Уроки именно такого, высшего научения, если говорить о моей жизни, я ценю гораздо выше, чем любые другие уроки и лекции; они принесли мне гораздо больше пользы, чем зубрежка названий двенадцати черепно-мозговых нервов, изучение методов диссекции мозга, мест прикрепления мускулов к костям и прочих опытов познания, столь знакомых студентам-медикам и биологам.
Гораздо более важным уроком для меня стало рождение ребенка. Наш первый ребенок полностью изменил мои психологические воззрения. Он заставил меня по-новому посмотреть на бихевиоризм, который я поддерживал тогда с большим энтузиазмом. Именно с той поры бихевиоризм стал казаться мне таким глупым, что я сейчас не переношу его на дух. Рождение второго ребенка преподало мне урок того, какими разными могут быть люди даже в утробе матери. С тех пор я не в состоянии мыслить в терминах психологии научения, согласно которой любого человека можно научить чему угодно. Возьмите хотя бы тезис Дж. Уотсона: <Дайте мне двух младенцев, и я сделаю одного таким, а второго - другим>. Мне кажется, что у него просто не было своих детей. Мне-то теперь прекрасно известно, что родитель не в состоянии формировать своего ребенка по своему произволу. Дети сами творят себя. Самое большее, на что способен родитель - и этим ограничиваются большинство родителей это протестовать, когда ребенок слишком увлекается нашим воспитанием.
В моей жизни был еще один серьезный и полезный для меня урок, его я тоже ценю гораздо выше, чем университетский курс и научные звания. Это был мой личный психоанализ - открытие мой идентичности, моего <Я>.
182
Образование
Вспомню и еще один урок - пожалуй, еще более важный - опыт моего супружества. Он был гораздо более важным и поучительным, чем защита докторской диссертации по философии. Если рассуждать о том, что придает нам мудрости, понимания, насущных жизненных умений, то лучше это делать в терминах внутреннего обучения, внутреннего научения, то есть думать прежде всего о том, как научиться быть человеком вообще, и только затем - как научиться быть этим конкретным человеком. Сейчас я всерьез занят тем, что пытаюсь уловить все эпифеномены понятия внутреннего образования. По крайней мере один из них я могу назвать уже сейчас. Наше традиционное образование серьезно недомогает. Если взяться осмыслить проблемы в терминах образования, воспитания, создания хорошего человека, а потом вспомнить дисциплины, преподанные нам в школе, то на вопрос:
<Сделали ли тебя лучше уроки тригонометрии?>, эхо ответит вам: <Вот еще! При чем здесь это?> Лично для меня уроки тригонометрии оказались в прямом смысле пустой тратой времени. Такими же бессмысленными стали для меня и уроки музыки. Ребенком я глубоко чувствовал музыку и искренне любил фортепьяно, я любил его настолько сильно, что мне не хотелось изучать его. Да и мой учитель достаточно быстро дал мне понять, что музыка - это нечто живущее самостоятельной жизнью, отдельно от человека. И мне пришлось уже взрослым заново учиться музыке, учиться самому.
Заметьте, когда я говорю об образовании, я говорю о достижении цели. Таким образом я отрицаю всю науку прошлого столетия и всю современную классическую философию, которая по духу своему является скорее технологией, а не философией достижения цели. Таким образом я отвергаю позитивизм, бихевиоризм и объективизм как теории человеческой природы. Таким образом я отвергаю всю модель науки и те ее достижения, которые явились результатом исторической случайности, состоящей в том, что наука зародилась как инструмент для изучения безличных, оторванных от человека вещей и явлений, таких, у которых не может быть ни цели, ни устремленности к ней. Физика, астрономия, механика, химия не смогли бы состояться как науки, если бы не были абсолютно безоценочными, принципиально нейтральными, исключительно описательными, но наука в целом совершила огромную ошибку, которую мы начинаем осознавать только сейчас, - она использовала модель, сложившуюся при изучении объектов неживой природы в деле изучения человека. По отношению к человеку это ужасная техника. И она не сработала.
Психологи, опирающиеся на эту объективистскую, накопительную, безоценочную, нейтральную модель науки, которая подобно строящим коралловый риф моллюскам пытается слепить частные факты о том и о сем в нечто целое, эти психологи не то чтобы неправы, а скорее просто банальны в своем мышлении. Чтобы не затаптывать в грязь мою науку, я должен подчер Обучение и высшие переживания
183
кнуть, что уже сегодня мы знаем великое множество вещей, которые действительно важны для понимания человека, и при этом не могу не отметить, что большая часть этих знаний добыта не с помощью естественнонаучных методик, а благодаря новым техникам гуманистической науки.
На недавней церемонии, посвященной открытию Центра Линкольна, Арчибальд Мак-Лэйш в частности сказал:
<Нельзя считать ошибочными великие достижения науки - информация всегда лучше невежества, какая бы ни была информация и какое бы ни было невежество. Наша ошибка заключается в безоговорочной вере в информацию, в то, что информация способна изменить мир. Информация этого сделать не может. Информация в отрыве от человека столь же бессмысленна, как ответ на незаданный вопрос. Именно искусство дает перспективу человечеству, только посредством искусства информация обратится в истину...>
В некотором смысле я не согласен с Мак-Лэйшем, хотя могу понять, чем было вызвано его высказывание. Он говорил об информации, не нуждающееся в новом, несведущей о гуманистической психологии, полученной без учета новой концепции науки, концепции, которая не только отрицает старые догматы безоценочности и нейтральности науки, но и считает первейшей обязанностью науки обнаруживать ценности, свойственные человеческой природе и изначально ей присущие, эмпирически исследовать их, доказывать и подтверждать. Работа над этим сейчас в самом разгаре.
Все сказанное мистером Мак-Лэйшем справедливо для эпохи двадцатых годов нашего столетия. Сейчас это можно счесть справедливым, если не замечать существования и развития новой психологии. <Именно искусство дает перспективу человечеству>. Так было когда-то. К счастью, теперь это не так. Сейчас мы можем собирать информацию, которая будет способствовать лучшему пониманию человека, которая будет ориентировать человека, информацию, содержащую внутри себя некие тенденции и подсказывающую нам верный путь. <Только посредством искусства информация обратится в истину>. Я не согласен с этим утверждением и имею на то убедительные резоны. Чтобы отличать плохое искусство от хорошего, необходимы некие критерии. Насколько я осведомлен в этом вопросе, на сегодняшний день искусствоведение такими критериями не располагает. Они только-только начинают формироваться, и мне хочется пунктиром пометить эмпирические возможности, которые могли бы способствовать этому процессу. Мне кажется, что именно в намеченном мною направлении возможно ожидать появления некоего объективного критерия для отличения хорошего искусства от плохого.
Если мы с вами живем в одном пространстве и времени, то вы не можете не знать, что мы переживаем эпоху полной и всеобщей утраты ценностей в искусстве. В музыке ничего невозможно доказать касательно, например,
184
Образование
или Элвисом Щ асается лично него,
. крт (ели
. Труды по искусствоведению тоже утеряли д: [ризывают нас забыть о ценностях;
отсутств! фрейдистском
достоинств Джона Кейджа по сравнению с Бетховеном
ели. В живописи и архитектуре точно такой же разброд. Сегодня в искусст нет общепринятых ценностей. Я перестал читать статьи музыкальных Крит ков. Я не вижу в них смысла. Труды по искусствоведению тоже утеряли д:
меня смысл. Как и книжные обозрения. Вокруг царит хаос и буйствует ана озз] хия стандартов. Например, недавно я наткнулся в
Когда Арчибальд Мак-Лэйш заявляет, что искусство ведет к истине, А "ике обр чибальд Мак-Лэйш имеет в виду некие произведения искусства, которые нр -ерапии
вятся лично ему, Арчибальду Мак-Лэйшу, но которые могут не поправить его сыну. И кроме этого Мак-Лэйшу нечего добавить к своей декларации. ( шох не в состоянии убедить людей в своей правоте. Мне кажется, что отсутств! t)pei аргументов само по себе служит неким символом поворотного пункта наш> rfOM.
истории.
Мы поворачиваем, чтобы взглянуть на мир с новой точки зреш юззрение. Вокруг нас происходит нечто новое. Есть существенная разница между те что было вчера, и тем, что есть сегодня, и это не смена пристрастий или настр ений экспертов. Это эмпирически разоблаченная действительность. Перед на> открываются новые явления, которые позволяют нам формулировать предп усилия ложения относительно ценностей и образования.
Одно из таких открытий заключается в том, что человеку свойствен! , гом, ] высшие потребности54, потребности, которые обладают признаками инсти *ает ктоподобия, а значит являются частью его биологической природы, -так] как потребность в достижении лучшего, в уважении, в свобс лощении. Это поистине революционное открытие со всеми отсюда последствиями.
Другое открытие соотносится с тем, что по моему мнен сейчас в социальных науках: многие представители этих наук начинают обну^чит я руживать, что физическая, механистическая модель науки была ошибочна помыслах в конце концов привела нас... К чему? Да, к атомной бомбе. К идеальны технологиям убийства, воплощенным в лагерях смерти. К Айхманну. В( позитивистская наука и философия науки не смогут опровергнуть убежд ний и деяний этого палача. Ей нечем крыть его карты, и так будет до тех по пока он жив. Он просто не знал, что такое хорошо и что такое плохо. Ч'