— Благодарю за внимание и сочувствие, — шутовски поклонился Домнич, плюхнулся на стул рядом с отцом Андреем и неожиданно серьезным деловым тоном сказал: — Здорово, мужики. Не обращайте внимания. Нервы, как и не зависящие от нас события, иногда имеют тенденцию выходить из-под контроля. Ждал вашего прибытия с нетерпением и надеждой. Давно пора заканчивать с репетициями и поднимать занавес, чтобы потом вовремя его опустить.
— А нас информировали, что ты тут с женщинами в основном репетируешь. Или воюешь? Хочу тебе, Игорек, сказать, что бабник и деловой человек — это две малосовместимые ипостаси. Как там излагают в какой-то оперетте: Ради женщин, ради женщин, ради женских милых глаз, совершаем мы ошибки, даже глупости подчас.
— «Веселая вдова», — сразу узнал Домнич. — Оперетта для серьезного театра. Для нее голоса нужны и режиссура соответствующая. Собственными провинциальными силами не потянуть.
— Среди нас тоже, к сожалению, ни певцов, ни режиссеров. Разве вот только отец Андрей. Когда-то он очень неплохо пел в нашей институтской самодеятельности, — продолжал балагурить Проценко.
— Какой на хрен отец? — не понял Домнич. — Если ты про нашего попа, то я бы его тоже до кучи, со всей здешней сволотой. Все нормально было, пока он не приехал. Что подозрительно, в один день с Васькой. Ну, про которого я тебе по телефону. И с Арсением сразу спелся. В общем, все наперекосяк пошло. То одно, то другое. Тут еще тестяра завыступал. Ладно! Сейчас отдохнем, нервы коньячком спрыснем, и я вам весь расклад выдам. Ситуевина критическая. Я своим давно втолковываю — без настоящих профи, залетим, как…
Проценко резко поднялся, останавливая не в меру разоткровенничавшегося хозяина кабинета.
— Так вы, оказывается, еще незнакомы? Видишь, Андрей, к чему приводит нарушение субординации? Раньше любой значительный приезжий предварял свой приезд телефонным звонком, а, приехав, не заходя в гостиницу, шел отмечаться в райком партии. И все было тип-топ. А сейчас прежде всего идут к человеку, который стоит во главе экономической жизни района. Здесь таким человеком, как ты уже, наверное, понял, является Игорь Кириллович. Ты по своей простоте его игнорнул, отсюда с его стороны недопонимание и недоверие. Правильно сделал, что все-таки пришел к нему, теперь все недоразумения будут незамедлительно устранены. Я правильно понимаю, Игорь Кириллович?
Домнич, осознавший свою ошибку, морщился, словно от боли, во время тирады Проценко. С усилием повернувшись к отцу Андрею, он старательно заулыбался, но улыбка получилась настолько кривой и неискренней, что он сам догадался об этом и, сделав серьезное лицо, пробормотал:
— Я уже сам собирался встретиться… Все-таки лицо духовное, мне, наверное, первому положено. Мы тут насчет этих тонкостей люди темноватые, неповоротливые. Извиняюсь, конечно. У вас ко мне дело какое-нибудь?
— О делах потом, — не дал ответить отцу Андрею Проценко. — Ты там что-то про коньячок поминал? Сам понимаешь, на вашей супертрассе ни шампанского, ни закусочных. Одна надежда на твое таежное гостеприимствотец Андрей, ты с нами?
Отец Андрей поднялся, оглянулся на карту, висевшую на стене, и неожиданно спросил Домнича:
— Тут мне господин Проценко интересную историю рассказал. Про семью Боковиковых. Не могли бы вы показать, где находится участок, на котором они охотились, пока все не началось?
— Что началось? — дернулся Домнич.
— Еще не знаю, но, по-моему, ничего хорошего.
— С чего это вы взяли?
— Пока только догадываюсь. Но если уж сам Проценко соизволил сюда приехать, значит, дело серьезное.
— Ошибаешься, Андрей, — опередил уже готового что-то ответить Домнича Проценко. — Дела у нас исключительно на производственно-экономической основе, к местным историческим событиям, если какие-то и имели место быть, никакого отношения не имеющие. Покажи участок, Игорь, мне тоже интересно.
Домнич, прикусив губу, некоторое время стоял, опустив голову, словно собирался с силами или старался справиться с нарастающим раздражением. Потом резко развернулся к карте и молча ткнул пальцем в самый ее верх.
— За ним, кажется, уже соседний район? — расспрашивал Проценко, с интересом рассматривая карту.
Разом поднялась и подошла к карте вся его команда, заинтересованно стали рассматривать обозначенные на ней зимовья, вертолетные площадки, намеченные пунктиром путики.
— Административно и формально — да, а по сути — местный Бермудский треугольник. Никого и ничего, кроме гор и всякой непонятной чертовщины. Хотели когда-то метеостанцию там разместить, больше месяца никто не выдерживал — убегали. Плюнули и забросили. Так что стараемся в те места не забредать — себе дороже. А у соседей до них и вовсе руки не доходят, у них своих проблем выше головы.
— Ну, чертовщина, это больше по ведомству отца Андрея. В чем она конкретно выражается?
— Лично не сталкивался, а чужие сказки пересказывать времени вашего жалко. Своего тоже.
— Извините, — понял отец Андрей. — Не смею больше мешать вашему производственному совещанию.
После того как он вышел, Домнич спросил Проценко:
— Чего ему надо было?
— Если я правильно понял, — не сразу ответил тот, — пришел на тебя посмотреть.
— На хрена?
— Элементарно. Врагов надо знать в лицо.
— Да я еще пальцем в его сторону не шевельнул!
— Твоя стратегическая ошибка. Надо было шевелить.
Спускаясь с крыльца, отец Андрей лицом к лицу столкнулся со стариком Шабалиным. Они внимательно посмотрели друг другу в глаза и разошлись. В дверях старик оглянулся. Проходивший в это время ворота отец Андрей оглянулся тоже. И тот, и другой поймали себя на мысли, что им еще наверняка предстоит посмотреть в глаза друг другу и не разойтись, как сейчас, а окончательно определиться в отношениях. Впрочем, что они враги, и враги непримиримые, ни тот, ни другой уже не сомневались.
Серуня довольно ловко полз по-пластунски между огородными грядками. Когда до летника осталось уже всего ничего и Серуня приподнялся, чтобы получше сориентироваться, совсем рядом послышалось негромкое, но, безусловно, угрожающее собачье рычание. Серуня очень осторожно повернул голову — и обомлел: над ним стоял знаменитый Кармак и, чуть приподняв верхнюю губу, скалил внушительные клыки. Рычание, впрочем, было не вполне уверенным, словно пес примеривался, стоит ли поднимать шум по поводу такого незначительного события, как проникновение в полузаброшенный огород неприятно пахнущего человека. Но поскольку Серуня в испуге замер и старался не шевелиться, пес решил, что добыча не стоит даже и таких усилий, уселся рядом и с интересом стал изучать неожиданного гостя, замершего в неудобной позе. Догадавшись, что Кармак не принимает его всерьез, Серуня стал осторожно подниматься. Постояв с минуту на четвереньках, он наконец отважился переменить позу и сел прямо на грядку напротив внимательно следящего за каждым его движением пса.
— С одной стороны, конечно… — изобразив заискивающую улыбку на основательно помятом бессонной ночью и похмельем лице, заговорил Серуня. — Обязан оберегать. С моей стороны без претензий. Полное понимание, оберегай. А с другой стороны — вломить могут. Тебе, тебе. За то, что смотришь на меня, как на дохлую курицу, и задерживаешь передачу хозяину секретных сведений. Могу, конечно, не передавать, на кой мне все эти разборки? Что там, что здесь, моя фигура полностью отрицательная. Согласен? Вижу, что согласен. Хотя обидно. Почему я стал отрицательным? По каким причинам и обстоятельствам? Между прочим, серьезная человеческая трагедия. Поэтому должен секретные сведения передать. Я их, можно считать, с риском для жизни добыл. Штаны до сих пор еще не просохли. Имеешь полное право выражать недовольство запахом. Мне тоже многое не нравится в окружающей действительности. Из-за этого самого скрытно передвигался вон в том направлении. — Серуня показал пальцем в сторону дома.
— А я думаю, с кем это там Кармак разговаривает? — раздалось вдруг за его спиной. — От горя бежал, да в беду попал — так, что ли?
Появление Мишки Тельминова с карабином наизготовку обрадовало Серуню.
— Пристиг вот… Полное недоразумение с его стороны, — объяснил он, пытаясь подняться. Но, услышав возобновившееся ворчание Кармака, снова плюхнулся на грядку. — Срывает ответственное поручение.
— Тебе, что ль, поручили? — хмыкнул Михаил.
— Себе поручил. Сам. Предотвратить хочу.
— Чего предотвратить-то? Эпидемию гриппа?
— Сам ты гриб, Тельмяк. Я тебя за своего мужика держал, а ты такое недоверие. Я, может, на морду дурак, а внутри тоже переживаю и соображаю.
— Насчет чего?
— Чего насчет?
— Соображаешь насчет чего?
— Х…овые дела, Миша. Я как послушал их разговоры, так со страху обоссался. Веришь — нет, до сих пор штаны не просохли. Если бы узнали, что я рядом нахожусь, живым бы закопали. И никто не узнал бы, где могилка моя…
Серуня всхлипнул и вытер рукавом несуществующие слезы.
Михаил подумал, сел рядом с Серуней на грядку и приказал:
— Рассказывай!
Старенький «уазик» Ермакова с трудом разминулся на узкой поселковой улице с нежелающим сворачивать на грязную обочину «ленд-крузером». Ермаков, оглянувшись, попытался разглядеть забрызганный грязью номер, даже притормозил. Появление в таежном поселке дорогой машины явно из областного центра насторожило его. Кто бы ни были эти гости, вряд ли их появление было случайным, и это могло крепко помешать пока довольно удачно складывающимся для него событиям. Сидевший рядом с ним на переднем сиденье Сашка тоже оглянулся вслед необычной машине и с уважением сказал:
— Вот стервь какая!
Ермаков удивленно приподнял брови и, скрывая улыбку, спросил:
— Ты где, бурундучок, таких слов набрался?
— Деда, когда Зорьку доил, она его хвостом стебанула. Дядя Родион, вот когда мамка узнает, что вы с дедом меня чужой тетке отдали, она вам задаст.