Единственной уступкой цивилизации была моя кровать, резко контрастировавшая с первобытным интерьером. Два светящихся зелёным овальных обруча, висящие без всякой опоры один над другим… отличная штука эта гравипостель, доложу я вам. И вроде бы не невесомость, в невесомости вообще-то спать некомфортно, скорее похоже на плавание в бассейне с сухой водой… впрочем, это уже как настроишь, можно задать такую жёсткость, что будешь лежать словно на стеклянной плите. Но в целом вещь, а уж для секса – вещь абсолютно незаменимая.
Потянувшись, я уселся за стол, придвинул к себе стопку бумажных листов. Достал из гранёного стеклянного стакана шариковую авторучку. Стакан и набор авторучек, кстати, мне был доставлен с моей прародины. Специально. Вот так вот, ребята. А вы как думали? Образование, полученное мною на далёкой Иннуру, не позволяло рассчитывать даже на маломальски приличную должность на прекрасной Иноме. Погрузочно-разгрузочные и землеройные работы последние шестьсот суток успешно и повсеместно выполняли роботы. Можно было бы, конечно, попробовать устроиться экскурсоводом в то же турбюро – с такой-то экзотикой меня бы, безусловно, взяли, правда, пришлось бы изрядно подучиться… Ещё тут можно не работать вовсе – жить на пособие, автоматически полагающееся любому жителю прекрасной Иноме. Здешнее общество достаточно богато и гуманно, чтобы не морить неудачников голодом, толкая на всяческие преступления. И, если смотреть в корень, чисто материальный уровень был бы заметно повыше, чем у инженера моей прародины, вкалывающего на двух работах. Но мог ли я так низко пасть в глазах моей ненаглядной, и хуже того – в глазах дочуры и позже сына? Папа ни дня не работал – каков пример! Да ваш отец просто говорящее дикое животное, бебебе!..
Так что, собственно, у меня и выхода-то особого не было, кроме как становиться Великим писателем земли иномейской. Благо гипнообучение иномейскому общепланетному языку и прочей азбуке-орфографии заняло всего полдня… то есть примерно месяц по календарю Иннуру.
Когда я притащил свой первый опус-мемуар в местную редакцию, все присутствующие сгрудились возле моей персоны. Редактор пришёл в неописуемый восторг и наотрез отказался переводить нетленные строки в компьютерный текст. Зато, даже не вникнув в сюжет, немедленно сделал мне деловое предложение – снабдить опус обложками из грубо оструганных досок с выжженным по дереву заглавием и верёвочным переплётом. И в таком вот виде растиражировать. Выяснилось, что последняя рукопись (то есть именно написанная от руки) на прекрасной Иноме – светлые небеса, укрепите память! – была сработана суток восемьсот назад… или все девятьсот? Собственно, даже печатные бумажные книги здесь давно стали реликтами и раритетами. А тут рукописная!!!
В общем, предложение показалось мне забавным, и я согласился.
Успех превзошёл все мыслимые и немыслимые ожидания. Наверное, с моим романом-мемуаром могли поспорить тиражами Коран и Библия, да ещё цитатник Мао. Если так пойдёт и дальше, скоро воспоминания иннурийского дикаря станут обязательны к изучению в школе. И совершено естественно, что общественность ждала новых откровений жутко талантливого йети. И совершенно немыслимо было обмануть ожидания собственных дочуры и сынули, безмерно гордящихся уникальным отцом. Так что, ребята, тут я здорово попал…
– Ау! Ты дома?
Голос, который я узнал бы даже в гипнотическом сне. И даже, наверное, в анабиозе.
– Для тебя – всегда и непременно!
Они стояли на прилётной площадке все трое. Стояли и улыбались. И солнце будто просвечивало их насквозь.
– Ка-акие гости! Я не видел вас целую вечность!
– Два церка, это целая вечность? – глаза Вейлы смеялись.
– А то нет! – я округлил глаза, изображая запредельный ужас. – Без тебя, без сына, без дочуры! Два церка! А тебе без меня разве было легко?
– Вообще-то да, трудновато, – в её глазах плясали бесенята. – Пустая гравикойка, и с боков поддувает…
И мы разом рассмеялись.
– Предупредили бы, я бы вам тут сварганил отличный обед.
– Ничего, сварганим вместе. Закажем в конце концов, если твои угодья окажутся недостаточно щедры.
– Па, а ты много за это время написал? – это, разумеется, сынуля. И только тут я заметил на его лобке свежее художество. Живописный шедевр весьма талантливо изображал хватай-дерево, унизанное крючковидными колючками, и извилистую молнию, поражающую то дерево прямо в дупло. Поясняющая надпись гласила – «даже не пытайся уклониться».
– Мать, тебе не кажется, что наш сын находится на переднем краешке моды? На самом краешке…
– Да ай, папа! Сейчас все так ходят!
– Куда дракон, туда и попрыгай, – Иллеа слегка встряхнула скромное мальчишечье достоинство брата, украшенное детским бантиком. – Ну скажи, от чего и кому тут уклоняться-то?
– Тихо, тихо! – пресёк я назревающую перепалку. – Вы чего, ссориться сюда прибыли? Я вас не видел целую вечность! И ужасно соскучился! И давайте решать вопрос с обедом!
В хижине мальчишка немедленно устремился к письменному столу.
– Реан, не дури, – попыталась остановить его сестра. – Потом же самому всю книгу читать неинтересно будет.
– Это тебе бывает неинтересно, а мне всегда интересно! – парировал сын.
На этом интересном месте мы с супругой оставили молодёжь и незаметно выскользнули из хижины.
– М-м… – она наконец-то высвободила собственные губы, облизнулась. – Ну хватит… погоди… вон там же туристы на площадке…
– Пусть завидуют. У кого ещё есть такая жена?
– Значит, я всё ещё достаточно хороша для иннурийского дикаря? – В её глазах опять плясали смешинки.
– Для иннурийского дикаря более чем! – авторитетно заверил я, вновь впиваясь поцелуем в её губы.
– М-мм… товарищ, товарищ, возьмите себя в руки! – последнюю фразу ненаглядная произнесла по-русски, ловко выскальзывая из объятий. – Других дел нет, да-а?
– Хорошо, давай о делах, – покорно согласился я. – К свадьбе дочуры готовимся?
– А у тебя есть другой выход?
Я лишь развёл руками.
– С сестрой переговорил? Всё нормально у них? – задала супруга встречный вопрос.
– Да, спасибо, – я улыбнулся. Всё-таки гуманизм тут на недосягаемой высоте, надо признаться… Ведь вот организуют мне регулярные сеансы связи через тинно. Хотя никто не обязан. Разумеется, сестрёнка уверена, что я звоню ей из Австралии, куда нелегально сбежал от тягот дикого российского капитализма. Да-да-да, к своей ненаглядной и наконец-то нашедшейся Марине-Вейле, судя по всему, получившей австралийский паспорт гораздо раньше… Так что рада за меня сестрёнка искренне. Славная она, Ленка… Ну и бывшая родительская московская квартира им, как ни крути, весомое подспорье.
– Слушай, вот ты тут обещала моей сестрёнке насчёт погостить… решительно не представляю себе технических деталей вояжа, – я ухмыльнулся. – Через тинно да прямо в Сидней?
– Ну конечно, ага… Не переживай. В Службе согласились организовать спектакль. Ты будешь числиться субарендатором крокодильей фермы, есть такая на балансе – место глухое, правда… И долетят без чудес, сперва большим самолётом, потом ещё маленьким, – в её глазах плясали смешинки. – Так тебе и не доведётся посетить Сиднейскую оперу. Будешь безвылазно кормить крокодилов всё время визита.
Я лишь хмыкнул. Опера, опера… нужна прямо мне та опера, когда я сестрёнку единственную столько не видел. И вообще, с крокодилами легенда куда круче. Племяш на всю жизнь запомнит удивительное путешествие…
– И всё-таки жаль, что нельзя им показать всё это, – я обвёл рукой дивный пейзаж горной страны.
– О! Аппетиты растут… – в глазах ненаглядной смешинки роились всё гуще. – Напомни, как называется иннурийское животное, которое, будучи запущено под стол, норовит залезть на стол с ногами?
– Погоди, сейчас вспомню… слон?
– Ну хорошо, пусть будет слон, – Вейла рассмеялась.
– А каковы у нас ближайшие планы? Ну вот хоть на эти выходные?
– На эти? Включи телепатор.
– Ожерелье там, в доме, – я улыбнулся. – Я, безусловно, поверю тебе на слово.
– На слово, говоришь…
Она повозилась в верхнем кармашке передника и извлекла на свет узенький пенал. Коробочка раскрылась с резким металлическим щелчком – внутри лежали два тонких заряженных шприца.
– Я немного подзадержусь тут, как ребята улетят, – она чуть улыбнулась. – Или, если хочешь, отправимся на Искристый мыс встречать рассвет. Но можно и к нам домой. Я настроила кондиционер на спецрежим, так что сейчас в доме настоящий холодильник. Тридцать градусов по Цельсию.
– Третий раз… – я сглотнул ставшую вязкой слюну. – Третий раз игра в русскую рулетку…
– По-моему, в эту игру мы играем с самого начала. С того момента, когда ты звенел цепочкой на старом кладбище. И нам всё время везло, как ни удивительно. Я хочу ещё.
Её глазищи смотрят в упор.
– Одно слово, только одно. Да? Нет?
– Да.
Она чуть улыбнулась.
– Тогда остался лишь один важный вопрос. Насчёт сегодняшнего обеда. Пойдём в дом?
– Па, я прочитал! – восторженно встретил нас Реан. – Ну круууто!
– Разболтаешь теперь всем друзьям…
– Кто, я? Я буду нем, как попрыгай! Только ты быстрей дописывай, ладно? А то долго я не удержусь! Э… па, ты чего?
Я лишь блаженно улыбался. Неистовое иномейское солнце пронизывало дырявые стены горной хижины тысячами лучей, не оставляя тьме ни пяди укрытия. Да, вот такой он, мой теперешний дом… Дом Вечного Солнца.