Мы сделали это. Мы там… тогда… к чёрту правильное слово. Я первый политик в истории, кто смог заставить людей проголосовать против их собственного решения!
Теперь, в этом светлом лучшем мире, где базовые принципы американской демократии были спасены, Лэнройду незачем было уходить из политики. Слишком многое нужно было сделать. Прежде всего, провести до инаугурации тщательную реорганизацию партии. Было несколько человек, даже в окружном комитете Федеральной Демократической Республиканской партии и в Центральном комитете штата, кто заигрывал с ребятами Сенатора. Несколько хорошо спланированных парламентских манёвров отсеяли их; новый набор подзаконных актов позаботился о столь непредвиденных обстоятельствах на будущее; а Партия была прочно объединена и готова поддержать администрацию Судьи.
Стюарт Клив с радостью вернулся к работе. Он больше не нуждался в мальчике на побегушках с исторического факультета. Работу его теперь не было нужды хранить в тайне; и у него остались, благодаря физическому контакту в момент хронокинеза, все записи об экспериментах на протяжении двух с половиной месяцев, которые в этом мире ещё не состоялись, — парадокс истинно забавный и нисколько не трудный.
По некой странной прихоти альтернативных вселенных, Кэл даже сумел выиграть у УКЛА со счётом 33:10.
В соответствии с настроением народа, проявленным на президентских выборах, Поправка № 13 с её полным подавлением всех академических мыслей и действий была решительно отклонена. Чуть позже профессор Дэниэлс, так активно присоединившийся к Совету управляющих университета и Легислатуре штата в поддержке этой меры, ушёл с факультета психологии. Лэнройд сыграл немалую роль на факультетских собраниях, убедивших Дэниэлса в целесообразности этого шага.
Наконец, наступило (или, для двух людей в мире, вернулось) воскресенье, 20 января 1985 года, и телевизоры страны принесли людям Инаугурационную речь. Даже радиостанции отказались от своих обычных местных трансляций музыки и, редкий случай, объединились, чтобы передать этот исторический момент.
Голос Судьи был твёрд, а проза столь же благородна, как и его особые — или, быть может, ещё чаще поддерживавшие большинство — мнения. Лэнройд и Клив слушали вместе и вместе восхищались тихой, сильной решимостью стереть последние остатки предрассудков, ненависти, страхов и подозрений, возделанных так называемой Американской партией.
— Великий человек однажды сказал, — завершил свою речь цитатой Судья, — что нам нечего бояться, кроме самого страха[90]. Теперь, когда мелкая и своенравная группа людей потерпела неудачу в своих попытках подорвать самую нашу Конституцию, я говорю вам: «Нам есть что разрушить — само разрушение!»
А Лэнройд и Клив улыбнулись друг другу и откупорили бурбон.
Из дневника Питера Лэнройда, д-ра филос.:
20/10/85, сб.: Ровно 9 мес. Акушерский символизм? Возможно, я увидел его тогда, на другой инаугурации. Читал между строк, видел значение, истинный неизбежный смысл. Понял, что Судья просто сказал лучшими словами (или они звучали лучше, потому что я думал, что он на Моей Стороне?) то же, что Сенатор сказал на инаугурации, которую мы избежали: «Я наделён поручением уничтожить оппозицию».
Мб, я увидел, когда Сенатора арестовали за подстрекательство к беспорядкам. Вместо этого я ликовал. Поделом сукину сыну. (И так и вышло. Вот чёрт. Всё так запуталось…)
Его до сих пор не судили. Держат, пока не смогут посадить за измену. Вопрос всего лишь 2 поправок к конституции: пересмотреть 1 абзац 3 разд. III ст., чтобы «измена» больше не требовала прямых свидетельских показаний о ведении войны против США или присоединении к их врагам, а стала бы чем угодно, что захочет назвать ей Звёздная палата; пересмотреть 3 абзац 9 разд. I ст., позволив принимать законы, имеющие обратную силу. Всё так просто; аргументы Судьи звучат так же хорошо, как его несогласие в деле «США против Фейнбаума». (Я видел, даже на инауг., что он уже не тот же самый человек в этом мире — тот же разум обращён к другим целям. Моим целям? Моей цели…) Конст. попр. пройдёт успешно… не считая, мб, Мэна.
Я увидел это за последний год, когда пресса начала меняться, когда самый скучный + честный обозреватель во всей стране принялся лепетать о «мере терпимости»… когда либеральная «Кроникл» + «Хёрст Экземинер», 1-й раз в истории, заняли общую позицию по поводу отказа управляющих «Сивик-Ауд.» в проведении митинга в поддержку Сенатора… когда «Н-Й-ер» высмеивал АСГС как нечто чертовски близкое к предателям…
Я начал видеть это, когда Центральный комитет округа стал раздувать скандал по поводу моего обзора в журнале. (Бог знает, как члену комитета попал в руки этот учёный журнал.) Говоря о великой старой 2-партийной эре, я восхвалил ДАР + ФДР как оплоты демократии. Очень неразумно. Кажется, хорошему Партийцу следовало бы ограничить свои похвалы ФДР. Конечно, я боролся, отстаивал свои права — чёрт, член окружного комитета избран народом и представляет его. Но я ушёл в отставку, потому что… ну, потому что тогда я начал видеть.
Впрочем, то самое случилось сегодня. Во-1-х, мягкий телефонный звонок от проректора — личный, беспристрастный — не зайду ли я к нему завтра? Возникли определённые вопросы относительно некоторых политических взглядов, выраженных мной на лекциях…
Та зубастая блондинка впереди + исписанный блокнот + ДАР + ФДР…
Тут приходит Клив + я думаю, что у меня проблемы!..
Он, наконец, напечатал 1-ю статью по теории альтернатив, вызванных ХК + ПК. Её официально осудили как «опасную», поскольку она подразумевает существование лучших миров. И угадайте, кто её осудил? Проф. Дэниэлс с псих. ф-та.
Да, твёрдый защитник 13-й поправки, верный член Американской партии. Теперь он верный сторонник ФДР. Он знает. И он вернулся на факультет.
Клив каким-то образом поворачивает всё в сторону теологии. Говорит, что, насильно направив человечество на развилке к желаемой альтернативе, мы отрицаем свободную волю человека. Навязываем «демократию» вопреки или помимо выбора человека + получаем тоталитаризм. Наша единственная надежда то, что он называет «отречением от собственного желания» — капитуляция перед волей человека, согласие с ней. Мы должны ХК + ПК себя туда, откуда начинали.
Чёрт бы с теологией; это осмыслено и политически. Я ошибался. Господи Иисусе! Я ошибался. Вспомните все важные выборы, все крупные фокусы, выкинутые электоратом. Что ж, фокус для меня — триумф разума для вас, сэр. Но давайте не будем спорить о датах. 1932 или 1952, выбирайте сами.
И всегда работало, не так ли? Даже 1920. Со временем всё налаживается. Демократия — самая безумная, самая неустойчивая система из когда-либо созданных… + самая близкая к совершенству. По крайней мере, она всё ближе к нему. Демократический человек сознаёт свои ошибки + исправляет их вовремя.
Клив возвращается, чтобы примириться со своими идеями о Боге + свободе воли. Я возвращаюсь, чтобы показать, как я усвоил, что политик не выметается к чертям + не уходит из политики, когда проиграл. И не перепрыгивает на сторону победителей.
Он работает + рад быть Верной Оппозицией… чёрт возьми, хоть Подпольем, если дела идут так плохо… но держится + работает, чтобы заставить людей делать их жизнь лучше.
Теперь мы идём к Кливу, он всё подготовил… + мы возвращаемся в истинный мир.
Стюарт Клив плакал, впервые за всю свою взрослую жизнь. Вся прекрасная сложная техника, создававшая темпоромагнитное поле, была разбита так же основательно, как атом водорода над Новосибирском.
— Это ведь Виноград их вёл, да? — Голос Лэнройда сквозь рассечённые губы и отсутствующие зубы звучал странно.
Клив кивнул.
— Игрок с лучшей подачей из угла, какого я когда-либо видел… Интересно, почему это наш друг Дэниэлс последнее время так полюбил спортсменов.
— Не упрощай, старина. Не все они атлеты. Узнал пару своих лучших учеников…
— Прекрасная представительная группа молодёжи на марше… и все с большими значками ФДР!
Клив поднял осколок того, что некогда было генератором хроностатического поля, и нежно погладил его.
— Когда крушат машины и исследовательские проекты, — бесцветно произнёс он, — следующим шагом станет крушить людей.
— Они хорошо нас отделали, когда мы попытались остановить их. Что ж… Обломками сими подпёрли мы руины наши[98]. А теперь, переходя для следующей цитаты к более актуальному автору, за работу, и хей-хо! Хей-хо[99]! Требуется мальчик на побегушках с опытом работы?
— Нам потребовалось десять недель непрерывного труда, — нерешительно произнёс Клив. Думаешь, эти вандалы оставят нас в покое так долго? Но мы должны попытаться, я знаю. — Он наклонился над запутанным комом проводов, который, как знал Лэнройд, именовался магнитостатом и выполнял некую непостижимо важную функцию. — Теперь это выглядит почти не… — Он вновь резко выпрямился, обеспокоенно качая головой.
— Что такое? — спросил Лэнройд.
— Моя голова. Странное ощущение… Один из наших юных спортсменов со всей силы ударил меня ногой, когда я лежал.
— Виноград, конечно. За весь сезон не пропустил ни одного удара.
Клив встревоженно вытащил из кармана футлярчик для игральных костей, по-видимому, служивший стандартным снаряжением всех псиоников. Он потряс кости в кулаке и выкатил их на свободное место на заваленном мусором полу.
— Семь! — воскликнул он.
Но выпало шесть, а потом ещё раз шесть.
— Иногда, — бормотал Клив спустя десять неудачных бросков, — даже лёгкие травмы головы уничтожают весь псионический потенциал. Есть отдалённая возможность перестройки; это случалось…
— И, — сказал Лэнройд, — для вращения поля нам обоим потребуется производить немало ПК. — Он поднял кости. — Мне тоже стоит провериться. — Он помедлил, затем выронил их. — Пожалуй, не хочу знать…