Перед тем как вернуться к себе, я поболтала с Бабиано, румынским скульптором, жившим неподалеку. Рыбаки со мной поздоровались, показали только что пойманных осьминогов и спросили, люблю ли я их. Чтобы не беспокоить Розу, я вышла через кухню, как это делали все домашние и Капитан. Пакита, кухарка, готовила макароны.
— Сеньора приказала готовить все, что вы захотите. Я слыхала, что вы любите макароны в сухарях, правда? На десерт я сделаю planchadas.
Я обожала этот каталонский ванильный крем, который сверху обжаривали на противне, чтобы придать ему сходство с карамелью.
Дали был в мастерской с Беа и Капитаном.
— Они мне пообещали, но они никогда не держат слово, — говорил Капитан. — Они не сделают обложку «Пари-Матч», как надо.
Мэтр подбежал ко мне:
— Вы получили мое сообщение?
Разве это можно было назвать сообщением? Может быть, речь шла о мухах на картине «Галлюциногенный тореадор»
— Вы ничего не поняли, моя дорогая.
Он потащил меня во внутренний дворик, и только когда мы уселись на рифленые стульчики, наконец-то объяснил:
— «Пари-Матч»! Сегодня вечером мы ужинаем с Майским жуком из «Пари-Матч».
Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что речь шла о журналисте Гильоме Аното. Чтобы эпатировать журналиста, Дали решил, что после сиесты, в 5 часов, я буду читать гостю «120 дней Содома» маркиза де Сада… У мэтра был очень довольный вид.
Гала позвонила ему из Барселоны, и сказала, что любит его, как никогда. Второй хорошей новостью было то, что Рейнольд Морз, уже купивший многие картины Дали, изъявил желание приобрести «Галлюциногенного Тореадора». Мэтр внимательно наблюдал, как я прогуливаюсь по внутреннему дворику. Я собирала жасмин, сорвала маленькую зеленую веточку оливы, потом поправила ленту на эспадрилье.
— Что это у вас в волосах? Один волосок блестит на солнце.
Это была веревочка от коробки с пирожными, которую я обвила маленькими косичками, чтобы походить на средневековую принцессу.
— Дайте сюда! Эта золотая нить в ваших белокурых волосах доставляет мне удовольствие, размеры которого вы не в состоянии себе представить!
Я выдернула веревочку из волос, и он ее поцеловал:
— Спасибо! Я положу ее на абажур моего ночника.
Я уже неоднократно замечала его фетишизм. Так, например, он заботливо сохранял мою старую соломенную шляпу и мои разрисованные сапоги, которые я не носила больше. Я решила сделать то же самое и попросила у него вышитую ковбойскую рубашку. Он мне ее дал, но при этом уточнил:
— Она дорогого стоит, знайте это. В ней я создал свои лучшие полотна. Это коллекционный предмет.
В этот день Дали позволил мне войти в круглую спальню Галы. Я несколько задержалась в гардеробной, потому что меня заинтересовали фотографии на дверцах шкафов. На них я увидела Дали и Галу со всеми знаменитостями того времени: герцогом Виндзорским, Каллас, братьями Маркс, Коко Шанель, Бунюэлем… Было еще фото, сделанное Ман Реем для обложки «Тайм» (Дали говорил обычно не «Тайм», а «Таймэ», делая ударение на последней букве), и, конечно же, знаменитый снимок Филиппа Хальсмана с Дали в окружении котов, на которых откуда-то сверху лилась вода. И еще фотографии юного Артуро и Хуана, мальчика, некоторое время жившего у Дали, теперь уже женатого.
Гильом Аното ожидал нас в круглой спальне, комнате, казавшейся гораздо просторнее, чем она была на самом деле. Со стенами, выкрашенными какой-то светлой краской, она была похожа на башню, стены и потолок образовывали как бы бесконечную сферу. Желтая банкетка, покрытая матрасом, тянулась вокруг всей комнаты и не описывала полный круг только из-за камина, обрамленного слоновьими клыками. Несколько окон были заставлены русскими шкатулочками, резными вещами, на одном стоял хрустальный подсвечник. Всюду цветные подушечки, в центре — большой ковер. В маленьких стенных нишах — несколько статуэток и хрустальный бюст римского императора, подсвеченный сзади. И, конечно, плюшевые зверьки Галы: собачки, шевелившие хвостом, когда их приподнимали, обезьянка, бьющая в барабан, белые меховые овечки.
Дали принес толстый том сочинений де Сада, и я принялась читать с видом маленькой умненькой девочки. Я надела к тому же платье в цветочек. Я выбирала самые отвратительные места из «120 дней Содома» и читала их спокойным и равнодушным голосом, более того, наивнее всего звучали в моем исполнении самые ужасные описания пыток. Я должна была держать себя в руках, чтобы не выдать мои подлинные чувства по отношению к этим зверствам. Я никогда раньше не читала де Сада, а теперь меня просто выворачивало наизнанку от этого чтения.
Гильом Аното, казалось, был потрясен, тогда как Дали упивался произведенным эффектом и моим смущением. Наконец он меня остановил и спросил у нашего гостя:
— Она читает чудесно, не правда ли?
Аното поперхнулся, но похвалил чтение. Дали тут же переменил тему разговора, как будто ничего особенного не произошло. Больше вопрос о де Саде не поднимался, несмотря на то, что журналист, наверное, задавался вопросом, что же значит присутствие в спальне Галы юной особы, читающей маркиза де Сада так спокойно и непринужденно, как другие читают графиню де Сегюр. Ужин состоял, как и должно, из лангуста в шоколаде и розоватого шампанского. Затем Дали предложил посмотреть фильмы в библиотеке. Артуро притащил старый проектор. Пожелтевший от времени экран висел на стене этого чудесного помещения, куда я впоследствии часто приходила. На стеллаже сверху стояли чучела аистов, а возле перегородки я заметила статуэтку Марии-Магдалины из раскрашенного дерева. Мы посмотрели фильмы с участием известных комиков: Чарли, Гарольда Ллойда, Гарри Лэнгдона, последнего Дали особенно любил. За фильмами последовали старые записи новостей и видавшая виды копия «Андалузского пса». Дали все время комментировал, рассказывал Аното анекдоты об этих фильмах.
Когда Артуро включил свет, я уже мирно спала, свернувшись калачиком на маленькой белой софе, с веточкой туберозы на груди. Аното был возмущен:
— Это неслыханно! Ну и молодежь пошла! Иметь возможность общаться с таким гением, как вы, слушать ваши рассказы и вместо всего этого — спать!
— Почему бы и нет, — ответил развеселившийся Дали. — Было бы хуже, если бы она читала ваш «Пари-Матч».
Как и следовало предполагать, «Пари-Матч» не сделал обещанной обложки.
Дали повел меня купаться куда-то за сад, на маленький пляж, о существовании которого я и не догадывалась. Мы миновали ту часть сада, в которой рос старый кипарис, единственное богатство семейства Дали до покупки дома Лидии, «прочно стоящей на ногах». Терраса со шпалерами, возвышающаяся над морем, сначала упиралась в белую голубятню, а потом спускалась к оливковым деревьям. В этой части она была вымощена плитами. Сквозь плющ, обвивавший стены, иногда можно было разглядеть бюсты в римском стиле. Это напоминало сад из «Красавицы и чудовища» Кокто. Позже Дали и Гала купили землю за садом. Их владения тянулись уже до маленького пляжа. Гала приказала зацементировать землю за террасой и вдоль берега моря, засадить ее олеандрами и гранатовыми деревьями. Плоды граната слегка потрескались, и было видно их рубиновое семя. Дорога была выкрашена известью, и по вечерам можно было прогуливаться по ней или усесться на старую скамейку, покрытую шифером, в самом глухом уголке сада.
Перед старым каменным бараком, над дверью которого висела голова слона, потускневшая от дождя, Дали объявил мне с обычной напыщенностью:
— Здесь помочилась Анита Экберг!
Это действительно историческое событие не помешало мне осмотреть барак внутри: гора маслин, всякие отбросы, следы недавнего костра. Здесь ночевали хиппи, пока Артуро их не прогнал.
Чтобы искупаться, нужно было отплыть подальше, но водоросли мешали плавать, и мы довольствовались тем, что просто повозились в воде, чтобы освежиться перед ужином. Дали вылез на берег, и сказал, что пойдет дождь. Небо, однако, было безмятежно голубым.
— Вы видите эти тучи, похожие на башни? Они предвещают дождь после обеда. Жаль…
Он умел «читать» небо, как рыбаки, которые угадывали погоду по форме облаков и по полету ласточек. После обеда в самом деле пошел дождь.
Пока он спал, я забралась в библиотеку. Белые шторы, сумрачная мебель, купленная Галой в Оло, засушенные желтые цветы на шкафу — вся обстановка этой комнаты была как будто предназначена для медитирования. Я стала перелистывать кипу переплетенных книг. Там были большие альбомы «Illustracion Catalana», журнала начала века с чудесными гравюрами, в созерцание которых я погрузилась. Энциклопедия «Espasa» возвышалась над иллюстрированным «Ларуссом». Из окна я увидела лодки, раскачивающиеся по воле волн. Дождь все шел и шел. Бухта стала серой, и еще ярче заблестел шифер на крыше дома Дали.
Дали нашел меня в библиотеке:
— Вы мне снились, — сказал он. — Вы были совсем крошечной, щегольски одетой и блестели, как солнце. Это, наверное, потому, что перед сном я разглядывал золотую нить в ваших волосах. Ну, что вы тут нашли?
Я указала ему на энциклопедии и на «Illustracion Catalana»:
— Вы уникальны! Вы напомнили мне самые чудесные впечатления моего детства. Я не рассматривал эти гравюры уже лет 50, а вы, как фея, вдруг почувствовали это и выбрали именно их. Благодаря вам, я сегодня вечером буду читать Пруста. Вы читали Пруста, я надеюсь?
Нет, я не читала Пруста, но заметила полное собрание его сочинений на стеллаже в библиотеке.
— Сегодня идеальный день для того, чтобы его почитать. Дождь будет идти весь вечер. Приходите в мастерскую почитать мне. Гала всегда это делает.
Я уселась на стул и начала читать «Под сенью девушек в цвету». Дали сначала созерцал свое полотно, перебирал кисти, потом долго водружал себе на нос очки с увеличительными стеклами и усаживался на деревянный стул. Сейчас он работал над одним куском скалы, высветляя его с помощью пастели, чтобы передать свечение воды, окружающей скалу. Переворачивая страницы, я краем глаза наблюдала за ним: положив один штрих, он отступал на шаг и любовался полученным эффектом, потом клал другой. Мэтр был безнадежно медлителен.