О группах встреч. Позвольте поделиться с вами одним наблюдением. Я побывал здесь только на одном групповом обсуждении - вчера вечером - и я не представляю, каково бы мне пришлось, если бы я жил так всю жизнь. Никто никогда за всю мою жизнь не говорил со мной столь прямо и откровенно. Ваш мир разительно отличается от конвенционального мира университетской профессуры. Факультетские собрания совсем не похожи на эти встречи. Они ни черта не дают, и я всегда стараюсь избежать их. Представьте себе, все там настолько вежливы, что от них не услышишь даже <фи! > Я вспоминаю, как однажды долго размышлял об одном профессоре и неожиданно для себя понял, что он не сможет произнести слово <дерьмо>, даже если завязнет в нем по шею. Здесь же все устроено совершенно иначе, и это потрясло меня вчера. В том мире, в котором живу я, все люди предельно вежливы, их страшит конфронтация. Ты чувствуешь себя в окружении полчища старых дев, - я разумею здесь и старых дев мужского пола. Как было бы замечательно, если бы вы вдруг оказались на каком-нибудь из наших факультетских собраний и показали бы им, что такое настоящая дискуссия. Вы бы всех там поставили на голову. И мне кажется, это было бы нам на пользу.
Главный практический вопрос. Эти мои рассуждения снова заставляют меня поднять вопрос, который я уже успел всем здесь задать. Это очень важный вопрос, и мне показалось, что у вас пока нет на него ответа. Он заключается в том, почему некоторые люди остаются здесь, а некоторые уходят? Он важен еще и вот почему: если ваш опыт положить в основание образовательного учреждения, то насколько он окажется хорош, а если хорош, то для какой части населения? Какой части населения вы сможете быть полезны? Для какой части населения ваши методы не подойдут? И я скажу, что в этом нет греха, не ошибается только тот, кто не работает.
Вы, живущие здесь, преодолели внутренние барьеры, преодолели страх. Но что вы думаете о тех людях, которые не могут победить страх? Чем они отличаются от вас? Это сугубо практический вопрос. Рано или поздно вы выйдете отсюда и где-нибудь, в другом месте, в будущем создадите учреждение, подобное этому. Вас должна беспокоить проблема повышения процента остающихся у вас людей.
О психотерапии. Та же самая проблема стоит перед психоанализом, перед индивидуальной психотерапией. На основании своего опыта психотерапевты выработали мнение, что именно прямолинейность отпугивает пришедших к ним за помощью людей. Руководствуясь этим убеждением, они чрезвычайно мягко обращаются с людьми, и зачастую проходит несколько , Щу
Синанони Евпсихея
247
месяцев, прежде чем они всерьез начинают понимать проблему пациента. Там принято сначала наладить взаимоотношения и только затем брать на себя смелость оказать некоторое давление на пациента. Это в корне противоположно тому, что делаете вы: здесь никто не собирается ждать шесть месяцев, интенсивная терапия начинается сразу с порога. Естественно, что у меня возникает вопрос - какая тактика лучше, и для кого, и для какой части пациентов? По сравнению с размеренным течением психоаналитических сеансов кажется, что здесь все происходит молниеносно.
Вот еще о чем это мне напомнило. Я убежден, что немного пользы в том, чтобы давать людям правду. С этим убеждением я вырос и им пользовался в своей психотерапевтической практике. Правду нельзя давать, нужно помогать человеку открывать ее самому. Это не может прийти сразу или слишком быстро, потому что правда далеко не всегда бывает приятна. Человек открывает ее и смиряется с ней постепенно. Должен прямо сказать, что происходящее здесь походит на то, как если бы правду <выдергивали> из человека и швыряли ему в лицо. Тут никто не ходит за ним восемь месяцев в ожидании, пока он разродится своей правдой. Но люди, остающиеся здесь, как-то выносят это, и похоже, это идет им на пользу. Это противоречит всей теории психиатрии.
О самопознании и работе в группе. Каким-то образом обсуждение на группе помогает человеку. Никто, между прочим, точно не знает, почему так происходит. Все, что известно, так это то, что оно приносит пользу. Я еще до конца не разобрался в той массе впечатлений, которую получил от нашей вчерашней беседы. Я пока не знаю, что мне делать с ними, - видимо, нужно время, чтобы привести их в систему. Единственное, что я-понял наверняка, в чем я теперь твердо убежден, это в том, что за один вечер можно сделать с человеком то, чего психоанализ не добьется за сотню лет. Это воистину может стать откровением - беседа о том, кто ты есть, каким ты кажешься другому, и тут же еще шесть человек соглашаются с тем, что ты производишь именно такое впечатление. Наверное, просто невозможно понять, кто ты есть, невозможно сформировать свою идентичность, пока не узнаешь, каким тебя воспринимают люди. Это нечто новое для меня. Психоанализ еще не сделал такого допущения. Там не принимается в расчет, каким тебя видят окружающие. Там имеют дело с твоими потрохами, внутренностями, с твоими фантазиями и снами.
У меня возникло чувство, что, останься я подольше в этой группе, я бы узнал о вещах, о которых раньше и не думал. Я бы, наверное, обрел о себе знание, подобное тому, что дает просмотр съемок скрытой камерой я понял бы, каким меня видят окружающие меня люди. Я смог бы оценить это новое для меня знание, поразмыслить о нем, задаться вопросом, правы эти люди или не правы. Насколько они правы? Уверен, что это помогло бы мне лучше узнать себя. Такое самопознание было бы полезно в поиске своей идентичности.
248
Общество
Нужно превозмочь боль, и ты получишь радость от нового знания о самом себе. Ведь всегда лучше знать, чем гадать и терзаться сомнениями. <Может быть, я плохой, и он поэтому не разговаривает со мной? Может, я не нравлюсь им, и они поэтому так обращаются со мной?> Для обычного человека жизнь - сплошная череда таких <может быть>. Он не знает, почему люди улыбаются ему или почему не улыбаются. Очень приятно освободиться от предположений и сомнений. Очень приятно что-то знать наверняка.
17
О евпсихичном управлении
Основной вопрос евпсихичного управления - вопрос о том, какие виды труда, какие типы контроля, какие формы поощрения и вознаграждения будут способствовать здоровому росту человеческой природы, не будут препятствовать ее полному и разностороннему воплощению. То есть, какие условия труда лучше всего будут способствовать самореализации личности. Но мы можем по-иному повернуть этот вопрос, можем спросить иначе: как лучше использовать людей на благо целям и ценностям процветающего общества, члены которого живут нормальной, здоровой жизнью, полностью удовлетворяя свои базовые потребности - потребность в пище, одежде, жилище и прочие? Как нужно обращаться с ними? Какие условия необходимо создать, какие стимулы, материальные и нематериальные, нужно использовать для того, чтобы люди работали лучше?
Евпсихичные условия труда зачастую идут на пользу не только работнику, - они бесспорно добавляют здоровья и энергии предприятию, повышают качество и увеличивают количество производимого продукта или оказываемых услуг.
Таким образом, можно по-новому рассмотреть проблему управления (на любом предприятии и в любом обществе), а именно: каким образом организовать социальные условия, чтобы цели индивидуума совпадали с целями организации? В каком случае это возможно? Когда невозможно? Когда вредно? Каковы силы, способствующие синергизму общественного и индивидуального? Какие силы, наоборот, усиливают антагонизм между обществом и индивидуумом?
Эти вопросы со всей очевидностью затрагивают самые существенные, самые основные аспекты жизни общества и человека, самые существенные аспекты социального, политического и экономического устройства и даже философию в целом. Таким же образом я, например, в своей работе
250
Общество
необходимо и возможно преодолеть ограничения, навязываемые ей внеценностной, механистической мод елью науки.
С этой точки зрения справедливо будет и рассуждение о том, что классическая теория экономики в ее нынешнем виде базируется на неадекватном понимании человеческой мотивации56 и потому тоже должна кардинальным образом измениться. Для этого ей надо всего лишь принять за реальность высшие человеческие потребности, включая потребность в самоактуализации, стремление и любовь человека к высшим ценностям. Я уверен, что то же самое верно и в отношении политологии, социологии и всех других социальных и гуманистических наук и профессий.
Я говорю все это для того, чтобы еще раз подчеркнуть, что проблема управления заключается вовсе не в изобретении новых приемов менеджмента, не в хитрых уловках или остроумных техниках, с помощью которых можно будет заставить людей лучше делать то, что им не нужно. Теория управления не может быть руководством по эксплуатации человека человеком.
Нет, проблема скорее заключается в том, что ныне мы можем наблюдать прямое столкновение набора ортодоксальных ценностей с новой системой ценностей, которая оказывается на поверку не только более эффективной, но и более истинной. В этом столкновении мы можем видеть некоторые из поистине революционных последствий, расцвет которых нам предстоит пережить, если мы признаем, что человеческая природа недооценивалась, что человек имеет высшую природу, которая так же <инстинктоподобна>, как и его низшая, и что именно в этой высшей природе человека рождается потребность в осмысленном труде, в ответственности, в креативности, потребность в добросовестности и точности, потребность делать стоящее дело и делать его хорошо.
Достаточно понять это, и мы согласимся, что говорить о вознаграждении за труд, имея в виду только <зарплату>, <премию> и прочие способы материального поощрения, становится уже невозможно. Разумеется, базовые потребности могут быть подкуплены деньгами, но стоит перейти некий рубеж, стоит удовлетворить их, и оказывается, что людей интересуют и более высокие формы <вознаграждения