Дальние пределы человеческой психики — страница 29 из 86

Слияние действительного и ценностного

121

Мои опыты можно повторить, подтвердить или опровергнуть, мои выводы, если угодно, поддаются даже количественной оценке. Они окончательны и надежны именно в том смысле, что, если взяться повторить эксперимент, то мы получим те же самые результаты. Даже с точки зрения ортодоксальной, позитивистской науки девятнадцатого столетия мои выводы нельзя считать ненаучными. Мои выводы - это когнитивное заявление, это описание объективной реальности, характеристик космоса, мира, существующего независимо от воли и пристрастий человека, который только сообщает о нем и только описывает его, это сухой перечень того, каким видится мир человеку. Эти данные можно обрабатывать традиционными научными методами, устанавливая меру их точности или неточности*.

Однако это же описание мироощущения одновременно выступает и как оценочное описание. Перед нами предстают ценности, способные воодушевить человека, вещи, за которые человек готов пойти на смерть, терпеть боль, страдания и лишения. Их можно назвать <высшими> ценностями потому, что они, как правило, открываются лучшим людям, в лучшие моменты их жизни, при самых благоприятных условиях. Мы оказываемся в понятийной среде высшей, более совершенной, более одухотворенной жизни, и хочется сразу добавить, что погружение в эту среду должно стать и главной целью психотерапии, и конечной целью образования, образования в самом широком понимании этого слова. Именно в этой атмосфере зарождаются качества, так восхищающие нас в великих людях, качества, которые были присущи нашим героям, нашим святым, которые приписывают даже нашим богам.

Таким образом, когнитивный процесс становится одновременно и процессом определения ценностей. То, что существует, принимает свойства должного. Факты становятся оценками. Реальный мир, увиденный и понятый, превращается в мир ценимый и желанный. Мир, который <есть>, ста * Любой человек в меру своей заинтересованности в состоянии продолжить эти исследования. Например, некоторые из моих студентов осуществили несколько экспериментов. В одном из них, очень простом, который мы затеяли только для того, чтобы показать, в каком направлении можно продолжать работу, мы обнаружили, что у девушек - учащихся колледжа высшие переживания зачастую вызываются любовными чувствами и осознанием того, что они любимы. И напротив, их ровесники-юноши больше ценят такие вещи, как решение поставленной перед собой задачи, успех, достижение превосходства над окружающими. Этот вывод согласуется и со здравым смыслом, и с клиническими данными. Можно представить себе множество других исследований подобного рода; поле для опытов безгранично расширилось после того, как было доказано, что высшие переживания достижимы искусственным путем, при помощи лекарственных препаратов.

722

Ценности

новится миром, который <должен быть>. То есть, говоря другими словами, действительное сливается с ценностным*.

Трудности с определением понятия <ценности>. Очевидно, что все, о чем здесь идет речь, имеет отношение к ценностям (21, 93), как бы по-разному мы ни определяли это понятие. Не вызывает сомнений, что это слово для разных людей обозначает совершенно разные вещи. Я убежден, что из-за путаницы со значениями, которые придаются этому термину, в скором времени мы откажемся от него в пользу более точных, более пригодных к употреблению терминов, каждый из которых будет содержать в себе одно значение из того множества, что сегодня объединяется понятием <ценности>.

Если поддаться искушению образного мышления, мы можем представить себе понятие <ценности> как большой сундук, где хранятся самые разнообразные, зачастую непонятные вещи. Многие философы, писавшие о ценностях, пытались найти некую формулу, определение, которые позволили бы объяснить, почему под крышкой одного сундука оказались такие разные вещи. Они настойчиво задавались вопросом: <Что на самом деле обозначает это слово?> - забывая, что слово само по себе может не значить ничего, что оно может быть просто биркой на сундуке. В таком случае возможно только плюралистическое описание понятия, только составление списка вещей, только перечень значений, которые приписывают слову разные люди.

Я предлагаю вашему вниманию серию частных наблюдений, череду предположений и ряд вопросов, посвященных разным сторонам этой проблемы, - и таким образом попытаюсь добиться слияния или хотя бы приблизиться к слиянию того, что люди называют <ценностями>, и того, что заслуживает звания <факты>. Мы с вами попытаемся перейти от лексиграфических споров к большему пониманию того, что на самом деле происходит с явлениями, изучаемыми психологией и психотерапией, покинем холодный космос семантики и обратимся к миру природы. И это будет первым шагом к тому, чтобы признать поднятые нами проблемы научными (в широком понимании научного, включающем в себя не только сухие цифры экспериментальных данных, но и опыт человеческих переживаний).

Психотерапия как поиск <существующего> и <должного>. Подобный же метод рассуждений мне хочется применить и по отношению к феноменам психотерапии и самопознания. Обычно человек, задавшись целью


Считаю нужным сразу же оговориться, что <должно>, как я употребляю это понятие, являет собой нечто отличное от невротического <должно> по Хорни (см. главу 3 в (49)). <Долженствование> по Хорни обычно исходит извне, от некого арбитра, долженствование a priori, перфекционистское, - одним словом, заведомо неисполнимое. Когда я говорю о <долге>, я подразумеваю конституционный уклад организма, реальный потенциал, заложенный в нем, который может быть задействован и который организм призывает на помощь в случае угрозы заболевания.

Слияние действительного и ценностного

понять, чему он равен, что он представляет из себя на самом деле, подходит к этому с точки зрения <долженствования>. Что я должен делать? Каким я должен быть? Как мне поступить в этой ситуации? Посвятить мне себя этой работе или той? Развестись или нет? Быть или не быть?

Неискушенный человек, оказавшийся рядом, склонен воспринимать такие вопросы однозначно. Он сразу же отзовется <я бы на твоем месте...> - и даст конкретный совет. Но специалист не может не знать, что советы такого рода в лучшем случае не помогают решить проблему, а в худшем могут нанести непоправимый вред. Я бы не взялся растолковывать другому человеку, как ему следует поступить в той или иной ситуации, не стал бы давать конкретных советов.

Мы уже знаем, что для того, чтобы человек понял, как ему следует поступать, он прежде должен понять, кто он такой, что он из себя представляет. Прямая дорога к главным нравственным и ценностным решениям, к верному самоопределению, к <правильности> идет через самого человека, через познание им своей природы, своих особенностей, через открытие им правды о самом себе. Чем глубже он познает свою природу, желания своего внутреннего <Я>, свой темперамент, свою конституцию, свои потребности и устремления, чем отчетливее он осознает, что на самом деле доставляет ему радость, тем легче, естественнее, автоматичнее, эпифеноменальнее будет решена им проблема ценностного выбора. (Это не мое наблюдение, это одно из величайших открытий фрейдизма, незаслуженно обойденное вниманием.) Если человек познает, что именно согласуется с его природой, что приемлемо для нее и что нужно ей, то многие проблемы просто отпадут сами собой, а решение остальных не составит труда*. (Не стоит забывать, что по * Нельзя сказать, что познание своей идентичности, достижение аутентичности, полная самореализация автоматически избавляют человека от всех этических проблем. Когда отпадут псевдопроблемы, четче проступят реальные. Но, без сомнения, человек, ясно осознающий себя, легче решит и их. Честность перед собой, ясное понимание собственной природы служат необходимыми предпосылками естественности морального выбора. Я ни в коем случае не беру на себя смелость утверждать, что для этого достаточно просто стать аутентичным или хорошо познать себя. Зачастую одной аутентичности недостаточно - она выступает в качестве необходимого, но отнюдь не достаточного условия. Я пока не оставляю в стороне несомненное обучающее воздействие психотерапии, когда терапевт становится для своего пациента примером для подражания, когда пациент невольно принимает систему ценностей терапевта. Хочу сконцентрироваться на основных вопросах: Что главное для человека? Что второстепенное? Что нужно развивать? Что нужно минимизировать? К чему должна стремиться психотерапия - просто помогать человеку обнаруживать правду о нем самом, то есть к чистому самопознанию, или ставить перед собой более прагматические цели? Попутно замечу, что если мы не хотим навязывать или внушать пациенту свое мировосприятие и свою систему ценностей, мы можем воспользоваться как уроками отчужденности психотерапевта от пациента, преподанными Фрейдом, так и методом <спора о главном> экзистенциальной психотерапии48.

124

Ценности

знание природы одного человека одновременно приближает нас к познанию человеческой природы в целом.)

Таким образом, мы помогаем человеку обрести его <должно> при помощи того, что <есть>. Познание своей глубинной сущности это - одновременно и постижение фактов, и постижение ценностей. Такого рода ценностный поиск, хотя он основывается на сборе данных, фактов, информации, то есть на поиске истины, находится непосредственно под юрисдикцией науки. Что касается психоанализа, как и всех прочих, не посягающих на целостность человека, а только раскрывающих его сущность, невмешательных, даосистичных методов терапии, то одинаково справедливо будет сказать, что они с одной стороны являются научными методами, а с другой - способами постижения смысла жизни; терапия такого рода - это всегда нравственный поиск, даже поиск божественного в естественнонаучном смысле.

Заметьте, во всех этих методах терапевтический процесс и цель терапии (еще один обычный контраст между тем, что <есть> и что <должно быть>) неотделимы друг от друга. Попытки развести эти две стороны одного явления выглядели бы нелепо, если бы не гро