Я судорожно вздохнул.
– Па… Если ты скажешь уйти – я уйду из дому. Только не мучай меня сейчас, хорошо?
Старое кладбище и вообще-то не самое оживлённое место, сейчас же, укрытое снежными сугробами, оно представляло собой пустыню, где почти не ступала нога человека…
Вейла ещё раз оглянулась. Да, вот отсюда… вот чугунный крест, а вот каменный. Пора доставать ключ.
Прибор замигал инфракрасным огоньком, открывая проход. Помедлив секунду, иномейка двинулась вперёд, утопая в снегу выше колена. Шаг… ещё шаг… ещё… и ещё… Мокрый снег уже чавкал под ногами, норовя забиться за голенища сапожек. Ещё шаг… ещё…
Достигнув края снегового покрова, девушка не утерпела, оглянулась. Её следы позади выглядели дико, словно через гигантское увеличительное стекло. Вот изумится какой-нибудь абориген, решивший воспользоваться проторенным путём. Куда девался ходок-то? Вот есть след, а вот он обрывается… по воздуху улетел, что ли? А впрочем, аборигены, промышляющие поиском пропитания и выпивки на кладбище, не склонны к логическому анализу.
Горизонт уже загибался вверх, как полагается. Сухие будылья прошлогодней травы сменились роскошными зарослями цветов, с каждым шагом становившимися сочнее и выше. Какая это всё-таки непредставимо удивительная вещь – тинно…
Возле синего камня Вейла, не теряя ни секунды, сосредоточенно принялась раздеваться. Сложив все вещи в пластиковый мешок, включила «зеркало». Зеркальная голограмма послушно изобразила голую девушку с плотно сжатыми губами и нахмуренным лицом. М-да… забыла ведь про сводку погоды. Что там сейчас на выходе – не Время Гроз часом? Совсем оторвалась от родной Иноме, совсем…
Тряхнув волосами, Вейла решительно двинулась на подъём. Астры-переростки, перемежаемые родными иномейскими ассигейрами, при касании дружно качали разноцветными головами, словно одобряя решение иномейской девушки. Не трусь, подруга, любовь дело такое…
Горизонт уже опускался, открывая взору тёмные небеса, трепещущие голубыми сполохами грозовых разрядов. Ну так и есть… сейчас попаду под ливень…
У самого выхода земные растения исчезли, уступив место законным представителям иномейской флоры – восьмидесятиградусная жара Времени Зноя регулярно истребляла хлипкие иннурийские цветочки, не давая им как следует разрастись. Впрочем, иномейские цветы суровая Иннуру точно так же регулярно отжимала от соответствующих выходов свирепыми зимними морозами и просто ночными холодами… И даже выходы в приэкваториальную зону Иннуру, где температурный режим был вполне сносным, неизменно оказывались свободны от иномейской флоры – растения не могли приспособиться к рваному ритму освещения, череде бешено сменяющихся суток. Перестройка обмена веществ – дело длительное, а тут глазом не успеешь моргнуть…
Ещё шаг, и ливень обрушился на плечи – граница «пузыря» осталась позади. Не теряя времени, Вейла принялась тыкать в нужный амулет, вызывая гравилёт. Молния распорола косую пелену ливня совсем рядом, по ушам ударило громом. Ух, вот это гроза!..
Иномейка чуть усмехнулась. Молния, гром… надо же… Разве это гроза? Вот там, впереди, – та гроза будет не чета этой… И тем не менее разговор должен состояться. Нет смысла тянуть.
Сверкающее веретено упало сверху, развернулось в прозрачный мыльный пузырь. Девушка шагнула прямо сквозь упругую стенку и расслабленно упала в объятия гравикресла.
– Адрес, пожалуйста, – приятным баритоном возвестил автопилот.
– …Ма, а где у нас аджика?
– В холодильнике, на верхней полке.
– Тут только варенье и грибы!
– Лучше смотри.
– А! Вижу!
Мама, месившая тесто на пирог, тыльной стороной руки поправила выбившуюся из-под повязанного по-пиратски платка прядку волос.
– Вот интересно, ма, отчего так получается – завтра наш праздник, и мы же корячимся, ага. Мне порой кажется, все праздники придумали мужчины, чтобы вкусно поесть! – Елена с силой натирала аджикой здоровенную курицу, предназначенную для запекания в духовке.
– Совсем взрослая ты у меня стала, – засмеялась женщина, с удовольствием глядя на дочь. – В корень зришь! Увы, такова уж наша женская доля. Испокон веков кормить детей, мужчин и прочий домашний скот…
– Не, ну правда, ма…
– Ты что, хочешь допустить мужиков на кухню?
– Между прочим, некоторые мужики стряпают вполне прилично.
– Такие уникумы и работают где-нибудь шеф-поварами. Исключения созданы лишь для того, чтобы подчеркнуть правило, Ленуся. Обычный мужчина на кухне – это даже хуже, чем женский футбол. Макароны с тушёнкой и бутерброды с колбасой – это праздник?
Женщины разом рассмеялись.
– Ма, а она придёт? – Елена размещала кур на противне.
Мама посмурнела.
– Вот Антон вернётся, его и спросишь.
Пауза.
– Ма… мне кажется, не всё у них ладно.
Алёна Павловна тыльной стороной ладони отёрла пот со лба.
– Тебе кажется… Маленькая ты всё-таки у меня, Ленка.
– А только что была совсем взрослая…
– Ошиблась я, польстила тебе. «Не всё у них ладно»… Всё неладно у них.
Пауза.
– Ма, ну почему? Она ж замечательная, Марина. И квартира своя притом, живи не хочу… Чего ещё Антохе надо?
Долгая пауза.
– Не в Антошке тут дело, Ленуся… Уж ты мне поверь как опытной замужней женщине. Без очков видно: наш Антон за неё готов хоть под трамвай прыгнуть.
– Ы? – девушка даже прекратила процесс заталкивания кур в духовку. – Марина не?..
– И не в ней дело. То есть не собственно в ней.
– Ма, я, наверное, в самом деле соплюха ещё. Но я ничего не понимаю.
– Ты не понимаешь… Скверно, что я тоже. Если бы она была, скажем, английской принцессой или там княжной Монако, объяснение было бы простое и очевидное – её родня нашего Антошку и знать не желает. Рылом не вышел… Но ведь она сирота?
Пауза.
– Ма, а может, всё-таки она… ну… динамо Тошке крутит?..
Алёна Павловна грустно улыбнулась.
– Если бы я её не видела, это было бы ещё более естественное объяснение. Но я видела… Как она на Антона смотрит – нет, Ленусь, с такими глазами динамо не крутят. Совсем другой взгляд у лярв да шалав…
Пауза.
– Ма, а ты не видела?.. ой…
– Да не закрывай ладошкой рот-то. Если ты про фото – конечно, видела. Это Антошка может полагать, что можно много лет утаивать что-то в доме от хозяйки того дома. Ну и от любопытной девчонки-сестрёнки, естественно.
Пауза.
– Вот это загадка так загадка, Ленусь.
– А ещё он ночами бормочет, ма. Там, во сне, он зовёт её Вейлой. Я слышала.
– Ну слышала и слышала. Не лезь к нему, вот что.
Мама критически оглядела готовый пирог.
– Отец на днях круто поговорил с Антошкой. Что взять с мужика – им лишь бы шашкой махать… Но в какой-то мере он прав. Либо туда, либо сюда – пока весь пар не вышел.
– Ма… А если есть что-то, что мы не знаем? Что-то мешает им… ну… жениться официально.
Женщина вздохнула.
– Ладно, Ленк… Подождём естественного развития событий.
– Ну рассказывай, дочь моя.
Инмун сидел в гравикресле неподвижно, словно изваяние, являя собой образец несгибаемого родителя, стойко переносящего любые удары судьбы. Иллеа, напротив, ни малейших попыток обуздания собственных чувств делать явно не намеревалась.
– А что тут рассказывать? – Вейла чуть улыбнулась. – Я люблю его, мама. И он меня.
– Замечательно, просто замечательно, – вне сомнения, Иллеа постаралась вложить в сказанную фразу весь сарказм, имевшийся в наличии, но голос дрогнул, и подлинного убийственного сарказма не получилось. – И что дальше?
– Мама, у тебя же где-то был телепатор? Включи и не нужно будет лишних вопросов.
– Я бы хотела услышать вразумительный ответ, не прибегая к копаниям в мозгах девицы, очевидно не совсем здоровой, – в голосе матери звякнул металл. – Итак, ты любишь его, он тебя. Ваши дальнейшие планы?
– Планы? – девушка светло улыбнулась. – Вот возьму и выйду за него замуж. Как там правильно-то… «зарегистрирован брак гражданки Рязанцевой»… Белое такое смешное одеяние. И кукла на передке смешной такой тележки с колёсами.
– Что?! – Иллеа даже поперхнулась от возмущения. – Что?!!
– Ну а какой ответ ты желала бы услышать, мама? Очевидно, наша Служба Соединённых Судеб откажется соединить наши судьбы по законам прекрасной Иноме.
– По-моему, ты уже хамишь матери, – вмешался наконец Инмун.
– Прошу прощения, папа. Но в самом деле – какой ответ устроил бы вас? Что я наигралась с этим парнем, пора и за ум браться?
– Ты… ты… Зоофилка! Моя дочь – зоофилка!
– Спасибо, мама.
– Подожди, мать, – Инмун поднял руку. – Буйством эмоций тут ничего не возьмёшь. Ну хорошо, предположим – я говорю, предположим! – Инбер плюнул на ситуацию и не стал вызывать эвакуаторов. И осталась ты жить-поживать на Иннуру со своим возлюбленным аборигеном. Интересная профессия, серп, мотыга… ах, да, ты же служишь в организации, клепающей космические аппараты! Раритеты, тскзть. И пусть здесь, на Иноме, рассветы сменяются зноем, а ливни ночными туманами… что тебе отныне до этого? Здесь день да ночь, и опять день, а там, на Иннуру, – сплошное безоблачное счастье… и дети не мешают опять же… какие дети могут вообще быть в межвидовом сожительстве?
Вейла до боли закусила губу.
– Я мог бы сделать ещё более фантастическое предположение, – невозмутимо продолжал Инмун. – Скажем, что вам удалось совместно прожить двести дней и ночей… сколько это по тамошнему счёту… да, где-то около семидесяти лет. И вот наконец твой любимый абориген упокоится, ты же ещё будешь достаточно крепка. И когда там, на дикой планете, ты начнёшь подводить итоги жизненных свершений…
– Прекрати!!!
– …когда начнёшь подводить итоги – что у тебя будет в итоге?