Я стиснул зубы. Да. Папа, похоже, не привык мелочиться. Сразу пустил в ход ядерное оружие. Дети – это аргумент. Убойный аргумент, чего там…
– Вот вы где, – Иллеа выдвинулась из гущи цветов неслышно, словно привидение.
– Спокойно, Иллеа. Я задал Антону один несложный вопрос. Сейчас он на него ответит.
– А что, ваша здешняя медицина так же бессильна, как и у дикарей Иннуру?
Нет, честное слово, зря я порой ругаю собственный язык за излишнюю самостоятельность. Вот, пожалуйста, – взял и выдал. То, что надо, выдал, без моей помощи. Или это жара и глинтвейн сообща сделали своё дело?
– Оба-на… – неизвестно отчего робот-переводчик использовал для обозначения смысла сложного идиоматического иномейского возгласа именно это жаргонно-ухарское выражение. Возможно, подсмотрел в моей голове. – Уж не хочешь ли ты сказать, что нашими с Иллеа внуками должны стать уникальные межвидовые гибриды?
– А если и так? – похоже, глинтвейн таки всерьёз добрался до моих мозгов. – Альтернативой может служить усыновление сироты. Что, согласитесь, уже несколько не то…
– Есть и более простые альтернативы.
– Простите, но это как раз невозможно. Я её люблю. И она меня. Я от неё не откажусь, покуда жив.
Я набрал полную грудь горячего иномейского воздуха.
– В общем, чтобы вы знали… Я рад, что встретил Вейлу. Я рад, что всё так вышло. И как бы ни сложилась наша дальнейшая судьба – я рад, что Вейла предоставила мне возможность сказать вам обоим всё это. Вот.
Тропинка спускалась вниз, длинная-предлинная… как жизнь. Вейла легко шагала впереди, и от одного вида её у меня в груди было тепло и щекотно.
Почувствовав мой взгляд, она оглянулась, улыбнулась через плечо.
«Ты молодец».
«Да? А мне показалось, на твоего папу я не произвёл впечатления…»
«Ничего ты не понимаешь. Ещё как произвёл».
«Ты мне просто льстишь».
«Я же говорю, ничего ты не понял. Ты заронил в его душу семена сомнения. На что я и надеялась, кстати».
«А мама?»
Пауза.
«С мамой сложнее. Много сложнее, Антоша».
– Ну вот… – иномейка остановилась возле синего камня. – Закончен твой сказочный вояж… Опять мне напяливать эти ужасные тряпки… Телепатор и переводчик давай сюда, кстати, подотчётный инвентарь.
– Пожалуйста, – я протянул ей кулон и клипсы. – Слушай, а чего вы всё своё имущество тут под кустами прячете? Несолидно как-то… Оборудовали бы кладовочку, шкафы там…
– Железные такие, с тремя замками! – засмеялась Вейла. – Не обижайся, Антоша, но иннуриец, он даже в тинно иннуриец.
– Да ладно, ладно… не хотите, как хотите. Я ж понимаю, в чужой монастырь со своим уставом…
Иномейка исчезла в зарослях и спустя минуту вернулась с вещами. И не нужно было иметь при себе телепатор, чтобы сообразить – что-то пошло не так.
– Вейла… что случилось?
– Мой шеф только что был тут, – девушка, хмурясь, поджала губы. – Мы разминулись буквально на какой-то час.
– И что?..
– Он требует меня к себе, Антоша. Похоже, назревает крутой разговор.
Длинные пологие волны лениво накатывались на берег, усеянный крупной галькой. Чуть дальше от уреза воды галька истончалась, перемешивалась с песком. Могучие неохватные пальмы лениво шевелили гигантскими перистыми листьями на головокружительной высоте. Стайка мальчишек на скоростных серфах резвилась среди волн, скользя по гребням и время от времени совершая сальто. Вдали, уже почти теряясь в дымке, неторопливо ползла циклопическая туша грузовоза, раскрашенного в кричаще-яркие красные и зелёные цвета. А ещё дальше небо смыкалось с морем в единое белёсое марево. Инмун вдруг вспомнил как наяву: небо невероятного густо-лазурного цвета и ещё более синее море… и горизонт, обрезанный, как по линейке… Здесь, на прекрасной Иноме, горизонт можно увидеть лишь на экране радара.
– Отдыхаешь?
Иллеа возникла перед ним, точно материализовавшийся Укор Совести. Вздохнув, Инмун закрыл глаза.
– Отдыхаю.
– Замечательно, – в голосе супруги прорезался металл. – Всё уже продумано, вероятно?
– Примерно так…
– Ну и что ты намерен предпринять?
– Ничего.
– То есть? Ты же её отец!
– Это так же верно, как и то, что ты её мать.
– Я так и знала… Слушай, если тебе всё равно, что твоя дочь станет зоофилкой, то мне нет. Придётся действовать самой, как видно.
– Сядь и успокойся. Начнём с того, что парализатор в данном случае абсолютно бесполезен. Время ушло, теперь он её не забудет точно – парализатор не затрагивает долговременную память, гасятся только сиюминутные впечатления. И, так полагаю, он оказался бесполезен изначально. Он хранил её портрет всё это время.
– Тогда… тогда я его просто убью!
– Вот как… А то, что он спас нашей Вейле жизнь, это не в счёт? А то, что мы вместо родной дочери будем иметь непримиримого врага, это мелочи? А Комитет Чести и Права?
Иллеа вдруг бросилась мужу на грудь и разрыдалась горько и безутешно. С тяжёлым вздохом Инмун обнял жену, принялся тихонько гладить по волосам.
– Давай не будем паниковать, вот что. Она взрослая девушка, и всё, чего мы сможем добиться, это рассориться с дочерью. Навсегда.
– Ох, Инмун… за что, за что такое несчастье?!
Пауза.
– Знаешь, Иллеа… Я почему-то не уверен, что это несчастье.
– Вау! Тошка! Какая прелесть! Спасибо, братик! – Ленка в приливе чувств чмокнула меня в нос. Откупорив флакон, нюхнула. – Аромаааат…
– Ма, а это вот тебе, – я протянул матери коробочку.
– Спасибо, Антоша, – мама рассматривала тонкую золотую цепочку с маленьким стилизованным кулончиком: крест, вписанный в круг. Именно так в астрологии и прочей магии-хиромантии обозначалась наша родная планета. – Золото…
– Взрослым женщинам золото дарить практичней всего, – улыбнулся я.
– Совсем взрослый ты у меня стал… – мама со вздохом взъерошила мне волосы, притянув, поцеловала в лоб. – Спасибо ещё раз.
– Тоша, а можно я спрошу? – Ленка смотрела робко и в то же время чуть вызывающе. – Ты сегодня к Марине пойдёшь?
– Предположим. – Я чуть подобрался.
– А почему бы тебе её к нам не пригласить? Посидели бы.
Пауза. Все выжидающе глядели на меня.
Нет, что ни говорите, не зря у человека помимо головного имеется ещё и спинной мозг. Неизвестно, чем бы закончилась пауза, но покуда головной мозг подбирал аргументы и выстраивал убедительные версии насчёт причин отказа, моя правая рука сняла телефонную трубку, левая же указательным пальцем несколько раз провернула диск номеронабирателя. Вот так вот, легко и просто. И не надо никаких навороченных умственных аргументов.
– С вами говорит автоответчик, – откликнулась трубка таким знакомым голосом. – Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала.
– Вейла… – мой язык, похоже, также был подключен к спинному мозгу напрямую. – Я понимаю, может, тебе сейчас не до гостей. Но ты приходи. Приходи, а? Вот прямо сегодня. К нам приходи, домой. Я тебя очень прошу…
Молчание, нарушаемое шорохами телефонной линии. Подождав несколько секунд, я положил трубку на аппарат. Неловко улыбнулся.
– Я сделал всё что мог.
– Придёт? – Ленка смотрела на меня тревожно.
– Я сделал всё что мог!
– Тогда прошу к столу, – отозвался отец, раскупоривая бутылку с «Розовым мускатом». – Дамы, сегодня мы будем ухаживать за вами от и до!
Ухаживать за дамами, сидя перед ломящимся от снеди столом, легко и приятно. Как говорит один мой приятель, «не рельсы таскать». Дамы смеялись, охотно принимая комплименты, а также салаты и куриные ножки, беседа текла легко и непринуждённо… И только настороженно-внимательные взгляды, прорывающиеся из-под ресниц в мою сторону, портили картину безоблачной семейной идиллии.
«…Хотелось бы услышать твою версию дальнейшего развития событий. Особенно насчёт детей – семьи ведь, собственно, и создают ради этого. Итак?»
«А что, ваша здешняя медицина так же бессильна, как и у дикарей Иннуру?»
Вот интересно, для чего у гомо сапиенса такие гипертрофированные полушария головного мозга, если в самые решающие жизненные моменты работают не они?
Звонок в дверь. Все разом замолчали. Помедлив секунду, я двинулся в прихожую. Не глядя в глазок, нашарил защёлку замка…
– Здравствуй, Антон, – она стояла на площадке в своей белой куртке, белой шапочке и шарфе, унизанном тающими на глазах снежинками. – Вот, надо же… снег вдруг пошёл…
– Ты пришла… Ты всё-таки пришла…
– Ну ты же просил?
Вместо ответа я втянул её в квартиру и сочно залепил рот поцелуем. Её губы сегодня были вовсе не жгучими – просто тёплые, очень тёплые, и чуть влажные… нежные, как у ребёнка… совсем человеческие сегодня у неё были губы…
– Раздевайся! – я решительно принялся расстёгивать пуговицы. Закинул шарф и шапочку на полку, нацепил её курточку на крюк вешалки. – Какая же ты молодец, что пришла!
– Кстати, никак не могу уяснить, отчего это женщинам в случае совершения ими какого-нибудь выдающегося поступка тоже говорят «молодец», – засмеялась Вейла. – Надо же правильно говорить «молодица», разве нет? Или правильней будет «молодка»?
– Какая же ты у меня молодица! И молодка!
– Антоша… такой вопрос… – она понизила голос, и голос тот зазвучал неуверенно. – Что будет, если я сниму эти ужасные джинсы? Это сильно шокирует твоих родных?
Я хмыкнул, критически оглядел девушку. Длинный джемпер, плотно облегавший фигуру и достававший почти до середины бёдер, вообще-то вполне мог играть роль платья…
– Ты не думай, у меня там внизу колготки. Но если нельзя, я потерплю.
Я улыбнулся. Вообще-то я уже был в курсе отношения обитателей прекрасной Иноме к земным гардеробам. Как бы чувствовала себя наша русская девушка, одетая в робу сталевара или того хуже – водолазный скафандр? Ну то-то. И какой уж там приятный вечер, это ж мучение, а не вечер будет…