Входящие в эту книгу статьи писались Репиным в разное время, с большими перерывами, в течение двадцати семи лет (1888–1915).
Наиболее ранние из этих статей — «Иван Николаевич Крамской», «Николай Николаевич Ге», «Письма об искусстве» — вместе с несколькими краткими заметками, не входящими в «Далекое близкое», изданы в Петербурге отдельным томиком в 1901 году — «Воспоминания, статьи и письма из-за границы И. Е. Репина», под редакцией Н. Б. Северовой.
В 1913 году, накануне празднования семидесятилетнего юбилея Ильи Ефимовича, т-во А. Ф. Маркс, вскоре слившееся с т-вом И. Д. Сытина, приступило к новому изданию репинской книги, в значительно расширенном виде. Наряду с прежними статьями туда должны были войти те статьи, которые написаны Репиным между 1901 и 1912 гг.
По предложению Репина редактором этой книги издательство пригласило меня, и я тогда же счел своим долгом отметить, что эта книга еще не готова к печати, ибо в ней нехватает наиболее существенных глав: нет автобиографии Репина, не сказано ни слова о том, каким образом в мальчике Репине впервые пробудилось стремление к искусству, под какими влияниями, в какой обстановке он обучался своему мастерству в провинции и в петербургской Академии художеств и как написал он картины, давшие ему всемирную славу.
Представители издательства, главным образом редакция «Нивы», а также многочисленные друзья и почитатели Репина приступили к нему с настойчивой просьбой восполнить этот важный пробел — описать в мемуарах свой творческий путь, и Репин той же осенью горячо принялся за работу.
Раньше всего он приписал к «Впечатлениям детства» (написанным в 1908 году) три добавочные главы: «Как я сделался художником», «Бедность» и «Дядя Митя». (Первая из них в окончательной редакции называется «Ростки искусства».)
Тогда же были написаны им статьи «Юность» и «В Петербурге», причем седьмая глава последней статьи («Старая Академия») перенесена им почти дословно из его воспоминаний о В. В. Стасове, написанных еще в 1908 году (ныне носящих название «Стасов, Антокольский, Семирадский»).
В тот же период (то есть в 1913–1914 гг.) Репин написал для «Голоса минувшего» статью «Из времен возникновения моей картины „Бурлаки на Волге“» (теперешнее заглавие статьи: «Бурлаки на Волге»).
Согласно первоначальному плану, после этой статьи Репин должен был написать также о том, как создавалась им картина «Запорожцы», и дать ряд статей — о Верещагине, Стасове, Сурикове, Викторе Васнецове, Айвазовском, Шишкине (по типу статьи о Крамском).
Но летом 1914 года в Швейцарии умерла его жена Н. Б. Нордман-Северова, и он тотчас же уехал за границу. Вскоре после того, как он возвратился в «Пенаты», началась первая империалистическая война, и его писательские планы нарушились.
Впрочем, некоторое время после начала войны работа над изданием книги продолжалась. Пользуясь разрешением Репина, я выбрал из его старых альбомов в качестве иллюстраций для книги 87 неизданных рисунков, и издательство воспроизвело их на соответствующих страницах «Далекого близкого».
Заглавие книги в процессе работы изменялось не раз. Вначале она была названа автором «Из воспоминаний художника», потом просто «Из воспоминаний», потом — «Мои восторги», потом (28 января 1915 года) он прислал мне краткую записку:
«Я придумал такое заглавие нашей книги: И. Е. Репин. „Автография“.»
За это заглавие он держался упорно и долго, но потом было придумано другое — «Близкое далекое», которое к концу вёрстки превратилось в «Далекое близкое».
Когда в начале 1917 года выяснилось, что из-за типографской разрухи не может быть и речи о напечатании репинской книги, мне в типографии т-ва А. Ф. Маркс выдали ее последний макет с окончательно исправленным текстом, утвержденным собственноручною подписью Репина.
Это был драгоценный уникум, так как все другие макеты, изготовленные раньше, не представляли собою авторизованной редакции текста.
Удрученный тем, что эта книга не дошла до читательских масс, я сделал несколько безуспешных попыток найти для нее издателя, но лишь в 1922 году мне удалось напечатать в издательстве «Солнце», в качестве отдельного выпуска, единственный отрывок из книги — статью «Бурлаки на Волге», с неизданными иллюстрациями в количестве 2000 экземпляров, причем предполагалось, что издательство «Солнце» в ближайшее время напечатает такими же выпусками всю книгу «Далекое близкое».
Получив авторские экземпляры «Бурлаков на Волге», Репин писал мне в обширном письме от 6 января 1922 года:
«Какой небывалый в моей жизни праздник делаете Вы мне! Какое торжество! Какая радость старичку, скромно доживающему свои дни на чужбине! Благодарю, благодарю бесконечно!.. Жду с нетерпением своей книжки (т. е. остальных ее выпусков. — К. Ч.), уже здесь ее ждут друзья и с радостью бросаются на отрывочки».
Но издательство «Солнце» прекратило свое существование на первом же выпуске, а когда в 1924 году я предложил ленинградскому Госиздату напечатать книгу целиком и оставил одному из редакторов для ознакомления свой единственный макет этой книги, через несколько дней обнаружилось, что во время происшедшего тогда наводнения книга утеряна.
Это было большим несчастьем, так как на руках у меня остался лишь ворох неисправленных гранок, да три или четыре первоначальных макета, да несколько разрозненных репинских рукописей.
По этим-то материалам я сделал попытку реставрировать утраченный текст для издания 1937 года. Работа была кропотливая, но, конечно, никоим образом не могла заменить авторизованный текст, тем более, что мне во многих случаях пришлось опираться лишь на черновой материал.
Казалось бы, можно ли сомневаться в достоверности репинских текстов, если у нас имеются его подлинные беловые автографы? Но в том-то и дело, что эти беловые автографы, при наличии дальнейших поправок, внесенных Репиным в корректурные гранки «Далекого близкого», являются для нас черновиками.
Например, в беловой рукописи и в первопечатном тексте его статьи о художнике Максимове сказано:
«Разверните „Войну и мир“ Л. Н. Толстого, начните читать эту великую книгу жизни, которую написал русский человек, и вы невольно сконфузитесь, когда хоть на минуту задумаетесь серьезно, что может сделать искусство своими средствами»[501].
Последние строки написаны так, что не всякий читатель поймет их.
После напечатания статьи о Максимове в журнале «Голос минувшего» я обратился к Репину с просьбой истолковать мне смысл этой фразы, и тогда выяснилось, что «свои средства» толстовского творчества он видит в народных истоках созданной Толстым эпопеи, после чего весь конец этой фразы был энергично зачеркнут (в корректуре «Далекого близкого»), и вместо зачеркнутых появились такие слова:
«…и вы невольно сконфузитесь перед величием искусства, воплощающего русскую правду».
Одна эта поправка превратила и беловой автограф и первопечатный текст в черновики, а таких поправок было много.
Устранить такие мелкие погрешности, чтобы тем рельефнее выступил во всем своем блеске литературный талант Репина, было главной и наиболее ответственной задачей редактора.
Вторая задача — посильное устранение случайных неточностей, неизбежных во всякой мемуарной работе. У Репина этих неточностей сравнительно очень немного, и все они легко устранимы: Толстой помогал голодающим не в Тамбовской губернии (как сказано в воспоминаниях Репина), а в Рязанской; он посетил питерскую мастерскую Ильи Ефимовича не в 1896, а в 1897 году; Герцен не был славянофилом; статью «Разрушение эстетики» написал не Антонович, а Писарев, и т. д.
Чтобы не отвлекать внимания читателей, я не делал никаких оговорок, исправляя эти явные ляпсусы памяти.
Заодно я считал необходимым вычеркивать — всякий раз с ведома и согласия Репина — его частые лирические отступления, носящие характер самооправданий перед «неблагосклонным» читателем.
Иные из подобных отступлений уводили читателя уже слишком далеко от темы. Например, говоря в главе «Юность» о старинном подрядчике Никулине, автор начинал излагать свое мнение о Вяльцевой, певице XX века, исполнительнице цыганских романсов.
К счастью, Репин и сам признавал, что без таких, как он выражался, «пассажей» тексты его сильно выигрывали.
Авторских вставок и добавлений сделано в окончательном тексте не много. Они введены лично Репиным при последней корректуре «Далекого близкого».
Последнюю корректуру он держал в декабре 1916 года. На основе этой корректуры был изготовлен в типографии т-ва А. Ф. Маркс тот окончательный макет его книги, который до сих пор не разыскан. Но последняя корректура нашлась. Я разыскал ее во время войны, в октябре 1941 года. Стоило бегло перелистать эту верстку, чтобы убедиться, что внесенные в нее исправления — последние, то есть именно те, которые непосредственно предшествовали созданию утраченного нами макета. Разница только вот в чем: в корректуре эти исправления сделаны пером на полях, а в макете они стали частью печатного текста.
У меня живо сохранилось в памяти, что, держа эту последнюю корректуру, Илья Ефимович санкционировал два-три варианта, предложенные мною для статьи о Серове. Ни в одном из предыдущих макетов этих разночтений не имеется. Они внесены в самый последний момент, и их наличие в отысканной корректуре свидетельствует, что текст ее — окончательный.
Этот-то текст и воспроизводится в нашем издании «Далекого близкого».
К книге приложено пять небольших статей, которых не было в авторизованном макете.
Статья «Мои восторги», по первоначальному замыслу автора, должна была служить предисловием к «Далекому близкому», но впоследствии в одном из писем ко мне Репин выразил сомнение в ее ценности, и это побуждает меня изъять ее из основного текста и дать в приложении.
Отрывок «Знакомство с Антокольским», тесно связанный со статьей «В Петербурге», где говорится о первых попытках Репина заняться скульптурой (см. настоящее издание, стр.