— Где он?
— Неподалеку. Вздремнул, наверное. Третью ночь без сна. Ну что, двинули?
— Может, мне здесь все-таки? Оценить обстановку получшей.
— Поползли, поползли. Здесь на пузе, а чуть дальше — на карачках. Они на тропках засаду расставили. Вполне грамотно обустроились на случай твоего появления. Знали, что объявишься.
— На подходе засекли.
— Да нет, уважают просто. Я тут краем уха подслушал, что ты из вертолета на ходу выпрыгнул. Расскажешь потом в подробностях. Ладненько, поползли. А то мне уже надоело пень из себя изображать. Егор Иванову заначку в твой адрес отыскал еще вчера. Ознакомишься, будем решать, что дальше делать.
Спустившись к ручью, они наконец выпрямились и неторопливо направились к большой груде камней, когда-то сорвавшихся со скального склона полуразрушенной давним землетрясением горы, своими причудливыми очертаниями резко выделявшейся среди окрестных сопок.
— Выдрица, — кивнул на нее Василий. — Отец ей такое звание присвоил по поводу непохожести на окружающую местность.
— Чего-чего, а непохожестей здесь хватает, — согласился Ермаков. — Интересный вашему семейству участок достался. Недаром они на него глаз положили — на ушах стоят, землю роют, убивают, вертолеты заказывают. А теперь вот за тебя взялись, всем своим криминальным составом навалились. Чем уж ты им так насолить успел? Неделя всего как вернулся. Неужели только из-за этой записки? Между нами, в ней ничего для них интересного.
— Прочитали? — остановился Василий.
— Обязаны были. На случай непредвиденных обстоятельств. Написано вполне разборчиво. Видимо, зрение у него только начало погасать.
— Что там?
— Могу дословно.
— Давай.
— «Хорошо, что нашел. Знал, на тебя надежда. Скоро погасну, а ты думай. Здесь жизни никому не будет. Всем, никогда. Все отравили. Забирай мать, Поленьку и уезжай подальше. Куда сможешь. Потому что…» Дальше совершенно неразборчиво. Зрение отказало. Хорошо, что спрятать успел. Ощупью. Плохо спрятал. Егор сразу нашел. И они бы нашли, знали, где искать. Только пользы им от этого, как понимаешь, никакой. Пальцем он ни на кого не показал, доказательств никаких. Могут спать спокойно.
— Да нет, спокойно они спать больше не будут. Не дам.
— Прямо сейчас?
— Прямо сейчас.
— Слышишь, Егор Иннокентьевич? — обойдя большой камень, спросил Ермаков. — Опять наша с тобой стратегия перевернуться собирается.
— Здорово, Василий, — появившись неизвестно откуда, протянул, здороваясь, руку Егор Рудых. — А мы тебя заждались. Рассказывай, чего надумал. По какому поводу делегация в расширенном составе прилетела? Ты им, что ли, шороху навел?
— Сначала они мне, потом я им. С полной уверенностью за золотишком здешним прилетели. Заодно и меня прихватили, чтобы под ногами не мешался. Пришлось свои меры принимать.
— Рассказывай.
— Расскажу. Потом. Сначала настроение им спорчу.
— Каким образом?
— Для начала сообщу, что золото, за которым они все кагалом намылились, уже поболе полувека совсем в другом месте находится. В абсолютной для них недоступности.
— Сведения достоверные? — спросил Ермаков.
— Без вариантов. Убедился собственными глазами.
— Любопытно. Выходит, им опять все обломилось.
— Считаешь, поверят тебе?
— Их дело, могут верить, могут не верить. Лично я предъявлю им свои доказательства. С вашей помощью, конечно. Одному трудновато будет.
— Рассказывай, — снова попросил Ермаков.
— Расскажу. Передохну только маленько. Двое суток на ногах. Километров сто отмахал, если напрямую. Боялся, вам ждать надоест.
— Лады, устраивайся.
— Егор сегодня такого глухаря оприходовал, пальчики оближешь. А тут эти не вовремя нарисовались, пришлось сворачиваться в срочном порядке. Даже к пробе не приступили. Сейчас мы его и приговорим. И приговорим, и поговорим, и новую стратегию обрисуем. Расскажешь, что задумал.
С восходом солнца они рассредоточились и каждый со своей стороны скрытно подошли к зимовью. Василий снова оказался под той же самой елью, с которой начал свое наблюдение. Место было уж очень удобное, хорошо просматривалась дверь зимовья. А в зимовье, если встанет кто-то один, поднимутся и остальные. Значит, и те, кто в засаде, подтянутся на утреннюю разнарядку. Самое подходящее время для совместной беседы. В вертолете, честно говоря, в состоянии обалдения, в котором он тогда еще находился, не вполне разобрался, сколько там пассажиров и кто из них представляет реальную угрозу. Ермаков, конечно, постарался просветить результатами своего наблюдения, но тоже не вполне подробно, издалека. А надо бы поближе. Вот сейчас этим и займемся.
Внезапно он услышал не вполне осторожные шаги. Хрустнула ветка под ногой, а скоро и простуженное дыхание идущего стало слышно. Один из проценковских боевиков прошел совсем рядом. Судя по всему, возвращался из неудачной ночной засады.
«Уже хорошо, одним будет меньше», — решил он и негромко окликнул:
— Как спалось, как караулилось?
Надо отдать должное, бандюган среагировал почти качественно, но поскольку автомат ввиду близости зимовья был у него за спиной, драгоценные секунды были потеряны, и скоро, хорошо упакованный и звукоизолированный, он оказался на том самом месте, на котором Василий вчера не сразу разглядел Ермакова. Правда, тогда и солнышко уже зашло, но место было вполне малоприметное. Затем Василий вышел на основательно заросшую, но хорошо знакомую тропинку и, не скрываясь, направился к зимовью. Пока шел, справа от зимовья услышал договоренный свист. Понял, что еще одним засадником со стороны Ермакова поменело. Шабалин, босс, которого он до сих пор так и не знал, как величать, командир вертолета и бортмеханик — эти, насчет боестолкновения не в счет. Да и Артист, если до серьезного случится, наверняка струсит. Одного из охранников Маша, кажется, слегка подранила, но его не учитывать не стоило, со злости может возникнуть. Еще один где-то подтягивается, но дядя Егор его наверняка уговорит не принимать участия в переговорах. «Что и требовалось доказать», — сказал он себе и, подойдя к зимовью, рывком рванул на себя резко скрипнувшую дверь, и тут же, по привычке, прислонился к стене справа от входа — не стоило светиться раньше срока.
— Встаем, — отозвался из полутьмы зимовья не знакомый ему голос. — Как успехи? Стреножили?
— Как и планировалось, — отозвался Василий. — А теперь, граждане, вопреки законам таежного гостеприимства, попрошу освободить незаконно оккупированную зимовьюшку. Выбирайтесь на свежий воздух, становитесь в строй и внимательно выслушайте мое предложение. Летунам предлагается вернуться на место посадки и готовить машину к вылету. Что делать остальным, будем посмотреть. Целиком и полностью зависит от понимания обстановки и последующего поведения. Так что, граждане, на выход. На выход!
Первым вышел Шабалин. Щурясь от яркого солнечного света, он внимательно оглядел окрестности, убедился, что Василий находится перед ним в единственном числе, сплюнул себе под ноги и, стараясь говорить как можно громче, чтобы хорошо расслышали находящиеся в зимовье, позвал: — Выходите, выходите. Герой России тут в единственном числе. Действует по наглянке, как и все такие герои. У тебя, Васька, видать, десять жизней в запасе. Два раза повезло, думаешь, и дальше так-то будет? Даже автомат наизготовку не взял. Не собираешься, что ль, стрелять?
— Не собираюсь. Незачем.
— И правильно делаешь. Глупо и полностью бесполезно.
— Глупо, что не собираюсь?
— Глупо, что вообще тут объявился. Мы еще вчера все в окрестностях досконально обшарили. Как и следовало ожидать — ноль целых ноль десятых. Помощь твоя по этому поводу теперь не требуется. Предлагаем спокойно удалиться на все четыре стороны. Обещаем не мешать, вслед не стрелять, глупых вопросов не задавать. Обломилось и обломилось. А по мелочам дома разберемся. Надеюсь, в самом скором времени.
Из зимовья по одному стали выходить незваные гости.
— Мне обломилось, или вам обломилось? — насмешливо поинтересовался Василий.
— Тебе, Василий Михайлович, тебе. Везуха, она ведь не каждый раз. Как говорится, пора и честь знать.
— Полностью согласен, Юрий Анатольевич, полностью. Везухи у вас и так кот наплакал, а теперь и вовсе. Как любил говорить наш старлей, «поражение по всем фронтам». Все вышли?
— Из всех, кто был в наличии, целиком и полностью, — насмешливо отрапортовал Проценко. — Что прикажете делать дальше? А то мы еще не завтракали. Сейчас мои мужички подтянутся. Голодные, невыспавшиеся. Это может серьезно осложнить ситуацию.
— Лично я осложнить её совсем непротив. Хотя бы в качестве компенсации за смертельно опасное купание, — обозначился наконец прятавшийся до того за спинами Домнич. — Не хочу только отягощать совесть памятью погибших за неправое дело. Все-таки этот Герой России помог мне на берег выбраться. Так что пусть удаляется подобру-поздорову.
— Считаешь, «неправое»? — не выдержал Василий.
— А что, можешь что-то предъявить? Мы вот можем, а ты? Ты, что можешь теперь? Тю-тю!
— Игорь Кириллович, не усугубляй, — придержал Домнича Проценко. — Пусть товарищ удалится, пока мы добрые. Будем считать все происшедшее его крупной, я бы даже сказал, трагической ошибкой. Бывает, знаете ли, в наше непростое время. А у нас еще дел невпроворот.
— Надеетесь захороненное золото отыскать? — спокойно, словно речь шла о каких-то пустяках, — спросил Василий.
Повисла нелегкая пауза, во время которой незваные гости тревожно переглянулись и стали подтягиваться поближе к стоявшему у стены Василию.
— Имеете что-нибудь сказать по этому поводу? — нашелся наконец Проценко.
— Почему нет? — все так же спокойно, как о чем-то обычном, сказал Василий. — У меня тоже имеется вполне разумное предложение. Удаляетесь сейчас вы, а я остаюсь. Поскольку шансов отыскать то, что вы ищите, у меня теперь гораздо больше, это будет очень даже справедливо. Согласны?