Тогда он поворачивается и улыбается мне, и через какое-то время мы покидаем воды канала и снова заходим внутрь, прочь от её голубой звезды, и я могу это, я уступаю первенство даже мёртвой туземной белой Звёздной невесте с планеты Земля.
Экземпляр на рецензию
Комнату освещало лишь пламя, горевшее посреди пентакля.
Человек, скрывавший своё лицо в тени, произнёс:
— Но почему вы хотите его убить?
— Что вам с того? — произнёс клиент.
— Скажем так, — убеждающе заговорил тот человек. — Чтобы установить психический контакт, необходимый для успеха нашего... эксперимента, мне нужно полностью знать все вовлечённые эмоциональные факторы. Лишь полное знание сможет принудить Аба. — Он надеялся, что это прозвучало правдоподобно.
— Однажды он нанёс мне смертельную рану, — проговорил заказчик. — Мне тоже нужно убить его.
— Но зачем этот метод? Почему не что-то более прямое?
— Я не могу пересечь континент. Не могу покинуть Нью-Йорк. Как только пересекаю реку — не знаю, у меня словно дыхание улетучивается...
Тот человек подумал, что это навязчивый невроз — форма агорафобии.
— Но людей убивали по почте? — посоветовал он.
— Не этого. Он слишком умён. Он пишет детективы; едва ли он станет открывать нежданные посылки, есть полученные от незнакомцев шоколадки — и почему это всегда шоколадки? — он слишком умён, чёрт возьми.
— Но, естественно, должна быть возможность...
Заказчик вскочил, и его тень дико заплясала в свете пентакля.
— Я плачу вам; не довольно ли этого? Можно подумать, вы пытаетесь меня отговорить.
— Чушь, — произнёс человек в тени. Хотя это была истина. Он знал, что владеет силами и может хорошо зарабатывать, их используя. Но знал он и то, сколь они непредсказуемы, так что неизменно испытывал мимолётное желание отговорить покупателя. — Но если вы сообщите мне свои причины?.. — В этой настойчивости был свой смысл. Когда порой что-то шло не так, и клиент становился неприятным, щепотка сведений личного характера часто мешала ему потребовал деньги обратно.
Заказчик вновь сел.
— Ладно, — проговорил он. — Расскажу вам. — Свет пентакля падал на его обнажённые зубы и поблёскивал на капле слюны в уголке рта. — Он рецензировал мою книгу. Умный, дьявольски умный обзор. Столь чертовски остроумно исполненный, что стал знаменитым. Его цитировали в своих колонках Беннет Серф[67] и Харви Брейт[68]. Это было единственным, что кто-либо слышал о книге. И это убило книгу, убило меня, так что он должен умереть.
Человек в тени незаметно улыбнулся. Одна рецензия из сотен, в газете, выходившей совсем в другом городе. Но поскольку она была чётко сформулирована, легко было свалить вину на неё, обвинить только её влияние в провале книги, которая никогда не могла бы иметь успеха. Его клиент был абсолютно сумасшедшим. Но какое это имело значение для него, ведь его клиенты всегда были столь же безумны, сколь и прибыльны?
— Вы понимаете, — проговорил он, — что в крови должен быть огонь?
— Я много узнал о нём. Знаю его привычки и его реакции. Огонь будет, и он воспользуется им. — Заказчик замешкался, и капля слюны, блестевшая в пламени пентакля, упала. — Я... я ведь узнаю об этом? Словно сам там был?
— Это ваша кровь, не так ли? — коротко проговорил тот человек.
Укладывая покупателя внутри пентакля, он больше не проронил ни слова. Поставив рядом с собой контейнер с густой чёрной жидкостью, он положил на него запястье клиента так, чтобы кровь из надреза стекала внутрь. Затем он бросил в пламя пригоршню порошка и принялся петь.
Книга попала в редакцию “Сан-Франциско Таймс” самым обычным и ненавязчивым образом. В картонной коробке, обёрнутой коричневой бумагой, с почтовыми расходами по соответствующему тарифу пересылки книг. Этикетка была простой и не содержала никаких сведений, кроме отпечатанного на машинке адреса:
Книжный отдел
“Сан-Франциско Таймс”
Сан-Франциско, Калифорния
Мисс Венц вскрыла пакет и выбросила обёртку. Она взглянула на обложку со странными узорами, открыта книгу и прочла печатный текст на бланке:
Мы с удовольствием посылаем вам эту книгу на рецензию и будем признательны за две вырезки с текстом любого отзыва, какой вы сможете поместить.
Она пробормотала своё мнение об издателях, не указывающих ни цену, ни дату публикации, и обратилась к титульному листу. Глаза её слегка вылезли из орбит.
КРОВЬ ЕСТЬ СМЕРТЬ
являющая собой собрание скрытых истин,
указующих,
что в насилии смерти
таится будущее жизни,
собранная
Иеронимом Меланхтоном
Нью-Йорк
“Хоразин Пресс”
1955
Она никогда не слышала ни о Иерониме Меланхтоне, ни о “Хоразин-Пресс”[69]; но в газету приходит что угодно. В отделе рецензирования книг недоверие — забытая эмоция. Мисс Венц пожала плечами и трезво принялась делать карточку для папки, словно это была книга как книга.
Прервало её работу прибытие Великого Человека, как она (в неформальной обстановке) именовала Самого Влиятельного Редактора Книжных Обозрений К Западу От Миссисиппи. Влетев в комнату, он быстрым взглядом окинул гору новых поступлений и поколебался при виде “Кровь есть смерть”.
— Что такое? — произнёс он, а затем взял книгу одной рукой и позволил страницам пролистаться под его большим пальцем. Недоброжелатели говорили, что после такого жеста он мог написать безупречный обзор на 250 слов. — Чокнутый, — коротко проговорил он. — Налево. — Он забрал свою почту и направился в кабинет. Но задержался на минутку, взглянул на свой большой палец, затем достал носовой платок и потёр чернильное пятно. Он выглядел обиженным, словно биолог, на которого набросилась и поцарапала лабораторная морская свинка.
Мисс Венц поставила “Кровь” слева. Одну стену офиса занимал высокий двойной книжный шкаф. Справа были книги для текущего рецензирования, откуда их и отбирали обозреватели. Слева — мешанина любовных романов по подписке, томов поэзии, изданных за счёт автора, тайн космоса, открытых в Лос-Анджелесе, и прочей оперы, считавшейся недостойной даже краткого упоминания в общем обзоре. “Кровь” поместилась среди них, между “Чипами иллюзий” и “Трисменистом графа Сен-Жермена”.
Мисс Венц вернулась к пишущей машинке и приступила к задаче разъяснения обычному числу нетерпеливых претендентов, что Великий Человек не читает нежеланные рукописи. Спустя мгновение она машинально подняла взгляд и проговорила: “Привет”, но там никого не было. Рецензенты по понедельникам вечно сновали туда-сюда; она была уверены, что услышала, увидела, ощутила кого-то...
Она пыталась печатать, хотела, чтобы зазвонил телефон, чтобы Великий Человек решил подиктовать, да хоть чтобы ввалился какой-нибудь чудак-автор. Что угодно, лишь бы не эта комната, не совсем пустая...
Она очень тепло приветствовала Преподобного, как мысленно называла его, — настолько тепло, что даже смутила газетного обозревателя религиозной литературы. Это был молодой человек, пока что пребывавший в дьяконах и не проучившийся в семинарии и года, но уже осознавший сети и пружины, расставленные холостому священнослужителю. Постепенно он превращался не столь в женоненавистника, сколь в гинофоба[70], и всё чаще читал святого Павла. Редакцию “Таймс” он всегда воспринимал как убежище, но даже здесь... Он отвернулся, смущённо покраснев, и погрузился в тщательное изучение книг справа.
Он взял письма военно-морского капеллана, учёную диссертацию на тему созерцания и небольшую книжку, напечатанную крупным шрифтом, с бодрым заголовком “Молитва — это Награда”. Со вздохом смирения отложив их на стол (быть может, где-то в них таится проповедническая мысль), он вновь лениво прошёлся взглядом по полкам. С полуулыбкой он достиг “Кровь есть смерть”.
— Какой кощунственный заголовок! — заметил он, листая книгу. — Полагаю, это может попасть в мою епархию?
— Что? Ох. — Мисс Венц посмотрела на “Кровь”. — Это должно было оказаться с другой стороны. Он не хочет её ни в каком виде.
— Я нашёл её здесь, — мягко возразил Преподобный.
— Уверена, я поставила её к отвергнутым. — Она встала и убрала книгу на положенное место. — Ну, вот она и там.
Преподобный нахмурился, глядя на свой палец.
— Какие ужасные чернила в этой странной книге! Посмотрите, что вышло.
Мисс Венц полезла в ящик.
— Вот салфетка.
Но, как он ни старался, пятно осталось. Он всё ещё занимался им, терзаемый жаждой обратиться к словарному запасу студенческих времён, когда вошёл Марк Маллоу.
Марка Маллоу обычно описывали словом “умный”, порой даже “блестящий”. Люди всегда говорили, как они восхищаются его работой, как он занимателен. Они решительно не могли сказать просто что-нибудь вроде “Маллоу? Ой, он милашка”. Маллоу носил, помимо прочих необходимых принадлежностей, нарядный костюм от Ван Дайка, жизнерадостную шляпу и яркий галстук-бабочку. Возникало ощущение, что он мог бы добавить и гетры с тростью, не будь это слишком для Сан-Франциско. Его походка была пружинистой, а на вечно приоткрытых, обнажая зубы, губах неизменно играла улыбка.
Предупреждение справедливое; хотя Марк Маллоу никогда не лаял, укусы составляли неотъемлемую часть его жизни. Мало кто подвергал когда-либо сомнению его суждения в избранной области критики; Старретт, Квин и Сандоу[71] состояли с ним в постоянной переписке и уважали его вкус; но никто не упрекнул бы его в неумеренном мягкосердечии. Он был честен и при необходимости порой еписал восторженные отзывы; но слова эти звучали вынужденно и вымученно. Зато его обзоры были жемчужинами лаконичных убийств, хирургически точной работой скальпеля, проливающего животворную кровь.