Часть III
енности
Слияние действительного и ценностного
Я начну с объяснения того, что я называю высшим переживанием, потому что именно на примере этих переживаний наиболее просто и подробно можно продемонстрировать мой тезис. Понятие <высшее переживание> объединяет в себе лучшие мгновения человеческой жизни, счастливейшие мгновения человеческого бытия, переживания экстаза, увлечения, блаженства, величайшей радости. Я обнаружил, что эти переживания имеют глубокие эстетические основания, такие как творческий экстаз, материнская любовь, совершенные сексуальные переживания, родительская любовь, переживания при родах и многие другие. Я использую словосочетание <высшие переживания> как обобщенное и абстрактное понятие, потому что обнаружил, что все эти экстатические переживания имеют общие характеристики. Можно представить себе обобщенную схему или абстрактную модель, которая описывала бы общие характеристики всех подобных переживаний. Пользуясь этим понятием, мы сможем говорить одновременно обо всех переживаниях подобного рода и о каждом из них в отдельности (66, 88, 89).
Я получил от своих испытуемых множество описаний высших переживаний и их мировосприятия в такие моменты. Эти описания можно подвергнуть схематизации и обобщению.
Это необходимо сделать еще и потому, что кроме схематизации и обобщения я не вижу другой возможности как-то осмыслить и упорядочить многообразие накопленных мною определений и словесных конструктов. Если попытаться сделать выжимку из множества слов и описаний мира, каким он представляется людям в мгновения высших переживаний (а я выслушал около сотни человек), то все это многообразие можно свести к следующим основным характеристикам: правда, красота, цельность, гармония, живость, уникальность, совершенство, нужность и необходимость, завершенность, справедливость, порядок, простота, богатство, спокойствие и вольность, игра, самодостаточность.
118
Ценности
Хотя этот список - всего лишь выжимка, сделанная одним конкретным исследователем, я не сомневаюсь, что любой другой исследователь, задавшись подобной целью, составит примерно такой же список. Я уверен, отличия будут крайне незначительными и касаться они будут лишь подбора более подходящих синонимов к тем же понятиям.
Эти понятия очень абстрактны. Да и как иначе? Ведь каждое из них объединяет в себе несколько сторон очень разных по происхождению и проявлениям переживаний. Само величие и широта охватываемого явления неизбежно предполагают общий характер и абстрактность обозначающего его слова.
Это - нюансы мировосприятия в моменты высших переживаний. Здесь могут быть отличия только в степени выраженности, яркости того или иного впечатления - иногда люди в первую очередь постигают правдивость и истинность мира, а иногда - красоту.
Я хочу подчеркнуть, что этими понятиями обозначены характеристики мира. Это описания мира, отчеты о его восприятии, свидетельства о том, каким он представляется людям в лучшие моменты их жизни, и даже о том, что он представляет из себя на самом деле. По сути эти описания сродни репортажу журналиста, ставшего свидетелем некого события, или отчету ученого, столкнувшегося с любопытными на его взгляд фактами. Это не описания идеального мира и не проекции желаний исследователя. Это не иллюзии и не галлюцинации - нельзя сказать, что человек, настигнутый высшим переживанием, испытывает эмоциональный катаклизм, выключающий его когнитивные способности. Напротив, высшие переживания обычно оцениваются людьми как моменты просветления, мгновения постижения истинных и подлинных характеристик реальности, прежде недоступных пониманию*.
* Есть одна очень старая проблема - проблема соотношения истины и откровения. Религия, как общественный институт, выросла на том, что отказывалась признавать существование этой проблемы, но нас не должна сбивать с толку и завораживать убежденность мистиков в абсолютной истинности их мироощущения, данного им в откровении. Да, это своего рода постижение истины - для них. Но и многим из нас знакомо это чувство искренней убежденности в том, что перед нами открывается истина - когда нас настигают мгновения откровений.
Однако человек три тысячи лет пишет свою историю и за это время уже успел понять, что одной убежденности в истине недостаточно, необходимо некое внешнее подтверждение этой истины. Должна быть какая-то методика верификации, некий прагматический тест, некая мерка; мы должны подходить к этим откровениям с некоторой долей осторожности, хладнокровия и сдержанности. Слишком многие духовидцы, провидцы и пророки чувствовали абсолютную убежденность и заражали ею окружающих, но впоследствии бывали посрамлены.
В известной степени это разочарование - разочарование в личных откровениях - способствовало рождению науки. С тех пор и по сегодняшний день официальная, классическая наука отметает откровение и озарение, как не заслуживающие доверия.
Слияние действительного и ценностного
119
Так случилось, что именно мы - психологи и психиатры - оказались первыми у истоков новой эры в науке. Психотерапевтический опыт вынуждает нас повседневно сталкиваться с озарениями, высшими переживаниями, безысходным отчаянием, прозрением и экстазом, как на примере наших пациентов, так и на собственном опыте. Для нас все эти переживания стали обычными, и мы уже можем утверждать, что хотя бы некоторые из них несут в себе черты достоверности.
Пусть химик, биолог или инженер обескураженно разводит руками, в очередной раз сталкиваясь с вечно новым открытием, что истина рождается именно этим, вечно новым способом: внезапно, в момент озарения, как взрыв, проламывая стены, преодолевая сопротивление, преодолевая страх провидца. Для нас это работа; наш долг - испытывать опасные истины, истины, испытующие нашу самооценку.
Холодный скептицизм ученого неоправдан даже по отношению к холодной объективной реальности. Сама история науки, во всяком случае биографии великих ученых, являют собой и дивный эпиграф внезапного, экстатического постижения истины, и трудную повесть о медленном, тщательном, постепенном подтверждении ее другими людьми, чья работа так же отлична от полета мысли первых, как труд скарабея отличается от свободного парения орла. В связи с этим мне вспоминается, как Кеккуле увидел во сне кольцеобразную структуру бензола.
Бытует расхожее мнение, что суть науки заключается в накоплении достоверных данных, в подтверждении истинности гипотез и скрупулезной проверке идей на предмет правильности или неправильности. Но наука в любом случае также является и инструментом открытия, а значит, ей следует понять, что благоприятствует инсайту, откровению, прозрению, и как затем использовать их в качестве научных данных. Другие примеры подобного миропостижения - я говорю о высшем постижении, об особой проницательности, приходящей к человеку в момент высшего переживания, о способности увидеть ранее скрытую истину - можно найти в высшей любви, в некоторых религиозных переживаниях, в групповой психотерапии, в интеллектуальных озарениях и глубоких эстетических переживаниях.
Буквально в последнее время у нас появилась возможность валидизации подобных способов познания. Эксперименты, проводимые независимо в трех разных университетах, в которых исследовалась возможность лечения алкоголизма при помощи ЛСД, оказались успешны в пятидесяти процентах случаев (1). Я отдаю себе отчет в том, что очень скоро мы оправимся от радости, вызванной этим удивительным достижением, этим нежданным чудом, и со свойственной человеку ненасытностью примемся требовательно вопрошать: <А что же те, которые не вылечились?> Но пока я хочу процитировать письмо, полученное мною от доктора А. Хоффера. Датировано оно февралем 1963 года:
120
Ценности
<Мы стремились использовать предельные переживания как терапевтический инструмент. Наши пациенты-алкоголики принимали ЛСД или мескалин, слушали музыку, подвергались визуальной стимуляции и словесному внушению, - все было направлено на то, чтобы вызвать у них предельные переживания. Такой курс лечения у нас прошли более пятисот алкоголиков, и сегодня я могу сформулировать некоторые общие закономерности. Первая и основная заключается в том, что большинство излечившихся алкоголиков испытывали предельные переживания. И наоборот, из тех, кто не испытывал таковых, не излечился практически ни один.
Кроме этого, у нас появились серьезные данные, позволяющие говорить о том, что аффект является главным компонентом предельного переживания. Некоторые из испытуемых в первые два дня эксперимента вместо ЛСД принимали пеницилламин, который вызывал у них переживания, аналогичные тем, что вызывает ЛСД, но с меньшей выраженностью аффекта. Эти пациенты погружались в галлюцинирование того же зрительного ряда, у них отмечалось аналогичное смещение и искажение в способах мышления и рассуждений, но их эмоциональный фон оставался ровным, они были скорее сторонними наблюдателями за своими чувствами, нежели участниками происходящих с ними событий. То есть, эти испытуемые не имели предельных переживаний. И в результате только десять процентов из них мы смогли счесть излеченными против ожидавшихся нами шестидесяти процентов>.
Сейчас мы приступим к подъему на самую вершину - мы примемся за составление перечня характеристик реальности, светлых черт того мира, что видится людям в мгновения высших переживаний, и докажем, что они совпадают с тем, что принято называть вечными ценностями или вечными истинами. Мы увидим царство старого, доброго триединства - правды, красоты и добродетели. То есть, перечень описанных характеристик мира, являющегося взору человека в такие мгновения, одновременно является и перечнем ценностей. Эти характеристики испокон веков высоко ценимы великими религиозными мыслителями и философами, и список этот почти полностью совпадает с теми вещами и явлениями, что у наиболее серьезных мыслителей человечества заслуживало звания главного или высшего смысла жизни.
Хочу повторить, что мой тезис формулируется в терминах науки, которую я определяю как популярную. Любой человек может попытаться переформулировать его, проверить его для себя; любой может проделать то же, что проделал я; может, если пожелает, столь же объективно, как это делал я, записать на магнитофон все, что ответят ему его испытуемые, и затем обнародовать эти ответы. То, что я изложу ниже не схоластика.