— Не может быть! — он схватил татарина и подтянул к себе.
— Мозит, мозит, князе!
Хорошо отблагодарив его, князь отпустил татарина. «Что же делать? — мозг засверлил страшный вопрос. — Сказать? А вдруг Хадырь ошибся?». Тяжело укладывалось в голове такое сообщение: «Чтобы он поднял руку на своего отца! Какое он пережил горе, когда его отца не стало! Что же ему делать?» — с этой мыслью он и заснул. Когда проснулся, а проснулся впервые среди ночи, этот вопрос тотчас всплыл и не дал ему заснуть до утра. И всё же он решил предупредить хана, не говоря конкретно о людях. А для этого он решил рассказать ему одну историю, но что-то в ней изменить. Догадливый хан может понять, но обвинить его в чём-то никто не сможет. А иначе случись что, как тогда к нему, а через него и к Руси отнесётся Бердибек, с которым они когда-то подружились? Надо зайти к нему. А что это даст? Вдруг то, что поведал Хадырь, окажется правдой? Заговор сорвётся, а Чанибек будет знать, что я был у Бердибека. Не привяжет ли он меня к событиям? Нет, лучше я пошлю Бердибеку хороший подарок и обещание, что его навещу. Я думаю, это укротит его нрав. И он не двинет свои полчища на их землю.
Горько, конечно, признавать, но с другой стороны, чем сильнее будет у них борьба за власть, тем слабее они будут. Эта мысль обрадовала. Она освобождала его от необходимости быть порядочным, покорным. Ведь он как-никак подданный, а значит, зависимый, угнетённый. И до каких пор?
Решение было принято. Он посетил заутреню. После окончания её долго о чём-то беседовал с батюшкой. При расставании заверил, что договор он выполнит. И вот он у хана. Пришёл проститься. Настало время вручения подарков и расставания.
И вдруг в этот момент загудел церковный колокол. Чанибек не был христианином и, естественно, в церковь не ходил, а отсюда — не знал её порядков. Но хорошо запомнил, что колокола просто так не звонят. Он не мог понять причину этого звона. Тут могло быть одно: что-то случилось!
Чанибек схватил князя за руку. Глаза его смотрели тревожно, а круглое лицо вытянулось.
— Что это? — испуганно промолвил он.
— Сегодня поминальный день, когда князя Бориса, святого мученика, убил его сын Святополк.
Тут князь немного приврал. Святополк был братом, а не сыном. Но говорить это не входило в намерение князя, было небезопасно привести такую аналогию. Ведь сам Чанибек убил своего брата.
Услышав это, хан расслабился и уже спокойно, как бы шутя, спросил:
— А у тебя сын большой?
— Нет, — охотно ответил князь, — совсем малец, не как твой!
Хан метнул на него быстрый взгляд, но Симеон остался спокойным, как человек, только что пошутивший. И хан, похоже, успокоился.
Хорошо известно, что любое живое существо, как бы оно ни устало, при виде родных мест оживает. То же случилось и с гребцами на княжеской ладье. Кто-то из них, оглянувшись, изрёк:
— Братцы, скоро будем дома!
Этого было достаточно, чтобы силы удвоились, даже утроились.
Но чем ближе они подплывали к родимой сторонке, тем тревожнее становилось на душе. Первым догадался седовласый гребец:
— Никак гарь, — не то спросил, не то сказал он.
Все задёргали носами.
— Точно! Гарь!
— Лес, наверное, полыхает, — подал мысль седовласый гребец.
— Лес-то лес, а не Москва ль горит? — начали гадать гребцы.
— Князю надоть сказать, — подал кто-то мысль.
— Князь! Князь! — раздалось сразу несколько голосов.
Услышав, что его зовут, Симеон вышел из нижнего яруса[41].
— Чего зовёте? — потягиваясь и позёвывая, спросил князь.
— Князь, гарью пахнет! — закричало несколько голосов.
Он потянул носом.
— Точно! Ну и что? — будучи не в состоянии дать оценку, спросил он.
— Дык, Моск...
Не успели назвать город, как князь, похоже, понял ситуацию:
— К берегу, давай к берегу! — заорал он. — Акинфыч! — позвал князь воеводу. — Да ты где?
— Тута, князь, тута! — из яруса показалась голова воеводы.
В этот момент нос лодии упёрся в берег, произошёл толчок. Князь успел схватиться за мачту и удержался на ногах, а воевода упал к его ногам. Вскочив, он было заорал на гребцов:
— Зенками смотрите, да я вас...
— Не ори, — осадил князь, — я приказал. Давай на берег и добудь мне срочно коня.
Да, Москва полыхала. Откуда это началось, одному Богу известно. Кто говорил, что из Кремля, а те, наоборот, на посад пальцем показывали. Но как бы ни было, горело и там и здесь. В нескольких местах тревожно худели колокола, сливаясь в единый тревожный, пугающий звук.
Было раннее утро. Набат поднял на ноги многих, в том числе и князя Андрея Пожарского.
— Что случилось? — был его первый вопрос, когда он, схватив меч, рванулся на крылец.
Перед его очами возникла страшная картина. Внутри кремля словно кто-то развёл огромный костёр. Языки пламени высоко поднимались над крепостными стенами, сбегая, как по лестнице, вниз. И за стенами полыхало. Андрей скатился кубарем с крыльца и выскочил за ворота. И, как тут не вспомнить Плещея, давнего хозяина хором? Как удачно он выбрал место... Меж двух речушек. Кусты горели на противоположных берегах, но пламя от них не в силах было перепрыгнуть реку. Поняв, что они в безопасности, он заорал на людей, бегавших по двору:
— Воды и коня.
Князь заставил облить себя с ног до головы водой и, вскочив на лошадь, погнал бедное животное сквозь бушующее пламя, прямо на Кремль.
Видя скачущего человека, мужики и бабы, цепочкой стоявшие у речки и передававшие друг другу ведра с водой, заорали:
— Ты куды, полоумный!
Но Андрей не обращал на крики никакого внимания, рвался сквозь пламя вперёд.
В воротах было какое-то столпотворение: кто рвался наружу, кто спешил вовнутрь. Разбираться, упрашивать было некогда. Конской грудью пробил дорогу. И вот княжеские хоромы. Ворота настежь. Полный двор мечущейся дворни. Такое впечатление, что они в растерянное ги, не знают что делать. Крылец и стены начали пылать. Андрей спрыгнул у крыльца и, расталкивая толпу, ринулся внутрь хором. Проход задымлён. Видно плохо. Натянув на нос мокрую тряпицу, он бросился по переходу, поочерёдно открывая двери, крича:
— Есть тут кто?
В одной из комнат он услышал жалобный плач. Заглянув под лежак, увидел двух ребятишек, сбившихся в угол. То были первенец Василий и Костя.
— Давай ко мне! — крикнул Андрей, падая на живот и хватая их руками.
Вытащив, он подбежал к окну. Открыв его, заорал:
— Люди!
На его голос сбежалось несколько человек.
— Держите! — и он одного за другим передал детей.
— Ещё Мишки нету, — услышал он чей-то глас.
Тот оказался рядом, под вешалкой, спрятавшись за одежду. Своими маленькими ручонками он так сильно обхватил шею спасителя, что тому пришлось их немного разжать. Вместе с ним Андрей выпрыгнул в окно.
— Мужики! — раздался могучий глас Андрея. — Становись цепью. Давай воду.
Его команда оживила, обрадовала растерявшихся людей. И закипел бой с огнём. Крылец удалось отстоять. Взялись за стены.
В это время раздался звонкий топот конских копыт. Ещё один смертник рвался к княжеским хоромам.
— Господи, никак князь? — удивился кто-то.
— Дети! Где мои дети? — заорал он, шаря безумными глазами по сторонам.
— Да тута они, тута! — крикнула какая-то баба, передавая очередное ведро с водой.
— Где они, где? — безумствовал князь.
И тут перед ним нарисовалась... княгиня, на руках которой, обняв её за шею, сидел младшенький Михаил.
Князь схватил ребёнка и стал его целовать:
— Митенька, Мишенька!
Потом, словно опомнившись, вновь поднял крик:
— А где Василий, Константин?
— Да вот они, — показала княгиня.
Те, испуганные, дрожащие, держась друг задруга, стояли посреди двора. Он подбежал к ним. Поставив Михаила, по очереди целовал их, прижимая к себе. Когда прошли первые княжеские порывы радости, старший княжич, Василий, показал пальцем на какого-то мужика, орудовавшего вёдрами с водой.
— Вона тот дядька, кто нас спас!
Князь оставил детей и бросился к указанному мужику.
— Спасибо, друг! — хватая его за плечо, воскликнул князь.
Мужик обернулся. И хотя лицо его было замотано какой-то мокрой тряпицей, Симеон узнал его по глазам.
— Уж не Пожарский ли?! — вырвалось у него.
— Я, великий князь!
Больше он не смог произнести ни слова. Стоявший рядом подавальщик уже передавал ему в руки очередное ведро.
— Обождь, князь! — воскликнул Пожарский и оторвал от рубахи подол, а затем обмотал ему лицо. — А щас, держись! — и облил его с головы до ног. — Теперь можно! — и подмигнул князю, подавая очередное наполненное ведро.
Князь ответил улыбкой, принимая ведро.
Для кого прошло, а для кого пролетело это время, полгода со дня большого московского пожара, как на крыльях, великий князь с утра должен был заниматься «пожарными» делами. Пришлось восстанавливать собственные хоромы, обгоревшую кремлёвскую стену, помогать мастеровым, смердам и прочему люду, ютившемуся под московским крылом. И эта княжеская забота изгоняла из людской груди страх. Страх того, что опять это может случиться. Уж не поискать ли другие, более безопасные места? Но княжеская помощь делала людей улыбчивыми, добрыми. А разве такие уходят!
И вот настало время, когда князь мог вздохнуть свободно. Но... этого вздоха не получилось. Дома-то было всё по-прежнему. Жена для него не была желанной. Он видел, что она хочет этого, заботится о его детях. Но стоило ему коснуться её тела... Нет, не может он преодолеть себя. «Где ты, Анастасия? Зачем покинула?» — так и рвалось из его груди.
Единственным спасителем, понимавшим его, оказался князь Пожарский. Он ни разу не вспомнил свои слова, а принял покаяние Симеона так, как будто узнает об этом впервые и ни о чём его не предупреждал. Они сильно сдружились. Чувствовалось, что Симеон очень дорожит этой дружбой. Злые языки, видя их отношения, приумолкли, стараясь действовать исподтишка.