать и попробовать всё же забрать деву. Этой же дорогой он решил разделить своё добро между Фёдором и ею. Если они сойдутся, то и тогда сын не смеет обидеть ту, которой он обязан своим спасением и нрав которой так пришёлся ему по душе.
Такое быстрое возвращение боярина в эту глушь всех сильно удивило. Первое, что у него спросил Лука, встретивший боярина:
— Что, вновь занемог?
— Да, нет, — успокоил он, — я приехал до Марфуши.
За столом он всё рассказал. Услышав о гибели Егора, дева вскочила. На глазах появились слёзы:
— Не верю, неправда! — воскликнула она.
Тогда боярин, повернувшись к образам, проговорил, крестясь:
— Богом клянусь, правда!
Марфа подошла к девушке, обняла её, усадила рядом:
— Марфуша, — заговорила она, — жизня — штука не проста. Чуеть моё сердешко, не врёть боярин. Крепись.
Марфуша зарыдала во весь голос.
— Поплачь, милая, поплачь, легче будить, — посоветовала Марфа.
Доплакивать Марфуша ушла к себе.
Вечером, когда она появилась, её трудно было узнать. Лицо, казалось, почернело, глаза сузились.
— Да ты чё, девонька? — всплеснула руками Марфа. — Развить так можно! Было дело, и у мня мужика убили. Так чё тогда? И мне за ним? Жить-то надо. Бишь, кака ты у нас. Как дочурка. Радость-то кака!
Наверное, этот простой, нехитрый довод как-то её успокоил, лицо стало оживать.
На другой день боярин заявил ей о своём решении разделить своё добро. Марфа и Лука, узнав об этом, вдвоём стали уговаривать её послушаться боярина. И Марфуша сдалась. Тепло попрощавшись, они отъехали в Новгород. Лука и Марфа версты две шли за повозкой. Потом отстали.
В Новгород возвращался и другой его житель. Печальное появление Станила в Новгороде было ударом грома средь ясного зимнего неба. Павша долго слушал объяснения сына. Молчал, «мотая на ус». Когда тот кончил говорить, отец начал неторопливо задавать вопросы. Перво-наперво он спросил про кису:
— Значит, мошну поделил?
— Поделил, — подтвердил тот.
— Где она?
Сын пожал плечами.
— Куды кидал, смотрел?
Станил кивком подтвердил. Потом, словно его осенило, начал вновь свой рассказ, дополняя забытыми было моментами.
— Вскоре, — сказал он, — появился какой-то человек. Скорее всего это был один из подорожников, — сын замолчал.
— Ну, — нетерпеливо рявкнул батя, видя, что сын вроде задумался.
— А знаешь, батяня, я вроде встречал етого человека.
Батя весь, как пёс, насторожился.
— Где?
— Здесь. У нас.
— В Новгороде?
Опять согласный кивок.
— И что?
— Я видел, как он шарил по кустам.
— Искал?
Сын пожат плечами.
— Вроде, — неуверенно промолвил он, видя, как сузились отцовские глазки.
— А чё ты не вышел?
Сын усмехнулся:
— Я чё, дурень? А вдруг за ним ещё бандиты?
— Это ты прав. Да-а, — протянул Павша в задумчивости. — Думаю, это дело наших «молодцов-удальцов». Ишь, на своих руки подымают. Ну, погоди у меня! — Павша погрозил кулаком. — А ты ищи тово. Мы с иво заживо шкуру сдерём, а узнаем, куды он нашу деньгу дел.
Вабор, у которого остановился на житьё Егор, оказался весьма порядочным мужиком. Узнав от парня про его большущие деньги, он посоветовал спрятать их понадёжнее и никому про это не сказывать.
— Ты ещё молод, — говорил он, — мало знаешь людей. А они разные. Одни вроде так и норовят в рот залезть, выдают себя чуть не за ангелов. А на деле — дряненький человечишко, так и зырит в карман залезть.
— Видел я таких, — проговорил Егор, — бросили Варлама, за свои шкуры обеспокоились.
— Вот так-то. Ты Петра дождись. Он те всё и расскажет.
Но Пётр пропал, как в воду канул. Куда делся, никто не знал. Чтобы зря время не терять, Егор с литовцем на пару стали трудиться. Работал Егор здорово. Можно было подумать, что за время своих скитаний он соскучился по труду. Скорее всего так и было.
Он редко выходил в город. Благо храм Парасковы Пятницы был недалеко. Он часто ходил в эту церковь, тайком моля скорее найти Марфу. Ехать домой, не встретившись с Осипом Захаровичем, которого ожидал со дня на день, не хотел. Разве что просить Милантию, может быть, она поможет. О ней слышал он разное. Его не тянуло принимать участие в кулачных боях, не было настроения.
Однажды, в свой редкий выход, идя по Людочоще, Егор услышал странный, досель не слышимый им звук. Пройдя на него несколько десятков шагов, он увидел, как из переулка выходят какие-то люди, связанные между собой гремящими цепями, медленно брели по дороге. Лица их были печальны, глаза отчуждённо глядели по сторонам. Они жалобными голосами твердили:
— Подайте, люди добрые, на пропитание. Бог зачтёт вам!
— Ишь, Бога вспомнили! — зло сказал какой-то мужик, — а когда грабили да убивали, про Него забыли!
— Хто ето? — спросил Егор у двух встретившихся ему парней.
Один из них оглянулся и ответил:
— А, разбойный люд. Суда ждут. Жрать-то им не дают. Вот и пускают милостину собирать.
Егор внимательно посмотрел на них. И ему показалось, что среди них были и те, кого зря обвиняли. Уж больно печально выглядели их лица. Туг запечалиться. Вины нет, а как доказать — неизвестно. Он подал им несколько серебреников. Довольно богатый дар.
Вернувшись к себе, Егор не узнал стол, который «ломился» от разных вкусностей. Тут и запечённое мясо с чесноком и овощами, разные сыры, пироги с осердием. Квасы, медовуха. У стола со скучающей физиономией сидел Вабор. Увидев входящего Егора, вскочил:
— Да хде ты шатаешься? — встретил он его такими словами. — Давай садись.
Егор удивлённо поглядел на это изобилие.
— Где ты деньгу взял? — отрезая кусок мяса, спросил Егор.
Тот рассказал, как к ним приезжал какой-то боярин, спросил только об Осипе и дал несколько серебряных монет.
— Только за это?
Вабор кивнул.
— Богач, — сделал вывод Егор и отпил несколько глотков медовухи. — А я видел... — и он рассказал об острожниках.
— Луше туды не попадать, — заметил Вабор и поднял кубок, — чтоб нас миновала такая судьбина.
Когда выпили, Егор подолом рубахи обтёр рот и философски заметил:
— От неё, брат, не уйдёшь!