Неврозы как ошиока личностными ризиити>
Конфликт сам по себе, несомненно, является проявлением некоторого здоровья. Думаю, с этим согласится всякий, кто хоть раз в своей жизни видел действительно равнодушного, апатичного, утерявшего надежду человека, человека, который перестал надеяться, бороться, пере стал реагировать. С этой точки зрения невроз не может не обнадеживать. Внутренний конфликт обозначает, что человек, испытывающий страх, не верящий в себя, человек со сниженной самооценкой и т. д., тем не менее тянется к человеческому наследию и к тем понятным радостям жизни, на которые каждый из людей имеет право просто в силу своей принадлежности к человеческому роду. Можно повторить, что конфликт в данном случае это неуверенное, неуклюжее стремление к самоактуализации, к вочеловеченности.
Конечно, ущерб может быть восполнен. Очень часто мы видим, как простое удовлетворение доселе неудовлетворяемых потребностей может решить проблему, особенно у детей. Вполне очевидно, что для того, чтобы <вылечить> ребенка, которого мало любили, его следует первым делом окружить вниманием и заботой. У меня нет статистических данных, но, основываясь на своем клиническом и житейском опыте, я могу смело заявить, что такая тактика срабатывает в девяти из десяти случаев. Таким же образом человеку, терзающемуся от чувства собственной никчемности, уважение станет лучшим лекарством. Все это приводит нас к очевидному выводу: поскольку медицинские понятия <здоровья> и <болезни> совершенно затерлись и обветшали, то и традиционные представления о лечении и уходе, осуществяемыми властными докторами, должны быть отброшены и заменены другими.
Комплекс Ионы
Я хочу рассмотреть одну из многих причин того, что Энджиел (4) назвал уклонением от роста и развития. Каждый из нас имеет тягу к улучшению самого себя, стремление к актуализации своих возможностей, к самоактуализации, или тенденцию к вочеловечиванию, или к осуществлению своей человечности, - называйте это как хотите. Но если так, то что сдерживает
нас? Что мешает нам?
Я хотел бы остановиться на одном из защитных механизмов37, препятствующих личностному росту, на который до сих пор почти не обращали внимания и который я называю здесь <комплексом Ионы>*.
В черновиках я называл этот механизм <боязнью собственного величия>, <уклонением от своего предназначения>, <бегством от своих талантов>. Со всей возможной прямотой и остротой я хотел бы подчеркнуть не фрейдистское происхождение этого термина, подчеркнуть, что в данном слу * Название предложено моим другом, профессором франком Мануэлем, с которым я обсуждал эту проблему.
48
Здоровье и патология
чае человек сдерживает как худшие, так и лучшие свои позывы, хотя и поразному. Практически каждый из нас мог бы добиться в своей жизни большего, чем достиг. В каждом из нас есть нереализованные или нераскрытые возможности. Ясно, что многие из нас уклоняются от пути, предначертанного нам природой. Мы пытаемся избежать ответственности, которую возлагает на нас (или вернее, предлагает нам) наше устройство, наша судьба, а иногда и случай, точно так же, как Иона тщетно пытался избежать своей миссии.
Мы боимся своих лучших способностей (как и своих низших побуждений). Мы боимся быть такими, какими представляем себя в краткие, прекрасные минуты прозрения, в самые совершенные моменты своей жизни, собрав все свое мужество в кулак. Мы восхищаемся собой и даже испытываем благоговейный трепет перед божественными возможностями, которые обнаруживаем в себе в эти прекраснейшие мгновения жизни. Но мы одновременно трепещем от ужаса перед ними и чураемся их.
Мне было нетрудно продемонстрировать это своим студентам, просто спросив их: <Кто из вас, сидящих в этой аудитории, желает или надеется написать великий роман, или стать сенатором, или губернатором, или президентом? Есть ли кто-нибудь, кто хотел бы стать генеральным секретарем Организации Объединенных Наций? Или великим композитором? Кто из вас мечтал стать безукоризненным до святости, как Швейцер, к примеру? Есть ли кто-нибудь, кто надеется внести заметный вклад в историю человечества?> После такого вопроса все они, как правило, смущенно хихикали, пожимали плечами и краснели. И тогда я задавал следующий, вполне логичный, вопрос: <Если не вы, то кто?> Точно так же, как я понуждал своих студентов соизмерить себя с высочайшими вершинами человеческих устремлений, я мог бы спросить сейчас у вас: <Что за великую книгу пишет каждый из вас втайне от остальных?> Я не сомневаюсь, что на этот вопрос многие покраснеют и возмущенно фыркнут. Но разве он неправомочен? Кто, если не психологи, должен писать книги по психологии? Я могу спросить: <Разве вы не хотите стать психологами?> - <Хотим>. - <Раз так, значит, вы собираетесь быть пассивными, безголосыми психологами. Но какой в этом смысл? Это не самый лучший путь к самоактуализации. Нет, вы должны стремиться стать первоклассными психологами, в самом лучшем значении этого слова, лучше, чем вы можете себе представить. Если же вы намеренно стремитесь стать меньшим, чем можете стать, тогда я должен предупредить вас, что вы будете глубоко несчастны всю свою жизнь. Вы не реализуете ваши таланты, ваши способности>.
Мы испытываем и стремление, и страх не только по отношению к своим собственным высшим возможностям, но мы также отягощены постоянной, универсальной - и, возможно, даже закономерной - амбивалентностью по отношению к высшим возможностям других людей и возможностям человеческой природы в целом. Разумеется, мы восхищаемся и преклоняемся перед честными, благородными, духовно чистыми, святыми людьми. Но возьмется ли кто-нибудь, кто заглядывал в глубины человеческой души, отрицать, что наше отношение к благородному и святому человеку двойственное, а порой даже враждебное? А если человек красив? Или велик? Или ге Неврозы как ошибка личностного развития
49
ний? Не нужно быть психотерапевтом, чтобы понять происхождение этого феномена - поэтому назовем его <встречной оценкой>. История дает нам множество тому подтверждений, я бы даже сказал, что во всей истории человечества нельзя найти ни одного исключения. Мы, конечно, любим великих людей, мы восхищаемся ими, воплотившими в себе все самое лучшее, что может быть в человеке, - добро, справедливость, красоту, совершенство, успех, - но при этом испытываем неловкое чувство, тревогу, беспокойство, а возможно даже ревность и зависть. Эти люди как будто напоминают нам о нашей собственной малости, нашей неуклюжести, неловкости. Они лишают нас самоуверенности, самообладания, самоуважения. (Ницше по-прежнему остается лучшим учителем в этом вопросе.)
Здесь-то и спрятан ключ к разгадке. По моему мнению, великие люди уже самим фактом своего существования и теми качествами, которыми они прославились, вольно или невольно принижают нас. Даже если мы не осознаем этого, не понимаем, почему при встрече с таким человеком или при одном упоминании о нем мы чувствуем себя глупыми, или безобразными, или низкими, мы тем не менее отвечаем проекцией, а именно, реагируем так, словно этот человек действительно желает унизить нас, как если бы мы были мишенью для его добродетелей (54). Наша враждебность по отношению к нему вполне объяснима. И мне представляется, что только осмысление и понимание способны победить эту враждебность. То есть, если вы найдете в себе силы осознать и проанализировать вашу собственную встречную оценку самого себя, понять истоки вашего бессознательного страха и ненависти к настоящим, благородным, красивым людям, тогда вы, наверное, сможете побороть свою неприязнь к ним. Я могу продолжить эту мысль и предположить, что, если вы научитесь любить высочайшие возможности другого человека, то вы не будете бояться обнаружить их в себе.
Отсюда же проистекает страх перед высшим началом, классическое описание которого дал Рудольф Отто (125). Если сопоставить наше соображение с мыслями Элиаде (31) о сакрализации и десакрализации, то становится ясна и универсальная причина этого страха. Это - боязнь прямой конфронтации с богом или богоподобным. В некоторых религиях неизбежным следствием подобной конфронтации считается смерть. В верованиях многих народов с примитивной культурой присутствуют местность или предметы, на которые наложено табу, поскольку они в силу своей сакральности могут быть опасными для человека. В последней главе моей
Дело в том, что этот душевный трепет не надо воспринимать исключительно в черных красках, от него не нужно прятаться или бежать. Это чувство может оказаться и полезным, оно может принести человеку даже радость, даря ему мгновения наивысшего восторга и экстаза39. Познание причин соб 50
Здоровье и патология
ственных страхов, возможность заглянуть в себя или <проработка> по Фрейду являются лучшим ответом им. Это лучший путь из всех известных мне, позволяющий человеку в конечном итоге согласиться со своими высшими возможностями, взрастить заложенные в нем зерна величия и добродетелей, мудрости и талантов, которые он до поры скрывал в себе или старался не замечать.
Много пользы мне принесли попытки понять, почему экстаз бывает, как правило, кратким и мимолетным (88). Ответ более чем очевиден. Мы просто не в силах вынести большего! Экстаз потрясает и отнимает много сил. Мы часто слышим от человека в такие мгновения: <Это слишком! >, или:
<Я не вынесу этого>, или: <Я сейчас умру>. И я, сторонний наблюдатель, не мог не чувствовать - да, он действительно может умереть. Невозможно долго находиться в состоянии исступленного, бредового счастья. Наш организм слишком слаб для собственного величия, так же как не приспособлен он, например, для часового оргазма.